Бывшая жизнь. Родители и дети

Утром в понедельник Ян уехал на работу в очень возбуждённом и одновременно обеспокоенном состоянии. Витя обещал ему позвонить, как только выяснит вопрос с таинственным и странным завещанием. Супруги пробовали связаться с Петербургом до ухода Яна, но по номеру, указанному в письме, никто не отвечал. Шульман погладил любимого по спине: - Не нервничай, родной мой. Ты же сам говоришь, что это, скорее всего, глупый розыгрыш. Знаешь, сколько такой макулатуры приходит в администрацию каждый день?.. - Я и не нервничаю, - улыбнулся омега одними уголками маленького рта. – Просто… Ладно, не буду дёргать тебя перед работой. И кстати, мы давно твоих не навещали. Давай заедем к ним как-нибудь на днях? - Да, хорошо бы, - согласился альфа, целуя затылок мужа – Ян любил этот маленький ритуал, перед тем, как выйти из дома, он всегда обнимал своего омегу со спины, целовал густые мягкие волосы и шею, когда тот был беременным – гладил живот, а после рождения дочери любимым предметом ласк для альфы стала грудь молодого папочки. Холмики молочных желез были совсем небольшими, остренькими и нежными, как крем на торте, сквозь тонкую ткань домашней майки омеги чуть просвечивали мягкие коричневато-розовые ареолы, и ладони альфы щекотали упругие выступающие соски. Витька положил руки поверх пальцев мужа: - Осторожнее… Янни… Молоко же. Не нажимай так сильно. Я ещё не кормил. - Папочка мой славный… Я тебя любым люблю, но от такого тебя у меня крышу сносит до фундамента. Альфа не смог справиться с соблазном и всё-таки забрался руками под майку мужа, насладившись прикосновением к гладкой тёплой коже. Молока у омеги и в самом деле было много, как Ян ни осторожничал, но несколько капель выступили под его пальцами, и он нежными медленными движениями растёр их по груди любимого. - Витя, прошу тебя, отпихни меня и выгони за дверь. Мне не хватает воли самому тебя отпустить. Витька засмеялся и мягко вывернулся из объятий – Ян, увидев влажные пятна на его майке, там, где ткань промокла от молока, застонал и прикрыл глаза ладонью. - Ну почему меня это так возбуждает – я маньяк, да?.. - Если и так, меня это устраивает, - продолжая смеяться, ответил омега. – Но я читал, что в парах альфа-омега с рождением детей такое происходит. Для альфы это означает обладание омегой, то, что тот носит и кормит его детей, а альфы любят обладать. Остальное зависит от чувств. - Наверное, это оно, родной мой. Потому что я всегда любил тебя, но когда мы ждали Лилю… Понимаешь, для меня это было вроде волшебства. Мы с тобой занимались любовью, я был в тебе… - Ян гладил щёку мужа, глядя ему в глаза. – И произошло маленькое чудо поэтому, потому, что мы были с тобой вместе. Оно родилось у тебя под сердцем, ты носил его внутри себя, и когда я видел тебя беременного… Ты, наверное, не замечал, но ты часто ходил, обхватив животик, словно берёг его… Особенно после ранения. Он был у тебя уже такой большой и круглый, и ты стоял иногда, задумавшись, улыбался и гладил его. А я смотрел, и у меня планка падала. Я чувствовал, что ты мой. Мой не из-за штампа в паспорте и не из-за записи в книге ЗАГСа, а потому, что в тебе наш ребёнок. Твой и мой. Я альфа, и для меня это самое главное – что я нашёл свою пару, и мой род продолжает самый драгоценный мой омега. И я постоянно хотел тебя тогда, и сейчас хочу. Омега, явно растроганный маленькой речью обычно серьёзного супруга, застенчиво улыбнулся, обхватывая лицо альфы прохладными ладонями: - Я тоже тебя люблю, Ян. Так сильно, как могу. И обязательно, обещаю тебе, у нас будет ещё ребёнок. Лильке, тем более, будет скучно одной. Она скоро подрастёт, и ей надо будет с кем-то играть и учиться о ком-то заботиться, она ведь девочка. - Конечно, родной. Я был у своих единственным сыном, и дикой завистью завидовал тем, у кого были братья и сёстры. Папа, может, и рад бы был иметь ещё детей, но после меня не мог больше. Я и так поздний… Ты прав – надо к ним съездить. - У тебя замечательные предки, - Витя отпустил мужа из объятий и подал ему пальто. – Особенно папа. - Это у вас взаимное, - заулыбался Ян. – Бруно Эрнестович тебя обожает, по-моему, гораздо больше, чем меня. Тем более теперь, когда ты родил им внучку. - Я думал, твои родители будут против приютского мальчишки. Немцы, да ещё такие все традиционные… - Им это неважно. Отец у меня человек практичный, он судит строго по факту, и просто рад за меня, потому что видит, как я счастлив. А папа был уверен, что я со своей карьерой вообще никого никогда не встречу, и потом к пятидесяти годам схвачу первого попавшегося смазливого практикантика… А я взял тебя, которого невозможно не полюбить. Вон, даже твой бывший, недоумок, и тот понял, какое счастье упустил… Кстати, о карьере. Я там ещё не опоздал на работу? - У тебя минуты три ещё есть. Эти три – даже пять – минут альфа не собирался терять даром. Когда дверь за ним закрылась, Витька, усмехаясь, глянул на себя в зеркало в передней, облизнул зацелованные губы и снял совершенно мокрую на груди майку. Покрутился перед зеркалом, потрогал соски, в шутку нажимая их, как кнопки. Из комнаты до него донёсся плач ребёнка. - Иду, малыш, - отозвался омега. – Иду. Я помню. – Он лёгким бегом добрался до спальни, взял дочку на руки, покачал и поднёс к груди. – Надеюсь, твой отец оставил тебе хоть что-нибудь там. Когда девочка наелась, молодой папа перепеленал её и принялся ходить по уставленному цветами и комнатными деревьями зимнему саду, держа дочку на руках. Он разговаривал с ней как со взрослой – придумывал девочке ласковые имена-прозвания, рассказывал ей о том, как изменилась теперь его жизнь. Витька не умел сюсюкаться, он даже для мужа не всегда находил слова, предпочитая действовать. Пашке, часто упрекавшему его в излишней сухости, он со смехом говорил, что хороший минет в его случае заменяет десять признаний. «Понимаешь, нужно делать то, что ты умеешь делать лучше. Вот ты умеешь лейку в уши вставить, а я косноязычный… Если я хочу мужа побаловать, я ртом поработаю, но по-другому… Когда ты плохо говоришь, но хорошо сосёшь – ну, сам понимаешь... Альфы, если они умные, мало ценят болтовню». Пашка смеялся: «У тебя, блин, целая философия разработана!». Судя по прочности брака, довольному жизнью омеге и абсолютно счастливому альфе, в их случае философия была правильной. Лиля заснула, и омега уложил дочку в кроватку. Малышка у них с Яном была на редкость беспроблемная – не болела, не капризничала, хорошо ела и набирала вес точно по плану. Внешне Лиля обещала пойти в папу – у неё были тёмные волосы, как раз сейчас они почти сменились, и даже в чертах её маленького личика, особенно носике и губках, уже угадывалась схожесть с папой. Ян утверждал, что и спокойный характер у девочки тоже от Вити, трёхмесячный младенец уже, казалось, прилагает усилия, чтобы никому не доставлять неудобств. Убедившись, что дочка спит, омега решил было что-нибудь почитать, но потом вспомнил про злополучное письмо. И сразу нахмурился. «Звонить – не звонить… Ну идиотизм же. Лисовский какой-то, знать такого не знаю. Петербург… Почему Петербург-то? Давно я себя таким дураком не чувствовал. Завещает вам следующее имущество… Какое там у нас имущество?.. Коллекция произведений искусства, согласно перечня… Квартира площадью под двести квадратов… Дом с участком в Петергофе… Автомобили… «Мерседес-Бенц» пятьдесят девятого года… Счета, украшения какие-то… Бред». Так Витька промаялся до обеда – то и дело принимаясь думать о письме. Ситуация то казалась ему донельзя нелепой, то он снова перечитывал послание петербургского нотариуса и раздумывал о том, что надо бы положение вещей всё равно прояснить. Наконец решив, что жалеть лучше о сделанном, чем о не сделанном, омега придвинул к себе домашний телефон. Когда Ян в обед приехал домой, мужа он застал в глубокой задумчивости. - Янни, мне, наверно, придётся поехать в Питер, - медленно сказал Витя, раскладывая запечённые картофелины на тарелке по размеру. – Я позвонил сначала в справку, спросил номер нотариуса Морозова, у которого кабинет на набережной Екатерининского канала. Мне дали номер – тот же, что в письме, стало быть, нотариус настоящий. В интернете номер тоже совпадает… Я позвонил снова туда, мне секретарь ответил, нотариус занят, говорит, а вы, говорит, по какому вопросу? И как только я сказал, что по вопросу о завещании Лисовского, он тут же меня переключил на шефа своего. Вот так. - А шеф что? - А шеф всё подтвердил. Завещание настоящее, я наследник. - Да, но, милый, кто завещатель-то, он не сказал? - Попросил приехать. Надо, говорит, бумажки оформлять. Свидетельство там, декларация налоговая… А насчёт личности завещателя, говорит, разговор не телефонный. Альфа через стол взял мужа за руку: - А у тебя самого никаких догадок?.. - Нет… Я было подумал – может, родственники нашлись, но это вряд ли. - Почему? - Ну сам подумай… Если бы у меня были такие богатые родственники – зачем бы им отдавать меня в детский дом? Конечно, может быть, тогда они были бедными, а потом разбогатели, но мне почему-то так не кажется… Этому человеку довольно много лет, Лисовскому, было… Если он, к примеру, мой отец, то, когда я родился, ему было далеко за сорок. Не знаю… Надо ехать, выяснять. Я хочу знать. Ян внимательно смотрел на мужа – Витька уставился в тарелку, и на лице его было свойственное ему иногда выражение такого застенчивого упорства – мол, простите, если что не так, но мне это очень нужно, и я это сделаю. Альфа понял, что чувствует его любимый – протянул руку и погладил его по щеке: - Ты уверен, родной?.. Это может быть непросто. - Нет, - тихо сказал омега, качая головой. – Я всю жизнь живу со знанием, что родственники, кто бы они ни были, меня бросили, так что хуже в любом случае уже не будет. Но я хочу знать, почему. Я вот не представляю обстоятельств, которые заставили бы меня отказаться от моего ребёнка… И вообще – с чего я взял, что этот загадочный Лисовский Анатолий Семёнович мне кем-то приходится? Может, он просто сумасшедший филантроп. В жизни иногда такое бывает… - Но тогда откуда у него все твои данные? - Да мало ли. Я ж не шпион. Они и на работе есть, и в адресной книге, да много где. От кого мне прятаться? - От сумасшедших филантропов. Сексуальный маньяк у тебя свой собственный имеется. Омега засмеялся – и супруг его с удовлетворением отметил, что он явно расслабился и немного успокоился. - Вот что мы сделаем, любовь моя. Я возьму отпуск на неделю, за свой счёт, по семейным обстоятельствам, и мы втроём – ты, я и Лилия Яновна – поедем в город на Неве. При самых худших дорожных условиях это максимум шесть-семь часов езды. Возьмём «Ровер», я за рулём, ты рядом, а фройляйн в детском кресле позади. Снимем в «Астории» номер для новобрачных и устроим второй медовый месяц. Благо наша дочь ещё маленькая, и не поймёт, чего это отец с папой в спальне так громко возятся. А также в ванной и в столовой… Пообедав, альфа снова уехал в город, но уже в гораздо более спокойном расположении духа. Любимого мужа он оставлял взбодрившимся и повеселевшим – Витя засобирался по магазинам. Сам по себе шоппинг омега не любил, но ему хотелось чем-то заниматься, чтобы поменьше думать – а закупка вещей в компании верного Мальцева подходила для этого как нельзя лучше. Нужно было купить снаряжение для комфортного путешествия с малышом – одеяла, переноску, да и сам Витька решил, что ему не помешает пара новых джемперов, удобных для кормящего омеги. Пашка, услышав по телефону слово «магазины», примчался через две минуты, благо жил теперь у жениха, в этом же доме. Он-то походы по торговым точкам любил до самозабвения, и предавался покупательской вакханалии с детским восторгом – сказывалось казённое детство и нищая юность. Вечером, ожидая Яна с позднего совещания – перед отпуском начальник отдела давал указания заместителям и специалистам, – Витька занимался разбором купленных вещей и упаковкой чемоданов в путешествие. Пашка, чей жених тоже пропадал на работе, сидел у друга и играл с крестницей – в то время, когда не поглощал мороженое. - Шикарно, – оценил он надетый на омеге джемпер, светло-жёлтый с белым и серым орнаментом. – Тебе идёт. Кто бы мог подумать, что тебе так пойдёт быть папашей, Витька. Ты всегда казался мне таким… Не совсем омегой. У тебя и фигура скорее беты, а то и альфы, это надо сказать, довольно пикантно смотрелось, когда ты с пузом ходил. Ты понимаешь – вот я, например, типичный омега. - Кому что нравится, – заметил Витька, складывая в сумку рубашки мужа. – Твоему альфе нравится спать с мягким омежкой, а моему – забарывать жёсткого. Каждому своё. - Это точно… Слушай, по-моему, стирка закончилась. Глухой на одно ухо, Витя машинку не слышал, так что отправился проверить. Действительно, новые одеяльца и комбинезончик для девочки уже постирались – омега выгрузил их в корзину и вышел на тёплую лоджию – развесить для сушки. - А они высохнут до утра? – прокричал Пашка, ответа не получил и сказал дремлющей у него в руках Лиле: – Не слышит папочка твой… А всё потому, что до твоего отца он был замужем за одним мерзавцем, тот его ударил, и у папочки теперь болит ушко. Нельзя, никому нельзя бить супругов. Паша Мальцев очень любил друга. Он тоже был детдомовский, но не был сиротой – его родители тогда жили тут же в городе, но отец перманентно сидел, а папаша пил и нищенствовал, оба они были давно лишены родительских прав. Пашка в свой группе был старше всех на год-полтора, но при этом самый слабый и маленький, его били все, кому не лень, отбирали вещи, булочки и конфеты из скудных приютских десертов – омеги, само собой, воспитывались отдельно от альф и бет, но даже от них доставалось бедняге Мальцеву неслабо. Был он от этого забитый, зачуханный, никто не хотел сидеть с ним за одной партой, и когда пришёл в группу новенький, его посадили к Пашке. И тут на улице маленького омеги наступил наконец праздник – он нашёл друга. Новенький оказался добрым парнем, неразговорчивым и тихим, а болтун Пашка сразу принялся разговаривать с ним обо всём на свете, и другие собеседники новенькому просто не понадобились. Кровати их тоже располагались рядом, и Витя Иванов – так звали новенького – счёл своим долгом другу помогать. А был он высоким, сильным, спортивным и очень упрямым, при наездах не него в прения не вступал, зато, если доставали, мог и двинуть. Так что и его трогать боялись, и от Пашки отстали. Мальцев дожил годы до выпуска в относительном комфорте, и самооценка его благодаря другу весьма и весьма повысилась. Они оба с Витькой считали друг друга братьями, тем более что других семей не имели. - А дядя Паша говорил твоему папочке, что надо валить, - продолжал маленький омега, идя с Лилей на руках на лоджию к Вите. – Но папочка вечно хочет, чтобы всем было хорошо, и не всегда понимает, что некоторые товарищи с маленькой буквы этого просто не заслуживают… Слышь, Вить, я спрашиваю – вещи-то до утра высохнут? - М-м? – рассеянно переспросил высокий омега, глядя сквозь стекло куда-то на улицу. – Что? А, да.. Должны. Воздух сухой… - Чего ты там увидел? - Вон, посмотри туда. - Куда?.. - Там, за сиренью. Видишь? Мужик вроде какой-то. Пашка внимательно вгляделся в сумерки за окном – с высоты шестого этажа сложно было что-то различить в густом сплетении кустов. Лишь спустя несколько секунд он увидел движение – и тут уже смог распознать в движущемся объекте нечто, действительно похожее на мужскую фигуру. - Делать ему нечего, в такую погоду там пастись, - пожал маленький омега плечами. – Того и гляди дождь польёт. Наверное, какой-то Ромео опрокинутый. - Он уже не в первый раз там стоит. То с той стороны, то с этой… А на ту сторону, где кабинет, только наши окна выходят, у нижних этажей там брандмауэр. - Один и тот же, что ли? - Вроде да. Когда светлее, видно, что куртка та же. - Ты думаешь – он за вашими окнами следит? А что он увидит с земли на шестом этаже, или на седьмом, тем более? - Не знаю. А что ещё ему там делать?.. Омеги помолчали, и Пашка чувствовал, как ему передаётся тревога друга. - А ты мужу говорил? - Нет пока. Мы завтра всё равно уезжаем. Когда приедем – посмотрю, будет он тут ещё ошиваться или нет. - А не может он квартиру пасти? - Не думаю, - в своей медленной манере сказал Витя. - Домушникам можно и полегче добычу найти. Дом крутой, квартира на охране и сигналке, домработник всегда остаётся, когда мы уезжаем, да и ценностей здесь особых нет… И потом - мы же сами не знали, только сегодня собрались уезжать. А это началось за несколько дней до того, как я получил письмо из Питера.