Бывшая жизнь. Родители и дети

- Значит, Анатолий его нашёл, - медленно произнёс Раевич, глядя в текст завещания. Вроде бы знакомые буквы и цифры на листе начали путаться, и никак не хотели снова становиться словами и обретать смысл, до того всё перемешалось в голове бывшего судьи. – И нам ничего не сказал. - Не только нам, - заметила его жена. – Похоже, что вообще никому. Помнишь, он всё говорил, что не допустит, чтобы его коллекция досталась кому-то чужому. Вот и не допустил. Как ты думаешь, а самому Виктору он сказал об этом? - Вряд ли, - покачал головой Илья Николаевич. – Наверняка мальчик сильно удивится, узнав о таком наследстве. Анатолий был очень разумным человеком, даже слишком… Служба приучила его к крайней осторожности. Он первым согласился с тобой, когда ты сказала, что нам нельзя искать внука. Ксения Сергеевна мрачно посмотрела на мужа. - Я и сейчас того же мнения. Интересно, как Лисовский отыскал его. И не говори, что ты не пробовал. - Я – нет. Как ни хотел этого, но я всегда признавал, что ты права. Игорь пробовал. - Я так и знала. Упрямый мальчишка, что в пятнадцать, что в сорок. - У него ничего не вышло. Из больницы подкидыша отправили в какой-то дом ребёнка, документов никаких уже нет, к тому времени уж два десятка лет прошло, как наш сын своё дитя искать начал… Ксана, прошу, не делай такое лицо… Игоря вполне можно понять. Он и так в последние годы только об этом и думал. А когда он узнал, что детей у него больше не будет, он и вовсе был готов на всё плюнуть. – Судья покачал головой. – Я никогда не был склонен к мистике, но знаешь, Ксана… После такого начнёшь думать о высшем возмездии. Марианна умерла, кроме неё, у Анатолия нет детей, так что внуков и ему больше было не видать… Наш единственный сын из-за болезни тоже теперь не сможет обзавестись потомством. Будто кто-то там наверху решил: ах, вам не нужен ребёнок? Ну и не получите больше. Само собой, и Анатолий, и наш сын наплевали на все доводы, на вину, на давность дела… Это ты у нас кремень. - Кремень, - скрежещущим, старушечьим голосом произнесла Ксения Сергеевна. – Будто ты не знаешь, чего мне эта твёрдость стоила… Будто мне было легко всю жизнь жить с тем, что мы собственными руками отдали своего внука, подкинули его, как беспородного щенка, в сумке к чужим дверям. Просто и спокойно было осознавать, что тогда нам этот дикий, жестокий, аморальный и безнравственный поступок казался единственным и самым лучшим выходом! Господи, кем мы тогда были? Другими людьми? Ты вспомни Игоря в те дни! Вспомни Марианну! Да они готовы были пойти на всё, чтобы избавиться от ребёнка, от своего сына! Чёрт его знает, до чего бы они додумались, если бы мы не взяли это на себя! - Ксана! Зачем ты мне сейчас это рассказываешь? Я те проклятые дни в последние десять лет каждый вечер поминутно проживаю! И не надо мне про Игоря и его эту дурочку-Джульетту-Лолиту, земля ей пухом… Двое избалованных, изнеженных детишек, не готовых ни к какой ответственности… Одной в мамины бусы рядиться, другому - в кубики играть… Куда что совать – научились, а о последствиях и не думали… Но им-то было по шестнадцать! И это мы их такими воспитали… И уж нам, ни мне, ни тебе, ни Анатолию никаких нет оправданий. Мы тоже об этом несчастном мальчике не думали, для нас это тоже не был единственный внук, как теперь… Мы тоже от него жаждали избавиться, за карьеры свои перепугались… Ведь каждый из нас тогда думал: когда-нибудь потом Игорь найдёт настоящую жену, Марианна – настоящего мужа, родят нам настоящих внуков, а это так – недоразумение… - Вот интересно, - бета скривила едва тронутые помадой губы в усмешке. – Если бы всё так и произошло – стали бы они теперь искать этого мальчика?.. - Уверен, что да, - твёрдо сказал Раевич. – Мы изменились, и обстоятельства тоже. Правда, надо признать, твой основной довод по-прежнему имеет под собой все основания… - Рада, что хоть ты это понимаешь. Необходимо и Игорю напомнить. Чтобы не забыл придумать, как он будет оправдываться перед своим сыном. Как он будет ему объяснять, почему при полном наборе молодых, здоровых и всем обеспеченных родителей и дедов он оказался в приюте. И почему за прошедшие четверть века ни одна родная душа не пыталась его найти. Раевич посмотрел на жену совершенно больными глазами: - Боюсь, Ксана, тут уж вступлю я со своим всегдашним аргументом. Мы не должны врать этому мальчику. Ему придётся рассказать всё, как есть. - Всё, как есть? А как оно есть, Илья Николаевич? Что родителям было на него наплевать, а мы, его бабка и деды, подкинули его к казённому крыльцу, для верности увезя за несколько сот километров, и не потому, что прокормить не могли, а потому, что он нам мешал? Потому что он, сам факт его рождения, был не гордостью и счастьем для родителей и дедов, а позором и помехой? Что его родители были ещё школьниками, отец-вундеркинд хотел заниматься наукой, искать своё золото в своей Сибири, мать, юная красотка-вертихвостка – ехать со своим отцом в Париж, и никому из них до истерики не хотелось оставаться здесь и возиться с пелёнками?.. Что Лисовскому доченькина аморалка могла сорвать назначение послом во Францию, что тебя тогда прокурорские и так вовсю подсиживали, а меня собирались выдвигать на пост начальника гороно – и как повлиял бы на министерство тот факт, что будущую самую молодую начальницу, заслуженного педагога, инструктора партии, собственный сынок-отличник, гордость школы, в сорок лет сделал бабушкой вне брака? Вот так будет звучать наша правда, дорогой. Ты помнишь об этом? - Ксана… - Что «Ксана»?.. Ни-ко-му не был нужен этот мальчик, он всем только мешал. И в этой связи, скажем мы ему при встрече, семейный совет принял решение – никто никогда ничего не должен узнать, чтобы ни у кого не было повода нас шантажировать. Мать, пропустив школьный год якобы по болезни, родила его дома, точнее, на даче, под присмотром тётки-акушера, после чего ты и второй дед сгребли младенца и, пользуясь праздничными выходными, увезли в Озерск. Чтобы ни одна живая душа ни о чём не узнала. Бросили его в чужом городе на крыльцо больницы – и уехали, не оглянувшись, и перекрестились все, что избавились от проблемы... Вот эту трогательную историю вы собираетесь поведать нашему внуку. Что тогда никто даже не задумался о том, что он при живых родителях будет сиротой. Что нам мечты, карьеры и просто капризы вроде Парижа казались тогда важнее его жизни. И объяснять всё это тем, что, мол, такое было время, что его появление на свет считалось в нашем кругу неслыханным позором, и мы боялись, что он нам все жизненные планы испортит. А вот сейчас, дескать, мы всё поняли и раскаялись… Как ты думаешь – он посчитает эти доводы оправдывающими нас? Простит нас? Станет считать родными людьми, своей семьёй?.. Илья, лучше ему не знать о нас вообще, чем нас ненавидеть. Этого я уже точно не переживу. Тем более, что причин у него и для ненависти, и для презрения к нам хватает с лихвой. Я бы на его месте не простила такого никогда. Раевич тяжело, будто его скрутил внезапно ревматизм, встал с кресла. Царского генерала он теперь напоминал мало – скорее, старого помещика, коротающего зимние вечера в компании такого же дряхлого камердинера и скупой ворчливой ключницы. - Ксана, - тихо сказал он жене. – Я всё это знаю. И от всего этого мне стыдно и страшно до обморока. Теперь и подумать дико – как мы могли… Как. Мы. Могли?.. Сложно придумать грех тяжелее и ужаснее, чем наш… И нести бы нам всем этот крест всю жизнь молча… Только вот, боюсь, обстоятельства и в самом деле изменились. И разговора этого нам теперь не избежать, как ни вертись. - Ты о завещании Лисовского? - Ну конечно… Озерск не так далеко, Морозов отправил копии документов заказным письмом, как положено, наверняка Виктор его уже получил. День-два – и он приедет в Ленинград, и пойдёт к нотариусу, выяснять, что это за фокусы. Само собой разумеется, что он спросит Костю, кто такой Лисовский. Морозов должен будет ему объяснить, что завещатель ему приходится родным дедом со стороны матери… И само собой разумеется, что мальчик примется выяснять судьбу самой матери, а также отца и прочих… Не знаю, какой надо обладать выдержкой, чтобы не попытаться выяснить – почему дед-богатей не забрал его из приюта… - Можно попросить Морозова ничего ему не рассказывать, - неуверенно сказала Ксения Сергеевна. Раевич покачал головой: - И без Кости найдётся, кому рассказать. Ты же не думаешь, что Аллочка молчать будет. Да она в борьбе за наследство по трупам пойдёт, как по ковровой дорожке. А ведь она была свидетельницей всей этой истории, как жена Лисовского и мачеха Марианны. Ей вся подноготная известна, она Виктору все наши слова перескажет, все движения. Ещё и от себя добавит, иди теперь разберись, кто врёт – она или мы. Тем более, что при такой правде никакое враньё уже ничего не испортит. - Мерзкая кукла. Зачем это ей? Просто из зловредства? Или она что – полагает, что Виктор в свете таких обстоятельств от наследства откажется? - Да кто ж знает, что у этой кикиморы в голове? Если бы ещё речь шла только о ней, она бы поистерила и перестала, она не из тех, кто глубоко задумывается о завтрашнем дне. На сегодняшние развлечения хватает – и ладно. Но без копейки остался обожаемый Кирюша, а это уже казус белли* посерьёзнее убийства эрцгерцога Франца Фердинанда Гаврилой Принципом**… - Папа, - послышался со стороны ведущей в холл арки мужской голос. – Мама… Что это вам взбрело в голову Алусю обсуждать на ночь глядя? И Ксения Сергеевна, и Раевич вздрогнули от неожиданности, бывший судья покраснел болезненно, пятнами, а лицо его жены, наоборот, покрылось мертвенной бледностью. И в обоих взглядах мелькнул фотоаппаратной вспышкой страх: что именно из их разговора сын успел услышать? - Игорь, - недовольно сказала Ксения Сергеевна, мгновенно взяв себя в руки. – Ты мог бы и позвонить. - Ну, я наивно полагал, что уж в дом собственных родителей я могу прийти без всех этих дворцовых церемоний, не предупреждая о визите за неделю. Дело в том, что мне звонила наша милая Алуся, просила встретиться зачем-то. Года три её не видел, не слышал, и тут звонит, как ни в чём не бывало, будто вчера вместе пили. Я хотел позвонить вам, но потом решил зайти, навестить, пока я в Питере. И надо же – вы тут тоже говорите о той же самой Алусе. Странное совпадение, не находите? Она и у вас объявлялась, что ли? Что это она после смерти мужа так засуетилась? Раевич пожал плечами, а Ксения Сергеевна, выглядевшая очень решительно, сказала: - Игорь, подожди встречаться с Аллой. Нам нужно поговорить. - А-а, так вам известно, что за шлея ей опять под хвост попала? – засмеялся Игорь Раевич. Он был очень похож на отца – высокий, красивый, с величественной осанкой и тонким, умным лицом, ему шли очки в тонкой чёрной оправе. – Да я, сказать по правде, вообще не собирался с ней встречаться, с чего бы? Однако интересно, почему это она так пуржит, будто ей под юбкой скипидаром намазали. Неужели выяснилось, что у дяди Толи были внебрачные дети? - Нет. Но денег он ей почти не оставил. - Как так? На бегах просадил? – продолжал посмеиваться Игорь. – Там одна коллекция на пару-тройку десятков миллионов потянет, по самым скромным подсчётам. Это художественная ценность её Алусе недоступна, а аукционную она лучше любого эксперта определит, торгашка же потомственная. А есть ещё квартира, дом, раритетная машина, семейные цацки… - И всё это больше ей недоступно. Сядь. Игорь, сядь, пожалуйста. Раз уж ты пришёл, нет смысла тянуть с этим разговором. Объяснимся сейчас, заодно необходимо решить, что нам делать и как действовать. - Мама, ты меня пугаешь, – тон мужчины всё ещё был шуточным, но выражение лица стало заметно серьёзнее: Игорь Раевич знал свою мать, и понимал, что уж эта дама на пустом месте нагнетать не будет. – В чём дело? Как Алусины дела и дяди Толино завещание нас-то касается? Только не говори, что дядя Толя всё оставил кому-то из нас. Он с нами лишний раз встречаться-то не особенно рад был. - Можно и так сказать, – устало заметил Илья Николаевич. – Он ведь, как бы там ни было, один из нас. - Кто – он, чёрт возьми, а? – сказал его сын уже с заметным раздражением. – Папа, может, вы уже перестанете говорить загадками? В чём дело, скажите уже по-человечески! Супруги переглянулись. Илья Николаевич кивнул жене, и та, обхватив себя руками за плечи, словно мёрзла, произнесла медленно: - Анатолий завещал всё имущество своему внуку. Сыну твоему и Марианны. Он искал его независимо от тебя, и, судя по дате документа, нашёл ещё год назад. * Казус белли (лат. casus belli) - повод к войне. ** Убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены Софии боснийским сербом Гаврилой Принципом в Сараево 28 июня 1914 года послужило формальным поводом для объявления войны Сербии Австро-Венгрией, перешедшей в Первую мировую войну.