-оОо-
«Люди – не то, чем они кажутся». Макс Фрай. «Простые волшебные вещи. Тень Гугимагона».-оОо-
Если бы тогда Джоан Уотсон кто-то сказал, насколько круто изменится ее жизнь и какими невероятными будут эти перемены, она бы, вероятнее всего, не приняла эти слова всерьез и просто отмахнулась бы от них и забыла. Но ведь это нормальная реакция нормального человека, не правда ли? Однако в жизни все быстро меняется, и ничто в ней не никогда не бывает постоянным. Так что теперь, услышь Джоан нечто подобное, она с оглядкой в прошлое понимающе улыбнулась бы и кивнула головой. Когда люди сталкиваются с чем-то, что не вписывается в их образ жизни, с чем-то пугающим, сумасшедшим, с точки зрения общества ненормальным, у них есть два варианта: проигнорировать и слиться с безразличной толпой или смириться и погрузиться в новый мир с новыми истинами и новыми правилами. Наверное, кто-то мог бы подумать, что такое случается только с необычными – ненормальными – людьми. Что ж, это мнение двояко. Можно считать себя нормальным и все равно оказаться необычным. Джоан Уотсон в течение тридцати лет своей жизни не считала себя выдающейся личностью и всегда полагала, что в ней самой не было ничего экстравагантного и ничего особенного. Проще говоря – да, она считала себя абсолютно нормальной и полностью обычной. До определенного момента. До того, как во время ее службы в Афганистане не случилось кое-что, ставшее точкой отсчета ее новой истории.- Всё нормально? - Да, наверное… - «Да, наверное»? Значит, нет. (c) «Гримм».
-оОо-
Жарко. Очень жарко. В бесконечно далеком небе, которое кажется не ярко-синим, а грязно-голубым, печет беспощадное солнце, обратившее свой неприкрытый облаками гнев на землю внизу и яростно ослепляющее и выжигающее слезящиеся глаза. Туман пыли легкомысленно танцует в воздухе. Она, пригибаясь, бежит вперед, от каждого быстрого шага в стороны брызжет горячий сухой песок, хрустящий под подошвами сапог, словно хрупкие косточки мелких животных. Пальцы сжимают нагретый металл автомата, ремень сумки с медикаментами уже давно не натирает – на такую мелочь обращаешь внимание только разве что первую пару минут, а потом эта мысль навсегда пропадает. Прижаться к шершавой стене. Присесть, уйти с того уровня, на котором обычно выискивают голову своей цели стрелки. Аккуратно осмотреться, заметить крадущегося врага, которого через секунду сбивает с ног меткий выстрел. Опустить автомат. Зацепиться взглядом за снайпера, подающего знак. Последовать указаниям. Ей приходится прикрывать двух солдат своего отряда, вместо того чтобы быть врачом, которым она, собственно, и является. Должность капитана сейчас на втором плане, у нее иные приоритеты. Билл Мюррей ранен в бок, у его старшего брата Джорджа, тащащего его на себе, разбит висок, а из вооружения у них только ее автомат, Зиг Зауэр и нож. Кажется, все худшее позади. Пока. Им нужно только пересечь этот участок – непозволительно широкий, слишком открытый, – чтобы добраться до другой половины отряда и свалить из этой мясорубки туда, где она сможет толком заштопать рану, а не наложить наспех повязку. Их группа там, впереди, не так уж и далеко, когда в ворота площади, где расставлены дряблые скелеты редких торговых рядов, влетает пара машин. Потом все происходит чересчур быстро и запоминается рваными осколками разлетевшегося вдребезги зеркала. Очереди выстрелов практически полностью оглушают, кажется, что они раздаются отовсюду, их отзвуки скачут вокруг, отталкиваясь от любых поверхностей, как мячики-попрыгунчики. Свист пуль, разрезающих воздух с легкостью острого ножа, рассекающего мягкое масло, скорее похож на противный визг. Она успевает уложить двух противников, прежде чем Джордж падает замертво. Тогда Это случается впервые. Билл вскрикивает, смотря на то, как его брат замирает неподвижно, и как-то съеживается. Она вцепляется ему в плечо, стремясь оттолкнуть за деревянный прилавок, который его хоть немного защитит, но Билл весь вздрагивает, по его телу проходит волна, и… она едва не отшатывается. То, что происходит после, просто ненормально. Черты лица Билла заостряются, волосы встают дыбом, становясь похожими на шерсть, глаза, налившиеся хищным алым оттенком, наполняются злобой, а из горла вырывается не вопль, а вой дикого зверя, испытавшего горечь потери. Затем Билл поворачивает к ней голову, и она видит, что теперь он не разъярен и расстроен, а до чертиков испуган и удивлен одновременно. По его губам она читает: «О Боже, ты Гримм!». Шанса спросить, какого черта происходит и какого лешего это все значит, ей не предоставляется. Каким-то шестым чувством она ощущает вперившийся в нее злобный взгляд и, не пытаясь понять, откуда он, все же отпихивает Билла и сама отклоняется вправо. Впоследствии она узнает, что это спасло ей жизнь. Кусочек свинца, вылетевший из дула полуавтоматического пистолета, врезается ей в плечо, с легкостью прошивая одежду, пробивая плоть, разрывая кровеносные сосуды и застревая в преграде из кости. Сила удара отбрасывает ее назад, она запинается и падает на спину. Слишком больно, воздух слишком горячий. Вздохи рваные, даются с трудом. Ей жарко. Очень жарко. С бесконечно далекого грязно-голубого неба печет беспощадное солнце, обратившее свой неприкрытый облаками гнев на землю внизу и яростно ослепляющее и выжигающее ее глаза, слезящиеся от боли. Туман пыли легкомысленно танцует в воздухе. В ушах звенит, сознание отключается, в последнюю секунду перед тем, как оскалившаяся пасть мрака поглощает ее, смыкая хищные челюсти, она видит Билла – все еще ненормального, все еще удивленно-перепуганного Билла – и думает, что это все как-то странно. Темнота наваливается с грохотом сотен пушек, перемежаясь с гулким треском…-оОо-
Джоан, коротко вскрикнув, села на кровати, слепо уставившись в пелену полумрака, царившего в комнате. По лицу стекали капельки пота, безнадежно растрепанные волосы лезли в глаза, майка прилипла к взмокшему телу. Мятая избитая подушка одиноко жалась у изголовья, ком одеяла сиротливо валялся на полу в изножье. Часы на тумбочке показывали шесть утра. Если бы она была дома, то Гарри уже непременно была бы рядом с ней, разбуженная ее воплями. Но Джоан еще не настолько сдалась, чтобы досаждать старшей сестре, у которой и без родственницы с ПТСР хватало проблем. Расставание с Карлом ударило по ней, начав с ухудшения настроения и закончившись возобновившимся алкоголизмом. Усугублять эту расчудеснейшую ситуацию кошмарами, в которых не было ничего, кроме жара, крови и смерти, Джоан не желала. Она шумно выдохнула, отметая эти мысли, мельком заметив, что этот ее выдох больше напоминал сердитый рык, и опустила ладонь правой руки на напряженное левое плечо, в котором снова распустились жгучие цветы старой боли. «И так каждую ночь... Не жизнь, а просто рай!» – с ехидством подумала она, стиснув зубы. Нахмурившись, Джоан спустила ноги на пол, отдававший приятной прохладой, и, встав, приблизилась к окну. Через щель между занавесками она выглянула на улицу, где шел проливной дождь, после чего подалась вперед и уперлась лбом в отрезвляюще холодное стекло, устало закрывая глаза. Сны о войне – это еще нормально. Сны о нездоровых галлюцинациях на войне – это уже ненормально. Слава Богу, что ее психолог об этом ничего не знала. Сегодня ей опять придется выслушивать речи Эллы, кивать в такт предложениям, как китайский болванчик, и убеждать ее и себя в том, что все в порядке, когда на самом деле все довольно далеко от этого пресловутого порядка. Зато потом она сможет прогуляться по парку, вымещая злость на трости, которая для нее как пятое колесо в телеге, вдавливая ее как можно сильнее в землю. А пока она могла бы и отработать пару ударов – лишняя физиотерапия не помешает, да и форму нужно держать. Джоан кивнула самой себе, отошла от окна, нацепила футболку и штаны, аккуратно повешенные на спинку стула, прихрамывая, добралась до боксерского надувного мешка и, сжав пальцы в кулаки, приняла стойку.-оОо-
В Лондоне наступала осень. В вышине над городом сытым котом урчал глухой гром. В жизни Джоан Уотсон начиналась новая огромная глава.___________________
От Автора: Эта глава, что называется, для завтравки. Но я не знаю, когда напишу продолжение. Заранее извиняюсь.