Бывшая жизнь. Родители и дети

В маленьком кафе отеля горела лампа под клетчатым абажуром, освещая столик и такую же клетчатую скатерть, цветастые тарелки и аппетитные закуски. В уголке мягкого сиденья, у радиатора, источающего тепло, пристроилась обитая мехом колыбель-переноска, в которой спала маленькая Лилия Шульман. Её отец сидел рядом - напротив супруга, - и не сводил с него глаз. Обычно на лице его в такие моменты было неприкрытое любование – Ян любил смотреть, как ест супруг, очень это у него аппетитно получалось. Теперь же лицо альфы выражало беспокойство. В конце концов Витька, отправив в рот очередную порцию вкуснейшего, почти домашнего омлета, сказал: - Янни, ты ешь, остынет. Большей гадости, чем холодный омлет, мир не видел. - Ты у меня поистине удивительный человек, - покачал головой альфа, беря мужа за руку. – Потрясающая выдержка. Я очень волновался, как ты переживёшь это всё. - А что - всё? – пожал плечами омега. – Ничего особенного, в общем-то, не случилось. Ну, родители нашлись, так я знал, что они есть, наверное, где-то. Что мой отец меня при рождении прикончить хотел? Так ведь не прикончил же. Теперь вон даже раскаивается местами. А деды на этом фоне, можно сказать, вообще святые люди. Это благодаря их слаженным и оперативным действиям я хотя бы остался жив. - Знаешь, родной, я бы не стал рассматривать Аллу как надёжный источник. Мне кажется, всё, что говорит эта особа, нужно делить на семнадцать. - Так то оно так… Но вот если бы Раевич-младший, например, засмеялся и сказал – Алла, да что ты несёшь, или просто презрительно молчал, как мать… Но он ведь… Я думал, он её по стене размажет, как шпаклёвку. Значит, эта выхухоль говорила правду. - Хорошо, что ты ещё находишь силы смеяться над этим… - А что мне делать? Факт останется фактом, как бы я на него ни реагировал… На депрессии и истерики у меня времени нет, у меня муж, дочка, собака, хозяйство, цветы вон. Надеюсь, Пашка их там не залил насмерть, заботливый мой. Ян, давай кота заведём? Рыжего? Давно хочу кота. - Витя… - Ян крепче сжал тонкие пальцы супруга. – Я серьёзно. Поговори со мной. Не для меня – для себя. Не хочу, чтобы ты прятал стресс внутри постоянно. В один какой-нибудь момент это может выйти боком. Не сдерживайся ради меня, я твой муж, я для того и есть, чтобы поддержать в трудную минуту… Я же жалуюсь тебе на все свои неурядицы, и ты меня всегда слушаешь, а сам мне никогда не говоришь ни о каких своих проблемах. - Правда?.. Не замечал… - Омега покачал головой. - Это у меня всё ещё остаточные явления от жизни с Владиком. Для него муж должен был быть удобным – вроде дивана, а иначе в нём никакого смысла. Иногда он соизволял меня выслушать, если у него было настроение, даже, бывало, что-то отвечал, но в основном мои проблемы он считал блажью, а всё, что я мог ему сказать – неважной глупостью. И реагировал соответственно. А кому охота, чтобы тебя в ответ на твои жалобы или игнорировали, или, чего доброго, ещё разок огрели… Вот я и не привык делиться. Разве что с Пашкой. - Я тоже вполне для этого гожусь, милый. Тем более, что я всё слышал, получается, и всё теперь мне тоже известно. Как чувствовал, что не стоило тебе соглашаться на эту встречу. - Стоило, - спокойно и убеждённо сказал Витька. – Зато теперь у меня никаких фантазий на этот счёт. Теперь я точно знаю, что к чему и почему. И больше по этому поводу дёргаться вообще не буду. Дело прошлое. Ян покачал головой. Будет, ещё как будет дёргаться. Витька, Витька, мягкий и жалостливый. Он всё равно станет думать о них, оценивать их тогдашние резоны, слушать нынешние мольбы о прощении… А они будут, мольбы, и визиты будут, и разговоры, родственнички теперь с него не слезут. Теперь-то они в нём нуждаются, не то, что тогда. Единственный сын и внук… И самое мерзкое – что он, альфа Ян Шульман, для которого в мире нет никого дороже и нужнее этого омеги, - ничерта сделать не может. Ну не его это дело. Он может советовать, сочувствовать, утешать… Но решение за Витькой. А он ещё пожалеет эту скотскую семейку, к бабке не ходи. Как пожалел этого ублюдка, бывшего своего, по которому тюрьма плачет наперебой с неврологическим отделением. Как жалеет и сейчас его многострадального папашу и придурковатого муженька. «Витенька, любимый мой… - думал альфа тоскливо, чувствуя, как предательски начинает щипать где-то в районе переносицы. - Ну зачем тебе это нужно? Сердце не резиновое, и нервы не стальные. Не хватит тебя на всех… Лезут, лезут, кровь пьют, как комарьё… Всем нужно твоё спокойствие и твоя доброта… Вашу мать, оставьте его все в покое, мне самому мало!» - Может, мы уедем куда-нибудь?.. Ненадолго. А? Помнишь, как тебе нравилось в Чехии? Встретим там Рождество… - Янни, ну что ты, какие сейчас поездки. У тебя работа. А маленькая? Это же полный идиотизм – трёхмесячного ребёнка в путешествия таскать, да ещё зимой. Сюда-то вынужденно поехали, по делу. Кстати, о деле – надо бы подумать, куда девать это… наследство. - Как – куда? Оно твоё. - Да ну… - отмахнулся омега. – Скажешь тоже. Моё… - Конечно, твоё. Дед этот твой, как там его… Лисовский, он, я так понимаю, таким образом попытался искупить… Чего ты смеёшься? Витя и в самом деле смеялся – продолжая жевать при этом. Управился с кусочком жареного сыра и произнёс, ласково глядя на мужа: - Немец есть немец, эмоции эмоциями, а финансы - финансами. Да, ты прав. Глупо просто отдавать деньги милейшей Алле, эта мадам, что-то мне подсказывает, и так с голоду не умирает. - Да уж, - хмыкнул Ян. – На несчастной, убитой горем вдове бриллиантов навешано, как на Екатерине Второй на парадном портрете, а мехов так и побольше. И потом, каков бы ни был господин Лисовский при жизни, он имеет право на то, чтобы его последнюю волю уважали, а он её выразил весьма чётко, и по отношению к тебе, и особенно по отношению к супруге. Ну что ж, судя по всему, мадам имеет строго то, что заслужила. - Ладно, - согласился омега, снова принимаясь за сыр. – Всё равно право собственности наступит – или что оно там делает, - только через полгода, так что время подумать, как со всем этим быть, у меня есть. Морозов сказал, что придётся приезжать ещё раз в мае. - Зачем? - А наследственную эту массу осматривать, когда стану собственником. Принимать наследство фактически. Других претендентов на это всё добро нет, ну, кроме Аллы, само собой. Я думаю, она будет оспаривать завещание. - По-моему, я её хорошо припугнул, чтобы она не смела тебе нервы трепать. Омега погладил мужа по руке: - Алла, боюсь, из тех, про кого поговорка есть – с глаз долой, из сердца вон. Это она так хвост прижала, пока ты на неё… Ну, от тебя и в самом деле волна пошла, даже я немного того… Поёжился. А потом мы уедем, она подумает-подумает, мы далеко, деньги близко… И заведёт опять шарманку. - Да пусть делает что хочет, лишь бы к тебе не лезла, без неё хватает желающих. Начнёт сутяжничать – наймём юриста. Нотариус ясно сказал – ничего ей не светит. Кстати, мне показалось, что он тебе глазки строил. - Янни… - смущённо сказал Витька. – Делать ему больше нечего. Только строить глазки замужнему папе грудной дочки, да ещё при муже – при таком муже. Ты бы себя видел, особенно с Аллой – викинг из кино, Олаф Кровавая Секира. Господин Морозов на самоубийцу вроде не похож. Альфа видел, что задуманное ему удаётся – а задумал он хотя бы ненадолго отвлечь мужа от раздумий о его родной семье. Ему казалось, что Витя должен очень переживать по этому поводу – сам Ян точно переживал бы. Утренняя встреча у юриста закончилась отвратительным скандалом. После слов Аллы о том, что Игорь Раевич был готов избавиться от младенца в буквальном, то есть в физическом смысле, тот кинулся на неё с кулаками. Лисовская, с невероятным проворством отскочив за стол, в ответ принялась орать совсем уже какую-то ахинею, Ксения Сергеевна и Морозов растащили их по углам. Взявший себя в руки Илья Николаевич голосом римского трибуна заявил, что, буде Алла скажет ещё хоть слово, они её засудят. Алла, впрочем, уже всё равно сказала больше, чем требовалось – и поэтому умолкла, вполне довольная произведённым впечатлением. Когда общими усилиями порядок удалось-таки восстановить, на этом-то всё и завершилось. Поскольку Витька успел надеть за это время пальто, и, оскорбительно вежливо поблагодарив Раевичей за то, что они всё же великодушно сохранили ему жизнь, вышел из комнаты ожидания, взяв на руки дочку, чтобы супруг тоже мог одеться. Ян, кипя от ярости и нереализуемого жгучего желания передушить родственничков мужа не сходя с места, вышел вслед, в приёмной на прощание сказал пару ласковых Алле, выразив надежду, что от неё больше никаких неприятностей его мужу не будет, а в противном случае она может сразу начинать просить политического убежища в Уругвае. Садясь на улице в машину, он ещё видел, как на крыльцо конторы выскочил Игорь Раевич – он звал сына, но Витька даже не обернулся, поправляя одеяло в дочкиной колыбельке. Поняв, что все разговоры закончены, альфа завёл двигатель и тронул машину с места. Супруг, выглядевший абсолютно невозмутимо, как теннисный арбитр, попросил его поехать в отель. - Обед уже. Лилю надо покормить, да и самим перекусить не помешает. Я с восьми утра ничего не ел. И вот они сидели в кафе, насытившаяся девочка спала в своей колыбельке, а они с супругом разговаривали. Точнее, Ян пытался разговорить мужа, чтобы наконец точно оценить его эмоциональное состояние. Сохраняемое им спартанское спокойствие альфу не обманывало – тот знал, как переживает стрессовые ситуации его любимый, и не мог не чувствовать его внутреннего напряжения. Но ни за обед, ни за весь последующий день Витька так не сказал ни единого слова на эту тему, кроме того, что уже говорил. И Яна не оставляло впечатление, что он сознательно избегает не только слов, но даже мыслей об этом. На следующий день они уже хотели ехать домой – омега настаивал на том, чтобы не задерживаться в Петербурге. Город ему нравился, но по достопримечательностям с Лилькой не походишь, во-первых, режим кормления, а во-вторых, конец ноября, холод собачий, застынет ещё. А сидеть в отеле смысла никакого. Поэтому Ян собрал чемодан и сумку с вечера – чтобы утром тронуться в путь. Вот приедут они сюда в мае – тогда и походят по музеям и паркам, и дочка постарше будет, и погода получше. Альфа поднялся в семь часов – за окном было ещё темно. Он встал с постели, стараясь не разбудить мужа – пусть ещё поспит, принял душ и оделся, проверил, как дочка – Лиля сонно посасывала пальчик в своей колыбельке. Понаблюдав за нахохленными утренними прохожими под редким тихим снежком в переулке, за снежинками, медленно опускающимися на мостовую в размытых облаках света от фонарей, Ян вернулся к кровати, с сожалением собираясь разбудить уткнувшегося носом в подушку любимого: пора вставать. - Витя, - осторожно потряс он мужа за плечо, поцеловал короткие завитки волос на его затылке. – Витя, вставай, солнце ясное. Уже утро, нам пора ехать. Омега со стоном оторвал голову от подушки, но глаз не открыл. Ян, как дома, когда совиная Витькина душа не хотела просыпаться утром, просунул сильные руки под живот мужа и чуть приподнял его: - Кран вызывали?.. Витя… - И в этот момент альфа ощутил исходящий от супруга сильный жар – как от печки. Глаз омега так и не открывал, только хрипло и тяжело вздохнул, словно ему не хватало воздуха. Альфа, чувствуя, как немеют от мгновенного ужаса пальцы, перевернул его на спину. Тронул лоб, щёки – всё душно-горячее. Омега приоткрыл мутные от жара глаза, застонал глухо, забормотал что-то неразборчивое запёкшимися губами. Ян схватил его руку, наклонился: - Что с тобой, Витя, что болит?.. - Убить… Хотел… Меня… Ничего не сделал… Нечестно… Не буду плакать… - шептал, задыхаясь, омега. – Я живу… Живу… Не отпуская руки мужа, перепуганный альфа схватил телефон. *** - Да, это нервное. – пожилой омега, врач «скорой», аккуратно заполнял бланк рецепта. – Реакция на стресс. Вы говорите, он пережил сильное потрясение? - Сильнее не бывает, - уныло сказал Ян. – Представьте себе, что многолетний груз ожиданий, разочарований, несправедливости вывалился на него в течение получаса. А его психологический склад таков, что он всё это привык переживать молча. Я пытался его разговорить, но без толку. У этого тоже свои причины. Мой муж – обладатель на редкость устойчивой психики, но он же не робот, в конце концов. А на него со всех сторон вечно сыплется. - Ну, сейчас кризис позади, - уверил альфу доктор. – Температуру сбили. Я сделал ему несколько инъекций – жаропонижающее, тонизирующее средство, успокоительное… Пусть спит. К сожалению, о поездке пока можно забыть – минимум три-четыре дня вашему супругу нужен постельный режим. Пока он не окрепнет, никаких путешествий, перемен мест и так далее. - Разумеется. Я буду с ним, у меня недельный отпуск на работе… Но он кормит, у нас маленькая дочь. Как с этим?.. - Я заметил, что он недавно родил. Что сам кормит – это хорошо, замечательно, и для ребёнка, и для него, сплошные положительные эмоции, то, что ему сейчас нужно. Кормление не прерывайте, если молоко не пропадёт, это же не инфекция. У него не было послеродовой депрессии? - Нет, не было… У него всё прошло хорошо, и беременность, и роды были лёгкими, если не считать того, что в него стреляли, когда он был на шестом месяце. - Стреляли? – изумился врач. – В каком смысле – стреляли?.. - В прямом, - мрачно сказал Ян. – Из ружья. Медик вытаращился на альфу, поправляя очки: - Это… Несчастный случай? На охоте?.. - Нет, это бывший муж у него такой интересный, скотина. - Промахнулся, я надеюсь? - Если бы. Попал. К счастью, всего лишь касательное было. Но его продержали в больнице неделю, пока не убедились, что никаких угроз беременности нет. - Это нехорошо… Тоже могло вот сейчас только сказаться, тем более вы говорите, что у него скрытный характер при темпераменте флегматика. Скверно… Значит, так. Вот вам рецепт, вот расписание инъекций. Сон, хорошее питание… А это – направление к невропатологу. По прибытии домой немедленно обратитесь. Не затягивайте, иначе кончится плохо. Люди такого склада, как ваш муж, чаще других страдают сердечными заболеваниями… …Когда врач уехал, Ян сел рядом с мужем, взял слабую, всё ещё горячую руку, прижал к губам, к щеке. Витька крепко спал – уже не метался, не бредил, дышал глубоко и спокойно, лоб его покрывало смоченное холодной водой полотенце. Бледный, губы пересохшие, тени под глазами. Альфа не знал, сколько просидел так, глядя на своего омегу – его отвлекла захныкавшая Лиля. - Заболел папочка, - грустно сообщил ей отец, беря на руки. – Ему надо поспать. А ты проголодалась, кроха? Цветочек ты наш… Где-то была твоя бутылочка, сейчас подогрею. Накормив дочку из бутылочки, альфа сменил подгузник, перпеленал девочку и уложил обратно. У него был уже приличный опыт в этом вопросе – он же обещал мужу помогать, когда родится ребёнок, надо было выполнять обещание, Витя своё выполнил, дочку ему родил. Опустив полог колыбельки, Ян хотел вернуться к мужу – и заметил, что тот уже не спит, а смотрит на него из-под полуприкрытых век. - Отец-героин, - прошептал омега, улыбаясь. – Ты не муж, а подарок, Ян Францевич. Что со мной случилось? - Нервное, - коротко сказал альфа, садясь на кровать. – Как ты себя чувствуешь?.. - Ничего… Голова только болит. И сил совсем нет. - У тебя был сильный жар. Ты бредил, - Ян снова взял мужа за руку. - Я говорил о них? О родных своих биологических?.. - Да. Из чего я делаю вывод, что произошедшее тебе далеко не безразлично. - Я этого и не утверждал… Просто старался держать себя в руках. Но мне действительно очень плохо, Янни… Я стараюсь сам себя убедить в том, что это не так. И не могу. Засыпаю вчера, а в голове всё вертится – мой отец хотел… Ведь всё же было в тайне, и не узнал бы даже никто… И был бы я закопан где-нибудь под сосенкой на этом самом участке, который мне сейчас в наследство достался… – Витька отвернулся, видно, силы и в самом деле его оставили, сдерживаться он уже не смог и тихо заплакал, слёзы поползли из уголков покрасневших глаз на подушку. – Бывали же такие случаи… Притом, что умом понимаю, что моей вины в этом нет и быть не может, всё равно никак не могу понять, почему это произошло именно со мной?.. Может, я чокнутый, и у меня иде-фикс?.. - Могу тебя уверить – ты точно не чокнутый. И не надо больше об этом. – У Яна у самого перехватывало горло, но он бы не смог точно сказать, от чего больше – от выворачивающей душу наизнанку жалости к мужу, или от испепеляющей ненависти к тем людям, что были причиной его теперешнего состояния. – Возможно, Алла преувеличила, ну или просто не так поняла. Этому Раевичу было шестнадцать лет, брякнул сдуру вгорячах. Не думаю, что он и в самом деле хотел… Зла тебе. - Уверен, что не хотел, - произнёс Витька, уже вытерший слёзы – всё-таки он умел быстро прийти в себя. – Точнее, он не думал, что это зло. Он, скорее всего, вообще не думал обо мне, как о живом существе. Как и мать, как и все они. А теперь они не знают, что делать… И я не знаю. - Я знаю, - сказал Ян, целуя горячие пальцы мужа. – Постарайся о них не думать. Живы, здоровы – и чёрт с ними. Ты и без них прекрасно справился, у тебя замечательная жизнь теперь. У тебя есть я, Лили, Пашка… Твой этот дядя Макс, на худой конец. И самое главное – родной мой, солнце моё ясное, не держи ничего в себе. Не переживай молча, не зарабатывай инфаркт. Не забывай – нам ещё нашу фройляйн растить, и второго ребёнка ты мне обещал. - Ладно, - омега улыбался, но по его виду можно было сказать, что этот короткий разговор утомил его больше, чем многочасовая пресс-конференция. – Договорились. Не буду молчать. Жди потоков депрессивного нытья… Ну, а сейчас, поскольку мы никуда не едем, раздевайся и ложись. Ещё подремлем. Пока у меня температура не спала, я тебя греть буду… Ян сбросил свитер и джинсы и улёгся рядом с Витей, обнял его – легко, чтобы не мешать ещё трудному дыханию, просто обозначая – вот он я, всегда твой, всегда рядом. Омега тихонько поцеловал его и тут же снова уснул, уткнувшись горячей щекой в плечо супругу, а альфе не спалось. Думал он о том, что вряд ли когда-нибудь заставит себя простить этим людям сегодняшние горькие слёзы своего всегда спокойного мужа – даже если сам Витя отпустит им их грехи. Он может, у него получается прощать. А себя Ян не чувствовал способным на этот шаг – и не испытывал по этому поводу ни малейших угрызений совести. Откровенно говоря, его просто душила злоба на это так называемое семейство его мужа. И не меньшая – на эту мерзавку Аллочку. Дрянь. Кто просил её говорить такое?.. А главное – зачем? Познакомившись в своё время с достижениями Владика Вишневского, Ян был уверен, что видел максимально возможное человеческое скотство. Однако же, пожалуй, Игорь Ильич и Аллочка с ним посоперничают. И всё это опять к Витькиному берегу. Хоть хватай по примеру всё того же Владика ружьё и отстреливай всю эту сволочь. А то иногда такое впечатление, что они на свет лезут…