Я не ленивый, просто меня хранит великий бог покоя и умиротворения Данунах © Нара Шикамару
На самом деле главные герои не умирают. Они долго и пафосно корчатся на земле, ожидая, пока кто-нибудь прибежит и станет горько оплакивать безжизненное тело. Далее по плану следует «чудесное» исцеление, обнимашки, сопли, слёзы и любовь до гроба. А, ну, и ещё, конечно, мир во всём мире. Я пренебрёг этим неписаным правилом. Я же не герой, а так, скромный молодой человек, случайно родившийся в сумасшедшей деревне. Вместо смиренного валяния на земле Узумаки Наруто упорно, словно сбрендивший червяк, полз в гущу сражений, которые мало-помалу переходили в разряд мелких стычек. АНБУ успешно теснили врагов к центру Конохи, где и покончили с ними раз и навсегда. Всё это мне рассказал Сай, опознавший в изрядно помятом теле спасителя родины. Он дотащил меня до больницы, сдал на руки какому-то медику и свалил обратно в прекрасное далёко. Что случилось дальше, я банально не знаю, потому что от потери крови и сил отрубился. В следующий раз, когда удалось хоть что-то рассмотреть, произошло издевательски мало интересного. Кругом было много белого, пахло спиртом и горечью, а ещё болело всё тело, стоило лишь чуточку шевельнуть мизинцем на левой ноге. Как сказал бы Шика, ушиб всего Наруто с неизлечимым сотрясением мозга. Жаль, что друга здесь нет. «Бессердечный ты, — укоризненно заметил Лис, тоже уставший едва ли не больше моего. — Нара ничем не заслужил участи валяться на жёсткой койке, дышать миазмами и слушать твои жалобы». Назвался другом — пусть не возражает. Естественно, я буду жаловаться, ведь мне больно! «Я тебя подлечил, срастил кости, и рана на животе уже не так кровит, как раньше, — „успокоил“ демон. — Ещё парочку дней поваляешься, болезный, и сможешь снова всех удивлять и радовать». Если раньше меня не обрадует визитом Цунаде или все Старейшины разом. Какаши наверняка сдаст, иначе его самого ждёт невесёлое будущее. «Зато оно у него хотя бы есть». Тут ты прав. В сознании я пробыл мало — отключился до прихода врача или кого-то из знакомых. Всё же потрепали меня знатно, и не важно, что после битвы я ползал на диво резво. Состояние аффекта и не такое с людьми делает. Постепенно, когда никого в палате не находилось, а шаги санитаров затихали, я пытался шевелиться, тихо матерился от боли, и прислушивался к знакомым ругательствам из-за соседней стенки. Похоже, кому-то бессмертному тоже досталось и Хидан был крайне недоволен, что его заставляют лежать, плевать в потолок и жрать невкусные пилюли. Отчасти я его понимал и немного сочувствовал, но попыток наладить межпалатный контакт не делал. Суметь бы встать без вспышек боли в спине, а общение подождёт. Ещё успею гастрит заработать от того количества яда, что на меня выльют. А пока самочувствие приходило в относительную норму, за окном светило солнышко, ходили люди, слышался стук молотков — похоже, валялся я с неделю уже, раз строители начали работу. Иногда прилетали ошалевшие от перемен птицы, садились на подоконник и задумчиво чирикали. Я прожигал их мрачным взглядом, размышляя, какая синица — жареная или варёная — более питательна. Итогом гляделок становились пилюли, пущенные в наглую еду на ножках. Чего зря себя травить, лучше пропитание добуду. Кормят в больнице отвратно, никакого разнообразия. Хидан, кстати, за стенкой, выздоравливал семимильными шагами и посылал медсестёр и медбратьев в экзотическое путешествие на три буквы, швырялся мисками с бурдой, гордо называемой супом, и орал пошлые песни. Обычно акацушник затыкался только тогда, когда у него голос охрипал до непотребства, либо являлся Какудзу. Бухгалтер говорил на порядок тише своего напарника, мне приходилось прикладывать стакан к стенке, чтобы расслышать, что именно он произносил. Зря, так как большая часть информации предназначалась отнюдь не для моих любопытных ушей. Которые потом я затыкал, чтобы перекрыть стоны и крики весьма шумных соседей. Что удивительно, ни один врач к ним не прибежал с просьбой быть потише. Видно, жить хотелось сильнее, чем блюсти чистоту нравов. Лис развлекал вашего покорного слугу как мог, мы помногу говорили с ним, обсуждали Мадару, времена, когда меня и не планировалось, а Кьюби ещё не проклинали все, кому не лень. Рыжий комок знал столько всего занятного, умел не меньше, часто шутил или рассказывал забавные случаи — был не в пример оптимистичнее, нежели раньше. Смерть гада, что подчинил Девятихвостого и доставил кучу проблем Скрытым Деревням, радовала демона. И я его прекрасно понимал и не затрагивал скользкую тему, только если собеседник сам того хотел. Кроме Шикамару, к слову, ко мне больше никто не пришёл. Забавно. Нара же осмотрел скромную комнатушку, отодвинутую от стенки кровать, распахнутое окно и отсутствие совести на чей-то физиономии, вздохнул и молча протянул мне коробку с домашней едой. Букет васильков, или что там было, он засунул в вазу, куда я выливал воду, которой полагалось запивать таблетки. — Живой? — спросил он, ленясь выдавить нечто длиннее одного слова. — Как видишь, — пирожки и бутерброды я уминал как полагается: за обе щеки, довольно и быстро, чтобы не забрали. Шике, правда, оставил перекусить, вдруг из-за меня он оголодает и умрёт?! На это заявление друг лишь рассмеялся. — Скорее Конец Света наступит, — хмыкает гад, падает на мою кровать и потягивается так, что ноги высовываются изрядно за просторы матраса. — Про тебя вся деревня судачит, но против Акацки и Суны выступать никто не решается. Они приняли твою сторону, — пояснил парень, завидя изумление в моём взгляде. Я даже жевать перестал. — Орочимару частично оправдали, определив в отряд АНБУ на перевоспитание, Кабуто теперь под надзором Шизуне, а к тебе скоро явится консилиум. — Спасибо, хорошие новости на хвосте принёс, — фыркнул я, доедая последний пирожок из всего мини-пиршества. — А цветочки-лютики кто передал? Шика расплылся в коварной улыбке прожженного интригана. Не знай я о его ленивой сущности, решил, что это он всех дурачил, а я так, для прикрытия кривлялся. — А ты угадай. — Хината? — Очевидно. Мимо. — Сакура? — С фига ли? Её сейчас больше Учиха волнует, причём не младший, а старший. — Не успел я переварить сие заявление, как в голову пришла новая мысль. — Мидори! Это она тебя послала с букетом! Колись, — суровый вид не произвёл на гения подобающего эффекта. Он потянул кота за хвост несколько минут, а потом сдался и рассказал, как бывшая убийца выловила его на улице и поручила великую миссию по доставке цветов. Почему её так переклинило и не ударил ли девушку кто по голове, неизвестно, но Нара быстро развеял все мои предположения. — Да влюбилась она в тебя! Бог-покоритель девичьих сердец, а не Наруто Узумаки. Тебя подменили, кошмар! — подтрунивать парень мог долго, и я мстительно пихнул его в бок и как бы вскользь заметил: — Хм… если Суна встала на мою сторону, то кто-то должен быть её представителем?.. Лентяй подавился смехом, отвёл взгляд. Всё ясно, Темари наверняка плевать, кто я и что со мной, а вот один конохский гений волнует сестру Гаары намного больше. — Ну что, когда свадьба? — Через месяц, — в тон мне ответил друг, улыбаясь уже счастливо и довольно. — Да, я не шучу. Да, ты приглашён. Нет, мы ещё не решили, кто будет шафером… Что?! Нет, и о детях не думали. Как, зачем это «надо»? Так не терпится стать дядей?.. Дядей я быть не хотел, а вот посмеяться вдоволь — почему бы и нет? От веселья и кувырканий по кровати разболелся живот, а за стенкой снова подозрительно кто-то застонал. Шика, незнакомый с местными обычаями, сперва смутился, затем прислушался, оценил богатство словарного запаса и уточнил: — Часто они так? — Иногда по четыре дня молчат, а сегодня уже третий раз. — Без тени смущения ответил я, привыкнув практически ко всему. — Это ещё что, от криков Дейдары вся больница воет, он, видите ли, желает заниматься искусством, а нельзя. В конце концов Сасори устроил вендетту, слава Джашину, не кровавую, и оба они свалили к Учиха. Друг понимающе кивнул и уткнулся лицом в подушку, явно вознамерившись поспать после тяжкой работы. Ну да, донести коробку и веник жутко сложно, он устал, болезный… Я похмыкал, действуя Шике на нервы, но быстро успокоился. Вертикальное положение уже не было для меня недостижимой мечтой, и я с наслаждением прошёлся по комнате, стараясь отвлечься от любовных игрищ соседей. Нара накрыл голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Пришлось импровизировать, сочиняя на ходу нечто кровожадное. Не одному же Хидану орать так, что стены дрожат?…Покатились по лесу глаза, Чтоб на себя не посмотреть. Все сказали мне: «умри, умри, Лиса». Это значит — нужно умереть?..
Песня получалась совсем никакущая. Ну не поэт я, говорил не раз. Зато со смыслом и подходит слишком даже. Болезненно мне самому по сердцу ударила, Шика оторвался от подушки и посмотрел так… Внимательно, пронзительно, будто желал узнать, что я утаиваю. А я ему улыбнулся безоружно, совершенно невинно, выпевая новый куплет.Перед зеркалом я рыжий, шерстяной, Словно зверь с чудовищем внутри. Ты однажды отразишься мной. И я скажу тебе…
— Не умирай, Лиса, — покачал головой Нара, усевшись на кровати по-восточному. Он подпёр рукой голову, будто она была налита свинцом, и грустно заметил: — Знаешь, будь здесь Саске, можно было сочинить ещё пару строк. Особенных. — Каких? — во мне проснулся интерес. Лис, заворожёно молчавший, пока я пел, тоже навострил уши и прислушался к словам ленивца. Даже в палате Хидана повисла странная тишина. Кто-то недовольно фыркнул, послышалась неспешная ругань, пререкания. Не успели мы с Шикой отрыть в небольшой тумбочке бумагу и карандаш, как дверь распахнулась и бессмертный с гитарой предстал в самом что ни на есть фривольном виде: голый торс со следами свежих засосов, шухер на голове вместо прилизанных волос и наспех натянутые штаны. Ах да. Это-то не важно. Гитара! — Вы нам помешали, — за спиной Хидана мелькнул тёмный силуэт Какудзу, но присоединиться к нам мужчина не пожелал. — Поэтому я помешаю вам! Стул дайте, задница болит, сил нет… — А нечего её использовать слишком часто, — нравоучительно изрёк я, заставив Нару стонать от смеха в многострадальную подушку, а акацушника сердито шипеть. — Поговори мне ещё, Лисёныш. Что за песня у вас там? — Дописываем, — уверил его я, показывая абсолютно чистый листок бумаги. — Эй, давай, оставляй в покое мою постель, будем отрывать в себе Муз и Музов! — Можете копать им могилы, — оскалился Хидан. — Всё равно поёшь ты хуже некуда. Учись, мелкота! — пока белобрысый настраивал инструмент, мы с ходячим генератором умных мыслей брали штурмом не только мозги друг друга, но и всю Вселенную заодно, ибо то, что получилось, явно было даровано свыше, чтобы мы наконец отстали. — Это? — недоверчиво переспросил религиозник, изгибая бровь. — Чё так мало? — Хватит для концерта, скоро всё равно нагрянут неблагодарные слушатели. — Я беспечно махнул рукой. Хидан дёрнул плечом, дескать, как хочешь, и начал играть. Мне было удобнее у двери, стула второго не нашлось, а кровать занята. Кроме того, удалось заметить, что кроме напарника бессмертного ещё кое-кто бродит по больнице, нарушая тихий час.Промолчу как безъязыкий зверь. Чтоб узнать, что у меня внутри. Разложи меня как тряпочку в траве, И скажи: «умри, Лиса, умри».
Голос Хидана завораживал. Не то чтобы он был приятным или хорошо поставленным, после всех оров и стонов, но что-то определённо делало его таким… Цепляющим. Не возникало даже намёка на мысль отвлечься, посмотреть в окно или в сторону. Хриплый, низкий, крадущийся и пробирающий до костей, голос убийцы идеально подходил к словам песни. Тихий перезвон струн, совершенно никаких взрывов эмоций, констатация факта, неслышная ирония и насмешка над окружающим миром. Если бы мог, так пел бы мой Лис. Верно? «Хочешь опозорить меня? — покачал головой он. — Я, зверь, не умею говорить так, как люди. И вообще, дай дослушать до конца!». Извини.Ржавым будущим по мне прошлась коса. Полумесяц вынул острый нож. Все сказали мне: «Умри, умри, Лиса». Все убьют меня, и ты меня убьёшь.
Картинка вырисовывалась яркая, болезненно-острая. Непроглядная чернота неба, звёзд нет, только оскал месяца, подобно режущей кромке косы, застревает среди этой темноты, вызывает мурашки по телу и судорожный вздох. Кажется, что ещё немного, и он сорвётся с вышины, сверкнёт серебристым лезвием и вонзится в моё тело, прямо в сердце, приговаривая строчки из песни. Сюрреалистично, но красиво. И моя ломаная фигурка, светящая изнутри лунным светом на фоне всего чёрного. Нет, я точно не пил тех таблеток?.. В коридоре кто-то шевельнулся. Ни Хидан, ни Шика этого не заметили, увлёкшись музыцированием, а я, пока просто перебирались струны, выскользнул из палаты. Саске изумился, увидев меня, но не проронил ни звука, видя приложенный ко рту палец. Молчи. Лучше молчи для своего же блага.…Посмотри в мои красивые глаза, Я хочу тебе их подарить…
Ах, как вовремя запел Хидан. Глаза. У меня же красивые глаза, а, мститель? Саске слышал песню не хуже меня и понимал её смысл даже лучше и глубже, пожалуй. Потому, когда я подошёл к нему вплотную и произнёс на ухо, вторя эхом: — Ты скажи: «Умри, Лиса, умри. Умри, умри, Лиса»… Или сам… умри*. — Он взглянул на меня безумно, потрясённо, ведь ещё не верил до конца в случившееся. А теперь — поверил. И отступил, признавая за мной право быть таким, какой я есть. Я снисходительно улыбнулся и хлопнул красноглазого по плечу: — Давай, заходи. Не стой под дверями, не кусаемся. Мы же… Друзья, верно? Возражать брат Итачи не посмел. Хидан долго не задержался, заявив, что его всё задрало, мы дураки и мешаем ему вести личную жизнь. Ответив, что личная жизнь у бессмертного круглые сутки, и вести её можно было бы и потише, мы расстались вполне мирно. Саске же поражал меня с каждой минутой. Он не стал добрее, не вынес всю ту чушь из головы про месть, но явно переменился в лучшую сторону. Никаких криков, истерик или претензий. И стоял возле моей палаты он точно не ради разборок на пустом месте. — Кто к нам пришёл, — Шика поленился даже кивнуть Учихе, зато резво вспомнил, какая мягкая кроватка у него дома, не чета этому пыточному больничному инструменту. Всегда обожал друга за умение сваливать тогда, когда нужно, и не лезть в те дела, что ему неинтересны. — Не забудь, Наруто, скоро придут ещё гости. Крепись, Хокаге будешь. — Буду, буду, куда денусь-то? — смеюсь я, провожая лентяя взглядом. Определённо, этот парень — атеист чистой воды, но если его и хранит какой-то бог, то наверняка великий и древний. Данунах, к примеру. Чем не покровитель всех Нара? — А теперь ты, — стул Саске не радовал, жёсткий же, но парень не имел иного выбора. Пол же ещё и холодный. И грязный. — Хочешь что-то сказать? — Вообще-то, да, — кивнул предатель, неожиданно адекватно смотря мне прямо в глаза. — Я хотел извиниться, Наруто. — За что? — Я не видел того, что было очевидно. Носился со своей местью, и с собой, и со своими проблемами… — Короче, был сволочью и эгоистом, — подытожил я хладнокровно. Саске не вздрогнул и взгляда не отвёл. — Верно. И я благодарен тебе за то, что поставил меня на место. Я даже рад, что ты не тот дурачок, которого мы знали. Боюсь предположить, что я бы натворил, не останови ты меня. — Наверное, убил бы своего брата, Орочимару и развязал войнушку покруче той, что инициировал Мадара, — предположил я, задумчиво почесав в затылке. Учиха горько усмехнулся, представив всё это в самых мрачных красках. — Скорее всего. В общем, спасибо. — Ты не заболел? — Мне было спокойно, будто язва, нывшая всё это время, наконец-то зажила. Трудно догадаться посторонним, как тяжело жить, зная, сколько всяких гадостей висит над тобой, а проблема друга-врага оставалась по сей день самой острой. Наконец никто больше не будет парить мне мозг требованием вернуть Саске в отчий дом. Пусть Итачи занимается его воспитанием, брат как-никак. — Нет, с чего ты взял? — надулся парень, став похожим на хомяка. О чём я ему и сказал. Довольно долго мы препирались, язвили, я угрожал распространить рисунки «Саске ню и Орочимару» по всей Конохе (авторства Сая, конечно), а шаринганистый бесился, краснел, доказывал, что между ним и Змеиным извращенцем ничего не было и он нормальной ориентации. В ответ я добил его новостью, что Сакура, похоже, влюбилась в Итачи и младшенькому теперь ничего не светит. Саске не поверил, но крепко задумался, чему я был рад. Мозг — это хорошо, значит, голова у парня не просто для красоты. В голове есть мозг, мозг генерирует мысли, не всегда умные, но что есть. Прогресс. Разговор мог затянуться надолго, однако ничто не вечно в этом бренном мире. Дверь снова распахнулась, явив нам Цунаде, Джирайю и сморщенных старичков, имён которых я не знал, не знаю и знать не хочу. Экс-предатель быстро понял, к чему всё идёт, как-то сочувствующе посмотрел на вновь вошедших (не на меня, заметьте!) и шмыгнул в окно, как змея. А бабулька, сделав вид, что ничего не заметила, громко произнесла: — У нас к тебе серьёзный разговор, Наруто! — Без него никак? Вы дисгармонируете с дзен во Вселенной и моей тонкой душевной организацией, — буркнул я, недовольно почёсывая живот — повязки от активной деятельности сползли, и теперь нужно было или заматывать их туже, или сдирать к чёртовой матери. Заживает на мне всё как на со… Лисе, так что смысла торчать в больнице больше я не видел. Ну, может, ещё денька два. Отдых героям нужен. Хокаге переглянулась с Извращенцем, на их лицах отразилась сложная гамма чувств от неуверенности до облегчения. Они не знали, что со мной таким, новым, вернее, старым, делать. А с другой стороны, были благодарны за всё хорошее. Но как объяснить это старым хрычам, впавшим в когнитивный диссонанс от моей фразы? — Ладно, — смилостивился я, не желая превращать «серьёзный разговор» в балаган. — Давайте поговорим как взрослые, разумные люди. — Старейшины отошли от шока, нахмурились и сосредоточенно кивнули, готовясь обсыпать меня вопросами. — Только не возмущайтесь, если ответы вам не понравятся. И началось. Бесконечные «Почему?», «Кто виноват?» и «Как ты докатился до такой жизни?» были самыми забавными первые минут двадцать, затем мне надоело повторять одно и то же. Разум проявил себя у стариков много позже, и наконец они соизволили узнать, как я их дурил все эти годы, почему заключил мир с Акацки и никому не признался в наличии маски. Шикамару я не выдал, посчитав слушателей недостойными такой страшной тайны. Цунаде и учитель скромно стояли в сторонке и ждали своей очереди. Старейшины пытали меня долго, явно намереваясь выведать все тайны бытия, но всё же отстали, заявив, что «будут следить за мной вдвое тщательней!». Я помахал им вслед, уверив в своей безмерной радости от подобного известия, и выжидательно уставился на Джирайю. Извращенец закатил глаза и спросил: — Чего ты ждёшь от меня, Наруто? — несколько мгновений мужчина молчал, потом продолжил мысль: — Извиняться не буду, не прожигай взглядом. Я не догадывался о притворстве, и… — он вдруг махнул рукой и перешёл на куда более приятный тон — без нравоучений и вида побитого жизнью ягнёнка. — Короче, раз уж ты всю эту кашу заварил, то я, как твой учитель, помогу расхлёбывать, ясно? Не ожидал? — Саннин расхохотался, видя моё неподдельное изумление. Предполагалось, что на меня скинут все проблемы и пнут ногой под зад, не желая связываться с лишними неприятностями, а тут вот оно как получилось. И Сенджу улыбается довольно, то ли успела принять на грудь, раз весёлая, то ли действительно рада снятию осточертевших масок. Не у одного меня они были, видимо. — Не-а, — фыркаю в ответ. — Удивляешь ты меня, Старый Извращенец. Неужели догадался? — Случайно, и до конца уверен не был. Только когда Какаши рассказал, то понял, кто был дураком на самом деле, — признался Джирайя, усевшись на подоконник. — Вредный ты ребёнок, Наруто! — Уж какой есть, — безмятежно улыбаюсь, но вжимаю голову в плечи, когда слышу топот со стороны коридора. — Ой, ещё кого-то нелёгкая несёт. Бабуль, ты уверена, что меня не упекут под стражу за измену Родине? — уточняю, пододвигая учителя в сторону, чтобы было удобнее прыгать из окна. Хокаге задумалась, вспоминая. — Старейшины, конечно, злы на тебя, но признают всю пользу, что ты принёс Деревне… — она умолкла и внимательно уставилась на вашего покорного слугу. — А куда собрался наш больной? — угрожающие нотки в голосе Пятой мне не понравились, как и маниакальный блеск глаз а-ля врач со стажем. — Стой, тебе ещё лечиться нужно!.. — поздно — Извращенец останавливать меня не стал, бабулька и подавно не рискнула хватать ходячую проблему за ногу, потому побег из палаты можно считать успешным. Вслед мне кричали много чего хорошего, слышался смех Монаха и негромкие попытки успокоить разбушевавшуюся женщину. Пока суд да дело, я позаимствовал с чьего-то балкона практически сухую рубашку и штаны, решив, что с них не убудет, а в пижаме разгуливать как-то не комильфо. Коноха восстанавливалась гораздо медленнее и мучительнее, чем я ожидал, но всё же ситуация не столь плачевна, как могла бы быть. Люди довольно оптимистично жили обычной жизнью, чинили дома, ходили на работу и заботились о детях. Среди толпы то и дело сновали шиноби, которых простой люд теперь едва ли не боготворил. О моём вкладе в победу не распространялись, как сказали Старейшины, а вот все одногодки, друзья-приятели и просто те, кто хоть раз проходил мимо, знали про маленький секрет одного джинчурики. Слава Джашину, по дороге не попался никто из знакомых лиц, а вот попытка зайти в книжный магазин закончилась почти что истерическим смехом. Не зря, ой не зря я угрожал Саске иллюстрированным пособием «почему нельзя назначать свидания в грозу на балконе». Небольшие брошюрки с неприметными чёрно-белыми рисунками валялись под завалами книг Извращенца, женских журналов и прочей мути. Хихикая, я откопал все десять экземпляров явно ручной работы (когда Сай успел только?) и, заплатив за них, унёсся прочь, пока продавец не осознал, что именно потерял. Конечно, просто так оставлять комиксы в кафе и на лавочках глупо. Народ нынче озабочен совсем иным, потому распространять информацию нужно с умом, грамотно. А кто у нас в таких вопросах грамотный аж донельзя? Верно. Только вот к Какудзу я не рискну на глаза попадаться после облома личной жизни, и вообще — это пока опасно. Лучше найду Дейдару по звукам, а где он, там и художник. Люди искусства кучкуются вместе, что значительно облегчает поиски. По дорогам, по тропинкам, обходя места сбора подозрительных личностей, я добрался до укромной полянки в лесу, далеко от центра деревни. Если свернуть направо и продраться через заросли жутко колючего малинника, то и озерцо отыщется, и водопад, и камни, образующие дорогу к этому самому водопаду. Там место живописное, красивое, особенно ночью, и звёзды все как на ладони. В детстве я приходил сюда сперва один, затем в компании Шикамару. Нара бурчал, что облаков не видно, а я смеялся и сталкивал ворчуна в озеро. Нам обоим влетало от его матери, когда юный гений заболевал, но всё равно времена были беззаботные. Славные. «Чего в ностальгию-то ударился? — ехидно прервал мои мысли лис. — Давай иди вперёд, я уже слышу взрывы и споры об искусстве!» Ничего ты не слышишь, Дей с Саем не спорят, они дискутируют. Слово умное, правда, зато к месту всегда. «Вот всегда старого мудрого демона слушать не желаешь…», — ворчащий Кьюби — это Ад, а притворяющийся ворчащим Кьюби — Ад вдвойне. Приходится или терпеть, или вести практически с самим собой разговор «по душам». Лис сопротивляется доводам разума, ворчит пуще прежнего, а у меня начинает болеть голова. — Ты неправильно делаешь! — вдруг раздаётся яркий, громкий, бьющий по ушам голос Тсукури. — Нужно мягче, более плавно… Представь, что девушку гладишь, м. — Я их никогда не гладил, — возражает второй голос, спокойный и тихий, но с нотками сарказма. — Разница-то? — Как ты не понимаешь! — злится подрывник. Я ни черта не вижу и не знаю, чем они там занимаются, но мысли-то лезут пошлые. — Искусство требует воодушевления, подъёма, а у тебя явно ничего и нигде не стоит, — акацушник раскрывался с иной стороны, так и сыпля скабрезностями и подколами. Честно, ну вот правда, на его месте должен был быть Хидан, чтобы доводить художника до белого каления, а вышло наоборот. До нервного срыва бессмертный Сая, конечно, довёл, однако и сам получил. Поэтому, скорее всего, и попал в больницу. — Хочешь проверить лично? — Не доверяешь собственному телу, или я тебе нравлюсь, да? — Сам начал этот разговор. Смотри, если Скорпион нас застукает — будет бо-бо. — Тебе или мне? — Обоим. — Сомневаюсь, м. — Почему это? — недоверие. — Я нужен Сасори но Данне хотя бы в качестве красивой куклы, а из тебя ни куклы, ни пользы. И не трогай мою глину тогда уж, раз ничего не получается приличного! — Могу неприличное слепить, — убийственно хладнокровно предложил Сай, Дейдара заткнулся, обдумывая заманчивое предложение, а я вылез из малинника как медведь навстречу заплутавшим охотникам. Только классического «Бу!» не хватало для полноты картины. — О, Наруто-кун, а мы тебя не ждали, — мило улыбнулся Сай, пихая блондина в бок локтем, чтобы тот не палил произведение искусства, которое походило на гибрид мутировавшей бабочки и жука-скарабея. — Уже выписали из больницы? — Нет, я сам сбежал, скучно. И вообще, тебе задание! — сунув веер брошюрок художнику в руки, я уселся рядом с творческими людьми. — А, ты про это, — понятливо кивнул бледнолицый, разглядывая комикс с довольной миной. Редкое для него проявление эмоций, ну да ладно, спишем на моё благотворное влияние. — Сколько ещё нарисовать? — Штук двадцать. На первое время. — Дейдара не спеша мял свою глину, переводя взгляд с меня на Сая с видом глубокой задумчивости. Подрывник явно решал для себя какую-то сложную дилемму или вопрос эпичнее нетленного «Быть или не быть?». Наконец голубые очи (Тсукури чёлку закрепил чем-то, чтобы не мешала обзору, и второй глаз был открыт) выбрали цель. — Лис, пояснишь кое-что? — Я весь внимание. Подрывник отложил в сторону поделку, вытер руки о траву и начал загибать пальцы. Я смотрел на него с улыбкой, подмечая, что кое-где на ногтях и фалангах остались комки глины. Долго же он их отдирать будет, когда засохнет всё… — Вот зачем было выпендриваться и изображать из себя невесть что? — первый вопрос. — А вы бы мне поверили? Дейдара оценивающе меня оглядел и вынес вердикт: — Ни в коем разе, м. — Дальше. — Ты с самого начала знал, чем всё обернётся? — Честно? Нет. Это был чистой воды экспромт, — честно отвечаю и вижу, как акацушник расслабляется и становится на порядок дружелюбнее. Он не добрая душа и не милый мальчик, мог и рассердиться за обман, учитывая, как «хорошо» мы общались первое время. А когда Красная Луна узнала о моём представлении, то боюсь представить, какие у них там начались споры и обсуждения. Даже неожиданно, что они меня поддержали. — Тогда ладно, — парень взмахнул ладонями, стряхивая комочки. Считать больше ему точно не хотелось, а выяснять всю мою подноготную и подавно. Напарник Акасуны потянулся, разминая затёкшую спину, и заглянул в брошюрки Сая. Какое-то время блондин молчал, лишь его глаза быстро скользили по картинкам и облачкам с текстом. Спустя пару минут Дейдара заливисто засмеялся, от души, и искренне поаплодировал таланту художника и мне, как автору идеи. — Поразительно! — вытер выступившие от смеха слёзы он и выдал новую задумку: — А про нас, отступников, такое сделаете? Мне идея понравилась, тем более что поводов море, начиная с памятной взрывной ночки. Но Сай, оторвавшись от листков, сурово отрезал: — Про вас если и рисовать, то только камасутру! *** Мидори сердито посмотрела на молоток. Молоток ничего ей не ответил, только загнал новую мозоль в нежную кожу рук. Как ни крути, а девушка, всегда зарабатывавшая на жизнь убийствами, заниматься домашним хозяйством или хотя бы помощью строителям вряд ли сможет. Вот и сейчас она снова промахнулась мимо гвоздя, едва не ударила себя по коленке и мстительно швырнула инструмент в сторону. Оттуда, со стороны, раздалось сдавленное шипение и еле сдерживаемые ругательства старого прораба. Дедок не спешил открыто ругать шиноби, однако по его лицу было видно отношение к проделанной Мидори работе. Ассасин гордо вздёрнула подбородок и освободила место для другого строителя — более сведущего в таких делах. Сама же девушка отряхнула пыль с одежды и огляделась: ни одного знакомого лица, кроме наследницы клана Хьюга. Хината как могла помогала простым жителям, где-то ещё бегали её родственники дальние и ближние, а брат Неджи со своей напарницей и вовсе усердно чинили чью-то крышу. Мидори усмехнулась, догадываясь, как именно идёт процесс починки. Уж она бы на месте Тентен ни за что не упустила шанс ещё больше приблизить к себе сноровистого юношу. А красивый, а статный!.. Но не блондин, и глаза не голубые. Пусть в разряд таких входит ещё несколько парней, Узумаки всё равно выделяется неумолимо. Признавать собственную слабость всегда болезненно. Тем более, когда чувства вспыхивают к бывшему врагу, попирателю профессиональной гордости и чувства собственного достоинства. Не хватило сил отправиться в больницу, зато вовремя попался по дороге Шикамару. Цветы выбирались не без умысла — под цвет глаз, а Мидори всё утро металась по стройке как загнанная в угол кошка. Смириться не получалось, но и забыть не давала злодейка-память. Да что за невезение! Тут в лицо бывшей подчинённой Данзо влетел листок, подхваченный ветром. Бумажка сначала едва не оказалась затоптана в порыве эмоций, но странные рисунки и надписи предрешили судьбу ни в чём не повинного обрывка. Посмотреть и почитать было что: самая настоящая история, с завязкой, развитием, кульминацией и развязкой, однако впечатление портило отсутствие всего вышеперечисленного кроме развития. На листочке кто-то, будто издеваясь, написал: «Страница 27, продолжение следует…» и дал понять, что таких листочков ещё как минимум двадцать шесть. Мидори ещё раз перечитала сцену, где такой ненавистный и одновременно притягательный засранец Наруто гонится по мокрым крышам за подрывником, будит Нару посредством булыжника в окно… И решила обязательно собрать всю историю. В крайнем случае, стоило найти авторов этого безобразия и вытрясти с них продолжение. Уж его-то она узнает из тысячи. Другого такого во всём свете не сыскать. Речь, к слову, совсем не о комиксе. *** — Ты меня нервируешь! — Простите, я не специально. — Специально! И нечего очками сверкать, змеиный прихвостень! — У Орочимару-доно есть свой собственный хвост, сударыня. А меня, как ценного сотрудника, давно поделили на троих. — А ещё предатель! — Обоснуйте. Шизуне сдавленно застонала и упала лицом в отчёты. Приставленный к ней Якуши Кабуто бесил неимоверно, улыбался трогательно-невинно и почти со всем соглашался, кроме откровенных оскорблений, считая себя достойным большего. В качестве доказательств он обычно приносил краткий словарь ругательств авторства Джирайи в годы бурной молодости и совсем недавно отредактированный и дополненный Хиданом (ему нашлось чем ещё заняться в больнице), и зачитывал самые лестные эпитеты. Шизуне краснела, бледнела, пыталась унять обиженного медика, но всё тщетно. Они приходили к компромиссу только тогда, когда Кабуто надоедало читать, а гора отчётов для Пятой ничуть не уменьшалась. В общем-то, Якуши был неплохим парнем. Он исправно помогал и делал это превосходно, если девушка его просила. Мог принести чая, открыть окно и даже заполнить документацию неразборчивым почерком — визитной карточкой любого врача. Шизуне как-то попробовала прочесть хоть строчку, нахмурилась, приписала снизу «Нечитабельно!» и швырнула очкарику на стол. Ответ не заставил себя ждать. «Взаимно, Шизуне-сан». Вот и поговорили. Прогресс наметился только когда в окно залетела какая-то бумажка, по ошибке и от усталости принятая темноволосой за очередной отчёт. Но, присмотревшись к рисункам, опознала действующих лиц и пришла в себя после бурного веселья достаточно, чтобы подсунуть их Кабуто. Тот поправил очки, облизал губы и вперился взглядом в бумажку. Спустя какое-то время он схватил со стола карандаш, что-то стёр и пририсовал, затем, довольный донельзя, поманил Шизуне за собой. — Пойдёмте, нам стоит проветриться. А заодно просветить кое-кого насчёт физиологии змей… — Я не против. *** Тем временем в комнате Старейшин проходило внеплановое собрание. Никто из самых древних (ископаемых — как сказал бы Нара) жителей Конохи не заметил безымянного наблюдателя, что замер возле двери бледным призраком, да туда никто и не смотрел. Вопрос стоял ребром: что делать с Узумаки Наруто, учитывая все его свершения и проблемы, им же доставленные. Без сомнений, первое время все склонялись к тому, чтобы оставить всё как есть, то есть не трогать лихо, пока оно никого не трогает. Кто-то предлагал вообще запечатать опасного мальчика от греха подальше, но более умный оппонент напомнил, что в таком случае произошло в Суне с Гаарой. Сложно сказать, к чему бы пришли консервативно настроенные дедушки и бабушки, которым давно пора на пенсию и вообще внучат нянчить, но безымянный слушатель таковым остаться не пожелал. Орочимару вышел на свет; повисла гнетущая, неприятная тишина. Рядом со Змеиным Саннином возник Пейн, решивший поучаствовать в политике деревни, что стала его домом, пусть и по принуждению. — Как вы посмели явиться сюда?! — взвились Старейшины, надсадно тявкая, но это больше походило на тщетный порыв болонки отогнать от миски с едой матёрого волкодава. Он закусит пёсиком и не подавится. — А нас никто не приглашал — вот и пришли. Кимимару, хороший мальчик, вовремя рассказал мне о вашем сборище анонимных… — Орочимару умолк, заставив фразу двусмысленно повиснуть в воздухе, чем ещё больше разозлил присутствующих. — Но это наше дело, и… — хлипкого на вид дедушку остановило лёгкое похлопывание по плечу. Он обернулся, узрел два горящих в полумраке (а все судьбоносные дела обязательно должны решаться в таинственной атмосфере) глаза, и едва не получил инфаркт. — Итачи, не пугай так несчастных, у них больные сердца, печень и мозги, — пожурил Лидер своего подчинённого, и Учиха-старший покорно отступил от судорожно трясущегося Старейшины. Кимимару и Сакура остались в коридоре, не изъявив желания участвовать в подобном. Харуно банально опасалась, что может помешать жизни Наруто, который остался для неё странным, но другом, а последний из древнего клана никогда не пошёл бы против слова Орочимару. Теперь вопрос стоял иначе: как скоро Наруто Узумаки, оказавшийся весьма разумным существом, взойдёт на пост Хокаге? Пожалуй, будет лишним добавлять, что Старейшины единогласно одобрили единственную предоставленную кандидатуру. О чём будущий глава Конохи, естественно, не знал, планируя вершить судьбы чуточку попозже. Впрочем, что он сделает, когда узнает — это уже совсем другая история**. _______________ * Песня группы «Красные звёзды» — Умри, лиса, умри. ** Это ещё не конец! =)