Сорок четыре килограмма

В то утро перед игрой они проснулись вместе – это был восемнадцатый раз или двадцать восьмой… У Киеши маленький дом, а комната полна разных глупостей, создающих настроение и таинственную атмосферу – тут живет не просто старшеклассник, тут живет тот, кто привык сражаться до конца. Куроко в первый раз незаметно даже для самой себя вошла в этот стиснутый мир с испуганным лицом, но без колебаний – а когда проснулась, самой себе показалась частью жизни Киеши. Без права на привычное для нее исчезновение. Они поели вместе, бабушка и дедушка Киеши спали – потом тихонько вышли, дорога в ноябре уже покрылась инеем, худые щеки Тецу покраснели. Пришлось остановиться возле продуктового, купить ей горячий кофе, отогревать озябшие пальцы. Отсюда и началась эта история – их, стоящих у витрины, по-своему уставших, но счастливых, увидел кто-то третий. И этот кто-то не принадлежал к прошлому Куроко – но принадлежал к прошлому Киеши. И даже менял его. - Значит, ребенка у нас не будет? – спросил Киеши перед началом игры. Куроко, как менеджер теперь, сидела на скамье – но сожаления не было. После разговора с Момои, когда блокнот Рико был зажат в чуть влажной ладони, ей казалось, нужно просто пройти дальше – все остальное они решат уже вместе, вдвоем. - Пока не будет, - неловко выдала она. – Я потом тебе все расскажу… - Ага, - он неловко коснулся губами ее лба, - Подождем конца игры. Конец игры настал слишком рано – после первого тайма Куроко на скамейке уже не было, она исчезла, незаметно для всех и для самой себя. *** Впервые он сыграл с Киеши еще в средней школе. Проиграл. Потом снова. Проигрывал так часто, что сам забыл, сколько в общем раз это случалось. Больно ли это или уже привычно – выпало из памяти. Он долго искал причины своего проигрыша, пытался понять их, тренировался. А потом понял – он никогда не был слабее Киеши или целого мира. Слабее всегда были те, с кем он был вынужден играть в команде. С этого и началась его драма. Его выводило из себя счастливое выражение его лица – терпеть не мог радостной улыбки, слов о том, что главное – игра, попыток подружиться. Если бы Киеши был лгуном, который только притворялся его другом, если бы Киеши презирал его слабость – ему было бы легче. А так не было смысла даже портить Киеши жизнь. Он был готов испортить ее сам без лишних слов, если бы его попросил кто-нибудь. Таким был Киеши. Железное чертово сердце. Ханамия таким не был – и боялся стать таким больше всего на свете. На свете обязательно должны существовать отрицательные персонажи, иначе свет лишится своего баланса и потускнеет. В последний раз для себя он твердо решил – проигрывать больше не станет. И дело не в мести, это участь для слабаков, дело не в дурацких принципах… Он просто однажды решился бросить вызов самому себе – попробовать хотя бы раз, хотя бы для самого себя стать главным героем. И неожиданно – ему понравилось. Хруст его коленной чашечки, вопль боли – он запомнил их на всю жизнь. Впервые он пал перед ним, встал перед ним на сломанные теперь колени. И долго потом не мог понять, почему, за что, зачем он – такой же некоронованный, как и он сам – скалится в улыбке и не пытается даже обвинить его в отсутствии чести… Киеши решил: у Ханамии нет принципов и морали нет. Ханамия решил: сыграть роль плохого парня до конца, раз уже репутация позволяет. И никакой ненависти – так, голые расчеты. Киеши он потом простил бы многое – даже его возвращение в Токио, в команду простил. Но простить счастливое тупое лицо и крохотную фигурку, которая беззастенчиво прятала озябшие ладошки в его кармане, он не смог. Разве такое прощают? У Куроко волосы светлые, мягкими волнами ниспадают по плечам, а глаза – глаза, как две капли талых вешних вод, редкость в наше время. Будь она типажной, фигуристой, напоминай она его собственных девиц, в чьих головах давно поселилась мертвенная пустота, а внутри бились пахнущие духами, обшитые кружевом и стразами, сердца – это была бы его, Ханамии, победа. Но победил Киеши. Снова. Потому что Куроко была особенной – это читалось между строк, между прохладных страниц ледяного неба ноября. Она была особенной – и могла заменить собой не только сломанное колено или даже баскетбол – для того, кем двигала одна лишь честь, Куроко могла стать тихой гаванью, спасением, целым миром, наконец. А раз такое могло случиться, Ханамия должен был исправить все собственными руками. Как и положено отрицательному персонажу. *** - Ты – Куроко? – скорее уточнил, нежели спросил он, - Дурацкое имя. - Это фамилия, - спокойно ответила она, - Зовут – Тецуя. - Как мальчишку… - Мама хотела сына и имя выбрала заранее для него, - Куроко пожала плечами. – Могла похуже назвать, поэтому… - И долго у тебя с ним? – перебил ее он. Хотелось спросить другое – серьезно ли все, но воздержался. Почему-то это показалось неуместным. - Надеюсь… - как-то просто и спокойно ответила она. – Это ведь из-за тебя он год назад упал? Он сидел и смотрел на нее, не понимая, откуда она догадалась – неужели вселенская боль, которую он сдерживал внутри все это время, прорывалась наружу?.. Она сидела и смотрела на него, не понимая, как мог он взять и обрушить на человека, созданного для того, чтобы вытаскивать тех, кто попал в темную воду, свой первозданный гнев… - Я могу изнасиловать тебя или убить, - небрежно бросил он – как бы напоминая. - Я знаю, - сказала ему Куроко, ей хотелось добавить, что это будет не впервой, но почему-то она знала заранее – Ханамию это не удивит. Он жил в том мире, где оставить на поле товарища, иногда нормально и даже правильно. А разделить то, что вы хранили на всех, уничтожив полностью – даже почетно. Разве это так сложно понять? До конца игры они так и сидели в запертом пустом классе, смотря друг на друга. Ханамия думал, что никогда в жизни не встречал таких бесконечно пустых глаз, внутри которых отражение Киеши смотрится даже грустно. Куроко думала – на перерыве они заметят ее отсутствие и будут беспокоиться, не хорошо так. Она искренне мечтала о победе Сейрин, несмотря на то, что сама больше на поле не выходила – победа стала для нее символом, чуть больше, чем мечтой, чуть меньше, чем целью… Ханамия таким не был – и боялся стать таким больше всего на свете. На свете обязательно должны существовать отрицательные персонажи, иначе свет лишится своего баланса и потускнеет. Но кто сказал, что отрицательные персонажи обречены на одиночество?.. В последний раз для себя он снова проигрывал во всем – но больше повторять это он не был намерен. И дело не в мести, это участь для слабаков, дело не в дурацких принципах… Он просто однажды решился бросить вызов самому себе – попробовать хотя бы раз, хотя бы стать главным героем не для одного себя, но, возможно, и для пустых бесцветных глаз, если получится. И неожиданно – ему понравилось.