Сорок четыре килограмма

Наступил тот день, когда Куроко ощутила в полную силу, что делал для нее Киеши. Помимо, конечно, такой мелочи, как спасение души и тела, родство, близость, удовольствие, в конце концов. Киеши отлично знал ее – каждый миллиметр ее души, знал и любил. Так, как он, этого не делал никто. Никто никогда и не пытался – им почему-то хватало ее тени, а Киеши любил свет и знал, что он в ней есть. Куроко поняла это накануне игры Акаши с Мидоримой. Наступили первые морозы – снег согнал их с Ханамией из парков в теплые дома. Один вечер они проводили у него дома, другой – в ее тесной комнате. А в третий навестили бабушку Киеши. Та была рада видеть их – его даже больше чем ее, но виду она не подала, они это поняли инстинктивно. Чай у нее пах брусникой, печенья были сухими, в доме до обидного не хватало высокой фигуры, заботливо подталкивающей под руку и в спину. Не хватало Киеши. - Тебе больше не стоит приходить сюда, - сказал ей Ханамия, когда они покидали гостеприимный дом. – Ты сломаешься, Тецу. Ханамия, как оказалось, тоже отлично знал ее – каждый миллиметр. *** За неделю до игры случилось другое хорошее событие, кроме того, что освоенный ею прием оказался действительно полезен. Кагами вернулся из Америки. С собой он привез своего учителя, кучу подарков всем подряд и Аомине. - Зачем ты брал его с собой? – спросила Куроко, несмотря на то, что тренер стояла за спиной и собиралась задать этот же вопрос, как и положено было тренеру. - Я не хотел ехать туда без друга, - просто ответил он, забыв о том, что Куроко тоже его друг. - Он мог выучить там приемы, которые давно хотел выучить я, - тускло пояснил Аомине. Его глаза смотрели на Куроко с обожанием – но уже по инерции, по законам небесных тел и земного притяжения. За ними стояла Момои, которая давно знала обо всем. Перед ними стояла Куроко, которая узнавала это сейчас. Нечего было больше скрывать, но они пытались. Настойчиво, упрямо. Куроко улыбнулась. Внутри у нее оказалось пусто и прохладно – как в те летние дни, когда она совершала самые большие свои ошибки. Занавески тихо шелестели, ветер двигал их и звонил в колокольчики. Ей стало хорошо. - Кагами-кун, - сказала она, когда он провожал ее до дома после тренировки. – Кагами-кун… Ей так много хотелось сказать ему и для него, но подобрать слова оказалось сложно. Перед глазами вставал Аомине, его игра, его теплые руки, поддерживающие ее, его блеск в глазах – она больше не помнила той боли, что он принес ей, не помнила то, что отталкивало ее от Аомине, не как от мужчины – как от человека. И единственный виновный в том – Кагами, и он сейчас шел рядом с ней и оставался ее светом. Не более того. Светом Куроко – и кем-то большим для Аомине. - Спасибо, - говорила она снова и снова, когда они прощались у двери. - Не за что, Куроко, - не краснея и не отворачиваясь, отвечал он. Они оба понимали, за что именно благодарит его Куроко и оба признавали ее право на это. *** Акаши тоже был благодарен Кагами, но за то, что тот с самого начала считал себя недостойным Поколения Чудес и Куроко. Он ценил мудрость в людях, неспособных на нее по определению, ему не о чем было волноваться. Он вообще давно успокоился – весь Зимний Кубок, как большой фарс, не волновал его. Перед глазами проносились события, мир менялся с ног на голову, все вокруг превращалось в единую большую серую массу – а он был счастлив, был спокоен, был даже собраннее обычного. Был самим собой. И никто не мог выбить его из колеи. В колею, в которую он вошел, его звали и раньше, но когда Куроко проходила мимо в руках Киеши, что-то внутри разламывалось на куски – Акаши знал, что маленькое спасение для женщины всегда будет значить куда больше того дара, что он сделал ей между делом в Тейко – открытый им талант греет ее, но греться возле Киеши куда интереснее. Глупая, глупая Тецу… Акаши видел ее счастье – знал, что ей не хватит Киеши в один момент – а рука ее сама потянется к мячу, предвидел этот момент и не мог помочь ей. Время расставит все на свои места, так ему казалось – а его место возле Куроко, и он был уверен в этом больше чем кто-либо. Он думал, что не делает ничего плохого – ведь говорят же, когда ты счастлив, расскажи всему миру, когда тебе больно – промолчи. Акаши не было больно. Акаши было никак. Он знал Куроко и был готов нести ответственность за то, что она сломана и им, и не только. А еще он знал Мидориму, у которого собирался выиграть просто так – чтобы его бывшая правая рука не забыла о своем месте: первом, но только после него самого. Мидорима думал иначе – но мысли Мидоримы волновали Акаши еще меньше, чем мысли Куроко. - Я знаю, что поступаю правильно, - говорил он себе. Я никогда не ошибался. Я прав. Когда он узнал о возвращении Кагами и Аомине, он был благодарен уже им обоим. Наступало время матча – новая идеальная команда Акаши стояла за его спиной, а тот, кто должен был доказать Куроко, что не она одна может быть тенью, сидел рядом и улыбался ему просто и легко, как улыбаются самые страшные герои любых сказок.