Бывшая жизнь. Родители и дети

Очевидно, Морозов своё обещание выполнил – за три дня, проведённые супругами в Петербурге, их никто не потревожил. Ян даже удивлялся, альфа был уверен, что психологические атаки в стиле «матросы на зебрах» начнутся немедленно. С одной стороны, молчание семейства Раевичей его, конечно, радовало – Витьку никто не беспокоит. А с другой стороны, Ян думал, что старшие Раевичи, похоже, действительно люди умные, поняли, что нахрап не поможет – однако не факт, что это благо. Оснований полагать, что они откажутся от попыток вновь обрести сына и внука, не было никаких, значит, они сейчас заняты планированием дальнейших действий. Обдумывают, мерзавцы, как бы им оправдаться за скотство своё. Знать бы, что этот серпентарий замышляет теперь, будь они неладны... Однако же что действительно настораживало Яна – так это отсутствие телодвижений со стороны Аллы. Вот уж кого сложно заподозрить в страсти к планированию поступков – стихия, что на уме, то и на языке, а ума-то того там... Почему она до сих пор не прибежала с очередной порцией откровений? Самое вероятное, потому, что у Аллы просто куда меньше способов выйти на их адрес, чем у этого чиновного семейства. Ну и хорошо. Непонятно вообще, что этой-то надо от его мужа. Витя тем временем чувствовал себя действительно лучше. Помогали и лекарства, и ласка супруга, и отдых в умиротворяюще-тихой атмосфере маленького отеля, и погода вдруг, как по заказу, улучшилась – прекратился нудный дождь, выглянуло неяркое питерское солнце, немного потеплело. И если в первый день после «знакомства с семьёй» на омегу то и дело накатывали приступы жесточайшей хандры, которую он с огромным трудом маскировал от Яна (и заработал в итоге свой нервный срыв), то ко дню третьему он вспомнил о Раевичах-Лисовских от силы несколько раз, и то в ключе «ну и чёрт с ними». Витька знал эту особенность своего психического устройства – через день-два он начинал так относиться к любой самой серьёзной проблеме. Если она была решаема – её надо решать, а не истериками заниматься, а если нет – ну, так тем более, толку-то с того, что ты себе нервы треплешь. Попереживал – и будет, надо жить дальше. Вечером третьего дня пребывания в Питере - точнее, в пятом часу, - Витька проснулся после дневного отдыха. От его приступа осталась напоминанием лишь небольшая слабость, но он по-прежнему принимал успокоительное, поэтому часа в три засыпал, как сурок, и спал частенько до ужина – своего или дочкиного, как получится. В этот раз проснулся сам – малышка ещё дремала, а вот супруга в номере не было. Не успел омега задаться вопросом – куда это подевался его альфа без него, как дверь хлопнула, и Ян возник в маленьком холле. - А ты где был?.. – хрипловато со сна спросил омега. - Да по магазинам пробежался, - альфа повесил пальто в шкаф и продемонстрировал мужу с десяток ярких красивых коробок и коробочек. – Видел тут неподалёку лавочку отличной сети кондитерских. Зная, что любимый муж тащится от сладкого, как удав по стекловате (Витька хрюкнул, вспомнив эту старую дворовую присказку), не мог не, как говорится. Ты спишь, Лили тоже, я тут уже все новости в Интернете перечитал, все журналы со стола, даже успел с посетителями на нашем портале пообщаться, дай, думаю, прогуляюсь. Как ты? - Отлично. К кофе с пирожными готов. Как там на улице?.. А на улице были тихие сумерки, и, как показалось омеге, когда он выглянул в окно, снова собирался дождь. Утром погода была изумительной, по словам портье, коренного петербуржца, скорее октябрьская, чем предзимняя. После завтрака супруги погуляли по маленькому парку, по близлежащим улицам исторического центра, повосхищались красотой культурной столицы – восхищался в основном Витька, Ян учился в Петербурге и город знал неплохо, но был рад снова увидеть полюбившуюся ему в то время Петроградку. Хотели было съездить в Петергоф, но решили отложить на май – в конце ноября фонтаны уже не работают, парки стоят без листьев, лучше весной – тем более всё равно ехать, ведь там коттедж Лисовского находится, который тоже остался Витьке. Поэтому супруги решили просто пообедать в кафе отеля, потом омега лёг спать… А теперь вот уже вечер, и завтра утром они возвращаются домой. Прекрасный город Питер – но в гостях хорошо, а дома лучше. К обеду следующего дня маленькая семья уже выбиралась из машины у своего подъезда. На крыльце их встречал Пашка, почему-то с букетом цветов и неизменной улыбкой до ушей. Естественно, он знал, что ездил Витька за наследством, и что завещатель оказался Витькиным дедом, но других подробностей лучший друг не стал сообщать по телефону, поэтому на круглой Пашкиной физиономии и в сияющем взгляде, помимо радости, помещалось неохватное любопытство. - Привет! – радостно заверещал он, бросаясь Витьке на шею. – Иванов, ну почему я за четыре дня начинаю скучать по тебе, как не знаю что?.. Как ты, получше? Целы твои цветы, цветут и пахнут. Рис этот коричневый странный я съел, ты не обидишься? Я забыл тебе по телефону сказать, так распереживался из-за тог, что ты заболел там… Масло я тоже съел, но купил новое, а этот рис твой не нашёл, где продаётся, и вообще он гадость, сухой, как вата… Я почему и масло съел – этот рис без пачки масла не съедается. - Пашка, - смеялся омега, - умолкни ты на секунду, вот трещотка… - Да, вот ещё, - Мальцев просьбе не внял, похоже, он её и не услышал. – Тебя тут искал твой бывший тесть, Максим Петрович. Не знаю, почему он тебе не позвонил, но он приходил, а я как раз цветы поливал и с собакой пошёл гулять. Зачем, он не сказал, перезвонит, в общем. Как дела-то, а? Ян, всё это время наблюдавший за встречей лучших друзей, от души смеялся: - Павлик, давай хоть в квартиру поднимемся! - А вы не устали с дороги? – сочувственно спросил Пашка. – А то, может, вам поспать… А то ты меня знаешь – я пока всю подноготную не выспрошу, не успокоюсь. - Да сколько там той дороги, - небрежно махнул рукой альфа. – А ты, Вить? - Я и так четыре дня, считай, только и делал, что спал. Пойдём, попьём чаю с петербургскими пирожными. Пока пили чай, обменялись новостями. Витя рассказал лучшему другу, как «обрёл семью» - Пашка только головой мотал. - Ни хрена себе! - Негодующе восклицал он через каждые две фразы. А под конец рассказа выдал собственное заключение: - Вот гады. И дома, и деньги, всё же уже имели – им что, мало было?! Ну вот что ты там мог им испортить?! - Репутацию. - Ага! Как жареный петух клюнул в жопу, они о репутации задумались! Думать тогда надо было, когда деток таких воспитываешь, что после их невинных игрушек такие дела делать приходится… Фу, противно. А ты их ещё простишь, Витька, я ведь тебя знаю. Из-за твой мягкотелости Владик тебе четыре года нервы мотал! Можно простить дурака-папашу, когда он отдал по молодости и глупости дитёнка, а потом прибежал, раскаялся… А такое нельзя прощать! Нельзя! Это сволочизм высшей пробы! Расчётливый и хладнокровный, как преступление… Да это и было преступление! Ян кивал, соглашаясь в душе с каждым Пашкиным словом. Сам он в разговорах с мужем таких резких оценок избегал – отнюдь не из почтения к Раевичам и Лисовскому. Просто боялся своего любимого задеть. А Мальцев – это Витин брат, они рядом всю жизнь, и Пашке можно такое говорить. Это от самого сердца – а оно у маленького омеги большое. - Паш, - задумчиво спросил Витя. – А вот ты сам простил бы своих? Как ты думаешь? - Ну, мои-то прощения и не попросят, - равнодушно фыркнул Пашка. – Где мой папаша, не знает никто, мож, и помер вообще уже – да скорее всего. Он же тубиком болел, да и алкаш он уже тогда был конченый, а ему тридцати не было. Пил всякую дрянь. В доме дрыгульник, печку-то не топит никто… В жизни не забуду, как у меня однажды на два дня всей еды чёрствая горбушка осталась, мне года четыре было. - А отец? – спросил Ян, снова с теплотой вспомнив своих собственных родителей. То, что кажется вроде бы само собой разумеющимся, оказывается вдруг очень ценным, когда видишь жизнь тех, у кого этого нет и не было – никто не играл с этими мальчишками, никто не целовал на ночь, никто не ругал за тройки и не водил в кино и походы. Не было у них своих игрушек, не было своего уютного уголка в родительской квартире, казённый дом с самого детства… - Отец? – переспросил Мальцев, сунув в рот три профитроля разом. - Сидит он. Пятая или шестая ходка. Это мне дед двоюродный сказал, когда я его видел в прошлом году. Отца-то я как в пять лет в последний раз увидел, так и всё. Дед говорит – в этот раз он там и помрёт, на зоне. Он в грабеже с убийством вроде участвовал, то ли восемь, то ли десять лет строгача дали. С такой статьёй, да рецидивист – УДО* ему явно не светит. Пашка рассуждал о родителях, как о чём-то совершенно далёком, постороннем и неинтересном, и Ян вдруг подумал о разнице между Пашкиной ситуацией и Витиной в этом вопросе: Пашка жил с этим всю жизнь, он привык к тому, что из себя представляют его родители, давно всё для себя оценил и махнул рукой на свою семейную историю. А Витя ничего о своих не знал, и жил, в противоположность другу, надеясь. И надежды его обернулись знакомством с Раевичами и Аллочкой. И известием о том, что своим родителям он был не пассивно-безразлично не нужен, как Пашка, а мешал до того, что собственный отец говорил о его убийстве. Тут впору не приболеть на денёк – умом тронуться. Зазвонил телефон – Ян, выйдя в холл, снял трубку: - Слушаю. - Ян, это вы… Добрый вечер. - Максим Петрович, - констатировал альфа. Как же вовремя-то, а? Впрочем, ничего нового, всё как обычно. – Добрый вечер. Мы только приехали. - Я знаю, простите за беспокойство. Мне нужно две минуты. Попросите Витю подойти, пожалуйста. Уверяю вас, я его не побеспокою. «Вежливый какой. И нафиг не пошлёшь, неудобно, да вроде и не с чего. Ну ладно…». Ян с трубкой в руке подошёл к омегам: - Вить, а твой тесть бывший себя ждать не заставляет. Просит две минуты внимания. - Угу, спасибо, - Витя взял трубку. – Здрасте, Максим Петрович. - Витенька, добрый вечер, - в голосе бывшего тестя омеге послышалось какое-то напряжение. – Прости, что я вот так с дороги беспокою тебя, но у меня тут… Словом… Да, а как ты себя чувствуешь?.. Паша сказал, что в Петербурге ты приболел… - Ерунда. Так, небольшой приступ, температура подскочила. Я уже поправился. - Ну и замечательно, - с искренней радостью сказал Максим Петрович. – Видишь ли, я не стал бы тебя беспокоить, но… Дело в том, что мой зять, Егор, зачем-то стремится тебя видеть. Он твердит, как заведённый, что это очень важно, и достаёт меня с этим уже несколько дней. Спрашиваю – в чём дело, не говорит, умоляет меня добиться встречи с тобой. Не знаю, Витя… Я не имею права настаивать, но очень тебя прошу. Разумеется, в моём присутствии. И твой супруг тоже может быть с нами, я думаю, он захочет. - Ну… Поздно уже, вообще-то. - Что ты, Витя, не сегодня. Вы только с дороги, с малышкой, устали, конечно, не сегодня. Пойми меня правильно, я уже сам не знаю, что мне делать, за что хвататься. Ну всё вверх тормашками. От Егора и так сплошное беспокойство, мальчишка – комок оголённых нервов. У меня у самого скоро крыша съедет. Давай сделаем так… Я завтра утром, часов в десять тебе позвоню, и если ты будешь достаточно хорошо себя чувствовать, то мы ненадолго к тебе заглянем, в обед или вечером, как тебе будет удобнее… Если хочешь, можем на нейтральной территории… - У меня дочка. - Да-да-да, конечно, не подумал… Но я пойму, если ты откажешься. Честное слово, не хочу никому причинять неудобств, но мои силы тоже заканчиваются, я уже на всё готов, поэтому и решился тебе позвонить. Честно говоря, - бывший тесть понизил голос, - больше для успокоения этого невротика. Ему приспичило поговорить с тобой. Не думаю, что это что-то важное, вероятнее всего, будет выспрашивать о Владе. - Н-ну хорошо, - нерешительно произнёс Витька. – Давайте завтра созвонимся с вами. Утро вечера мудренее, в любом случае. - Спасибо, милый, - с явным облегчением ответил Максим Петрович. – Передам Егору, что говорил с тобой. Господи, хоть на сегодняшний вечер он оставит меня в покое. До чего же упрямый мальчишка, просто ужас. Ну, что ж, до завтра?.. - Да, до завтра. Звоните. Пашка скептически посмотрел на друга: - Иванов, ты никогда и никому не научишься говорить «нет», особенно если просить очень-очень вежливо. - Да он ни о чём таком не просил. Егор там чего-то опять. - Чего? - Хрен его знает. Поговорить хочет со мной. - Ну его нахрен! – Тут же отреагировал Пашка, округлив глаза. – Он же чокнутый! Ты что, не помнишь этот клок шерсти у тебя под брусом калитки? - Какой ещё клок? – недоумевающее воззрился на мужа Ян. Витька с досадой глянул на Пашку. - Да так. Егор приходил к нам на дачу как-то, и Пашка вроде видел, как он сунул под брус какую-то хреновину – клок волос или шерсти с иголками ржавыми. Пашка вон говорит, что это порча. Альфа, качая головой, добавил себе чаю в чашку: - В порчу и прочее волхвование я, конечно, не верю, чушь это всё, но вот это поведение юноши бледного со взором горящим мне не нравится однозначно. Парнишка явно не в себе. С его склонностью к зацикливанию это может быть чревато чем угодно, вплоть до цианида в кофе. - Ладно тебе, - усмехнулся омега. – Дядюшка Макс будет присутствовать, и против тебя они тоже не возражают. Чего бы ради ему меня травить-то? Конечно, его немного колбасило, само собой, он столько пережил всякого. Но Максим Петрович, да и Алька, говорят, что ему вроде получше, в смысле нервов. - Не знаю, милый, - альфа, по обыкновению, принялся гладить руку мужа. – Не знаю. Будь ты здоров и спокоен – ещё ладно бы, но тебе за последние несколько дней и так пришлось многовато переживать. Даже для твоего темперамента и твоего оптимизма – многовато. - Ну и тем полезнее отвлечься, - пожал плечами Витька. – Из-за дядюшки Макса-то с Егоркой какие могут быть переживания? Даже наоборот, полезно руку на пульсе держать. Пусть лучше он вместе с дядюшкой Максом сюда придёт, посмотрим на него, как он. Егорушка как актёр никуда не годится, он вообще скрывать ничего не умеет. Так что если у него по-прежнему мозги набекрень, мы это поймём. Ян, всё ещё сомневаясь, тем не менее признавал, что в словах супруга есть смысл. Пашка, судя по всему, тоже колебался. Наконец Витя прервал эту наполненную сомнениями тишину: - Да и вообще, я ещё не согласился. Завтра видно будет. В комнате захныкала Лиля, и Ян направился туда – успокоить кроху. Как только он вышел, Витька подался ближе к другу и спросил шёпотом: - Паш… А ты не смотрел – тот, ну, под окном, не появлялся больше? - Не-а. - Не смотрел или не появлялся? - Не было его. Я специально ждал. Не было. Точно. _______________________ *УДО - условно-досрочное освобождение