Сорок четыре килограмма

Мидорима проиграл Акаши не одно очко – и почему-то сразу смирился. В конце концов, он был слабее еще там, еще тогда. Когда за окнами стало темно, а собственная гордость зарубцевалась, он вышел из опустевшего здания. Пошел вперед. Пошел чуть быстрее, чем раньше. Он шел и помнил – в тот сочельник, когда он полюбил Куроко, стояла такая же снежная погода, и небеса казались низкими и тяжелыми. Он не жалел себя, мужчины таким не занимаются, у него не было сожалений или скорби – он просто думал о том, что возьмет-таки реванш, что вырвет его из рук Акаши, может быть, и не в этом году – но точно. А сейчас он просто шел и помнил – в тот сочельник шел снег, а на Куроко был пушистый свитер, в котором она тонула – запястья ее казались тонкими веточками, которых они едва не сломали. Он шел и помнил, не замечая, что отдаляется от собственного дома и амбиций. Он шел к ней – и пальцы его твердо сжимали сумку с формой, но уже не помнили, где оставили сегодняшний талисман. Мидорима проиграл – и шел за другим. *** Куроко после сегодняшнего заявления могла ждать кого угодно – но не его. Она открыла дверь слегка – удивившись, распахнула ее полностью. Стояла так, не замечая холода – Мидорима оттолкнул ее и вошел внутрь. Ее родителей не было дома. Ее бабушка давно спала. На Куроко были растянутые шорты и кофта с капюшоном – слишком велика даже для того, чтобы быть кофтой ее потенциального мужчины, ее оставил Киеши, когда ночевал в прошлой жизни рядом с ней – теперь это было ее доспехами, ее свадебным платьем. Мидорима оттолкнул ее и вошел внутрь. Сел прямо у порога. И – забыл все, о чем хотел поговорить с ней. Забыл о том, кто он, почему и зачем. Сидя на пороге, всматривался в ее отросшие волосы, огромные чуть сонные глаза – легкую царапину на щеке, она ведь тренируется. - Привет, - тогда сказала сама Куроко, чтобы помочь ему. – Хороший матч был сегодня. - Ты же его не видела, - отозвался он глухо. – Не пришла ты… - повторил он. И расплакался. Слезы струились по его лицу, текли, потому что он сдерживал их с того самого дня, когда Акаши обошел его впервые – и перестал быть его другом. Густые горячие слезы заливали лицо, очки, лишали его зрения. Мидорима снял их – и протянул Куроко. Он плакал беззвучно и не прерывался на то, чтобы вытереть слезы. Ему было и стыдно за эту сцену, и хорошо. Она была рядом. Куроко все поняла. Она села рядом с ним. И закрыла его лицо своими руками. Она слишком привыкла помогать ему, чтобы сейчас стать для него просто немым свидетелем – да и хватит быть свидетелем, хватит. Мидорима слушал, как бьется его собственное сердце, вдыхал слабый запах мыла от ее ладоней, смотрел на собственные очки в ее руках. - Шинтаро прав, - услышал он самым сердцем. – Ты не приходила сегодня. Из-за спины Куроко, с той комнаты, откуда она вышла открыть дверь, выходил следом Акаши. Он успел переодеться и оставить сумку дома, скорее всего. Он успел опередить его на целый час – или даже два. Он все успевал. И сейчас он выходил вслед за ней, как хозяин положения, как истинный победитель, как чертов мужчина – а у него, у Мидоримы, не было ни сил, ни права обвинить его в этом. - Тецуя, - сказал Акаши негромко. – Ты должна была прийти сегодня. Он замолчал и не договорил самых главных слов – Куроко уже все поняла. Она без лишних движений, прижимала голову Мидоримы к своей груди, пока Акаши смотрел сквозь них, прощала в сотый или миллионный раз – и оставалась им обоим другом, товарищем, женщиной. Акаши закрыл распахнутую дверь, потому что снег шел стеной за Мидоримой и не оставлял и шанса на тишину. Мидорима закрыл глаза, чувствуя, как еле ощутимый знакомый ему запах Куроко проникает в каждую клетку его тела, заполняя разум доверху. Он был счастлив. И по-своему прощался с ней сейчас. Как уже успел попрощаться Акаши. Его соперник, его капитан. Его друг. *** Тецу лежала на спине, широко раскрыв глаза – одна ладонь устало легла ей на голову, другая уже не принадлежала ей – Акаши сжимал ее в своей ладони, он попросил. - Мама, наверное, не поймет, - подумала она. – Остались на ночь. Спят тут. Она рассеянно рассматривала футон для гостей – с кровати Акаши казался ребенком, Мидорима – обычным школьником. После матча они уставшие и голодные – могла ли она отогнать их от себя, нет… Скоро она будет вспоминать их лица, как самое дорогое в жизни, как самое близкое, как часть самой себя. Она улыбнулась рассеянно – Акаши поймал ее улыбку и внимательно посмотрел на нее. Она вдруг поняла – он знает, что она собирается сделать, но мешать ей или позволять Мидориме помешать ей он не станет. Он выше этого. Сегодня они ее гости. Это их последняя встреча. - Спокойной ночи, Акаши-кун, - тихо сказала она, отпуская ее руку. – Спокойной ночи, Мидорима-кун. Она закрыла глаза – и услышала легкое дыхание. Мидорима спал – Акаши готовился последовать за ним. Ей вдруг стало хорошо и просто – кофта Киеши стала ей мала, как будто за спиной появились крылья или это она вдруг стала выше, больше, сильнее. - Спокойной ночи, Тецуя, - тихо ответил ей Акаши, глядя на то, как разбегаются крохотные трещинки по потолку чужого дома. – Спокойной ночи. Береги себя. Он хотел сказать что-то еще, но не смог. Слова душили его. Никогда раньше он не думал, что найдет в себе силы отказаться от любимого человека – но оказалось, что эти силы всегда были внутри него. Тецу не просто любимый человек – рядом с ним на гостевом футоне спит второй любимый человек, и ради него, ради них двоих иногда приходится жертвовать принципами. Ну или рвать сердце. Как исключение. Он не заплакал – он беззвучно рассмеялся. Тецу не ответила ему – она уже спала.