Бывшая жизнь. Родители и дети

- Ну и хорошо, вот и договорились, - омега неторопливо откусил булочку. Он казался совершенно невозмутимым. Ян, быстро глянув на мужа, перевёл взгляд на гостью, и решил сменить тему. - А у вас нет никаких подозрений, кто бы мог её убить? Раз уж вы уверены, что это не я и не ваш сын. - Я не говорила, что я в этом уверена, - пожала плечами Ксения Сергеевна. – Я лишь сказала, что в случае Игоря это крайне маловероятно. Но никогда нельзя исключить ошибку. Иногда человек, которого ты знаешь всю жизнь, может очень сильно удивить. Чужая душа – потёмки, не зря же поговорку придумали. - Пожалуй, - согласился альфа. – Иногда даже сам себя, бывает, удивляешь. Ну, а я-то, например, почему вне ваших подозрений? - Потому, что мне показалось, что вы человек осмотрительный и разумный, вряд ли способный на такую глупость. Всё-таки, в вашем возрасте сделать такую приличную карьеру… - Стараюсь, - кивнул Ян. – Да и с мотивом для убийства у меня напряжёнка выходит. Покойная, конечно, была той ещё дамочкой, но лично нам не так уж и мешала. Нам не нужно было её убивать, достаточно было просто послать подальше. - Мы, когда обсуждали возможные версии полиции, скорее думали об этом злосчастном наследстве. Это весьма материальная причина. - Тем более мимо, - это Витька сказал. И Ян заметил, уже в который раз, что его супруг избегает прямого взгляда на гостью, сейчас вот с одним из своих цветков разговаривает. – Во-первых, нотариус сказал ясно, что оспорить завещание ей не удастся, зря деньги потратит. Во-вторых, я и сам не уверен, нужно ли оно мне, наследство это. Мы и так не голодаем. И даже будь я бедным – не привыкать. Я не стал бы убивать за деньги. И Ян не стал бы. Тем более не за свои. Почему вообще кому-то на нас думать?.. Вот вы – вы же хорошо её знали? Наверно, можете предполагать… Ну, думаю, было довольно много людей, кому она… не нравилась. Ксения Сергеевна спокойно пила чай, отведала маленький бутерброд – ни дать, ни взять вдовствующая герцогиня с визитом. Ян снова подумал, что прав насчёт неё – смерть Аллы ей совершенно безразлична, да и связанные с ней события мало волнуют эту железную леди. У госпожи Чичериной тут другая цель. - Хорошо знала? Нет, Витя, я бы так не сказала. Мы с Аллой были людьми, полярно противоположными друг другу. Алла действительно мало кому нравилась, но её специальностью были мелкие пакости. Пустить гадкую сплетню, закатить нелепую сцену, устроить скандал персоналу в каком-нибудь заведении, какую-нибудь эксклюзивную шмотку увести из-под носа у такой же, как она, гламурки не первой свежести – вот максимум вреда, который она могла причинить. За это, конечно, могут плюнуть ей в пафосный напиток, или даже набить физиономию, но вряд ли пойдут на убийство. - За то недолгое время, что я имел сомнительное удовольствие знать эту фрау, - заметил Ян, - я успел понять, что у неё был очень длинный язык. А за это, бывает, убивают, да ещё как. - Всё возможно. Хотя мне и не кажется, что Алла могла знать какие-нибудь по-настоящему серьёзные вещи – неоткуда. Конечно, нельзя исключать того, что она просто трепала языком, как всегда, и кто-то сильно обиделся на её болтовню. Но, скажем так, мне сложно предположить, чтобы кто-то из окружения Аллы мог бы проломить ей за это череп. Впрочем, я знакома далеко не со всеми, с кем хороводилась Алла. Это, мягко говоря, не мой круг знакомств. Время от времени там появлялись такие рожи, что любо-дорого. - Мне показалось, что она-то в ваш круг вполне вхожа, - иронически сказал Ян. Ксения Сергеевна отмахнулась: - Не она, а её муж. Она всегда была чужеродным элементом, отчего постоянно и бесилась. Алла никогда не оставляла своих потуг стать светской львицей. Пока Анатолий Семёнович был жив, он её звёздные претензии пресекал под настроение, когда Алла совсем уж зарывалась, но на самом деле его не слишком-то интересовало, как живёт его жена. Фактически в последние несколько лет они были абсолютно посторонними друг другу людьми. Ян снова посмотрел на мужа – омега разглядывал что-то на своей тарелке. Слушал он уже явно вполуха, разговор с соблюдением приличий очевидно начал тяготить его. Витьке никогда не удавалось враньё. Он, конечно, пытался вести себя светски, но было очень похоже, что омега снова вспомнил, кто перед ним. Одна из тех, по крови родных ему людей, что его в своё время попросту выбросили. Ян дотронулся до плеча мужа – Витька, не глядя на него, кивнул и сказал: - В общем, конечно, большое спасибо вам… Что приехали и предупредили. Спасибо. Думаю, полицейские посмотрят записи камер и найдут того, кто это сделал. За нас не беспокойтесь, мы тут ни при чём. Ксения Сергеевна прекрасно поняла, что это означает. Мол, вы же «приехали нас предупредить» – ну вот, задача выполнена, сведения переданы, гипотезы обсуждены, даже чаем вас из вежливости напоили, пора и честь знать. Бета с достоинством поднялась из кресла: - Не за что, Витя. Мы посчитали своим долгом поставить вас в известность. Я очень рада, что ты так хорошо живёшь. Прекрасный дом, прекрасная семья. И мне… - Она запнулась, явно подыскивая слова, и было заметно, что ей это непривычно и неловко. – Мне невозможно жаль, что в этом нет нашей заслуги. Мы много лет не думали о том, что… У нас где-то есть внук. Точнее, мы очень старались не думать. Нам это неплохо удавалось какое-то время, но, поверь, это ничем не помогает нам теперь. Когда ясно, что ничего нельзя ни исправить, ни вернуть. Витька по-прежнему не смотрел ни на кого, и на лице его было то самое выражение детского тихого упорства, немного виноватое, но вместе с тем уверенное – я прав. Ян этого не знал, но чаще всего это выражение появлялось на лице его мужа в моменты споров с Владом Вишневским. Омега по привычке шмыгнул носом и сказал Ксении Сергеевне, всё так же на неё не глядя: - Тогда вы не удивитесь, если я скажу… Что в последние годы я тоже старался о вас не думать. Ну, не о вас, а вообще о родителях, о родственниках, о тех, кто меня бросил. И когда с вами познакомился… В общем, теперь мне ещё меньше хочется о чём-то думать и о чём-то сожалеть. - Прекрасно понимаю, - кивнула бета. – Уже то хорошо, что ты меня не прогнал, когда я приехала. Но я не могу отказать себе в праве надеяться на то, что когда-нибудь ты простишь нас… Как бы ни была ничтожна эта надежда. - Ваш сын хотел меня убить, - тихо, без выражения сказал Витька. – И даже не потому, что я его там опозорил или привязал к ненавистной бабе… Только потому, что я ему мешал жить так, как он хочет. Моя жизнь для него вообще значения не имела. Ксения Сергеевна закусила губу – так, как это делают от стыда и досады: - Я могла бы соврать тебе, сказать, что ничего подобного не было, и Алла всё выдумала, благо она уже ничего опровергнуть не может… Да и моги она – её слово против моего, а она тоже… Ещё тот источник правдивой информации. Но я врать не хочу. Наоборот. Я хочу, чтобы ты всё знал. Чтобы никаких недомолвок и скрытых мин не было больше. Признавать вину – так в полном объёме, а не торговаться по мелочам… Игорю тогда было шестнадцать лет. Он не понимал, что стал отцом, он не хотел этого. Собственно, он ни о чём таком лет до тридцати пяти не думал. Это очень сложно, Витя… Юноша таких лет редко может похвалиться ответственностью. - Ну, это его, конечно, оправдывает. - Разумеется, нет, но что касается убийства… Я уверена, несмотря ни на что – всё-таки это было сказано не всерьёз. Скорее, такой способ эмоционального шантажа нас, родителей. С целью переложить ответственность за твою жизнь на нас. Ведь ты уже был, уже родился, и надо было что-то делать, а что – они с Марианной не знали, и думать об этом не хотели… Пойми, не были они готовы стать родителями. - Я это всё уже знаю, - кивнул омега. – Мне-то от этого не легче. Ну вот, не были они готовы… А от меня теперь что требуется? Понять и простить? Странные вы… Эмпатия эмпатией, а то, что я чувствую, в любом случае со мной остаётся. - Я с этим не спорю, - начала было Ксения Сергеевна, но внук её остановил: - Подождите, я скажу… Чтобы зря не разговаривать, а то мы всё из пустого в порожнее. Я могу всё это понять, могу встать и на ваше место, и на место вашего сына… Но останусь-то в конце концов на своём месте. Ненужного никому ребёнка, подброшенного в сумке к казённому дому. И не в прощении вопрос-то, и не в обиде, и не в деньгах, которые у вас были, а у меня не было, это, может, как раз к лучшему… Просто я не вижу смысла иметь дело с такими людьми. Не ждите от меня ничего. - Я и не жду, - так же, как внук, тихо произнесла бета. – Я просто надеюсь. Думаю, на данный момент никто из нас не знает, как повернётся и чем всё закончится. Я не буду настаивать сейчас на разговорах, ты прав, пока это бесполезно, даже вредно. Поеду, пожалуй, поздно уже. Будьте готовы, полиция наверняка вас порядочно потерзает. Несмотря ни на что, я рада была повидаться и поговорить. Витька только кивнул ей – взгляда внука Ксения Сергеевна так и не дождалась. Взяла у Яна сумочку, тоже кивнула, и вышла. Альфа закрыл за ней дверь, а омега в это время уже покинул переднюю. Ян нашёл мужа в гостиной – он из окна смотрел, как их гостья садится в машину. В свете яркой лампы у парадного её «Лэнд Крузер» был отлично виден. Как и то, что Ксения Сергеевна, перед тем, как сесть за руль, довольно долго смотрела на окна их квартиры. Альфа подошёл к супругу, мягко обхватил ладонями его прямые широкие плечи: - Ты сердишься, Вить? - На что? – рассеянно откликнулся омега. - На меня. Ну я правда просто не хотел тебя беспокоить. Ты тогда плохо себя чувствовал, а тут эта… Как ты её назвал – выхухоль? Мне не казалось, что эта встреча будет тебе на пользу. Кто знает, что бы она принялась нести, какую грязь. И не пойти – тоже… С неё сталось бы и лично заявиться. Не сердись, милый мой, я хотел как лучше. - Я не сержусь, - Витька откинул голову мужу на плечо. – Я рад, что ты обо мне так заботишься… Но я не хрупкое нервное создание. Приболел немного просто. Не оберегай уж так меня от каждого сквозняка. Я парень довольно закалённый. - Угу, - Ян поцеловал мягкие волнистые волосы на затылке своего омеги. – Закалённый. Иногда эта закалка тебе боком выходит. Я испугался за тебя. Очень. - У всех бывает. Когда я ангиной болел – ты тоже вокруг бегал, как будто я растаять могу от температуры тридцать восемь и пять, при том, что я эту хреновину регулярно на ногах переношу. А сам, когда подхватил простуду, мне не давал даже молока тебе подогреть. - Я альфа. Уж с простудой как-нибудь сам справлюсь, раз теперь нам не нужно охотиться на мамонтов и отгонять кочевников. - Ну, раз уж ты завёл речь о стереотипах в гендерных отношениях, то я омега – и предназначен для того, чтобы заботиться о семье. А моя семья – это ты как раз. Так что хочешь или нет, а я буду о тебе заботиться. Упоминание о семье, кажется, снова натолкнуло обоих супругов на мысли о вновь нашедшихся родственниках омеги. Витька замолчал и смотрел в окно, а Ян, поглаживая его затылок, сказал через некоторое время: - Ты был очень терпим к своей… К нашей сегодняшней гостье. Она, похоже, и сама на такое не рассчитывала. Начала-то как – мол, дело неотложное, срочное, важное… Чтобы не прогнали. - Кто б её прогонял, - тряхнул головой Витька. – Я не хочу давать им понять, что я по их поводу вообще чего-то думаю. Не хочу пока думать. Мне нужно время. - Конечно, родной мой. Не самая простая ситуация, обдумай всё хорошо. Не торопись. Времени у тебя вагон. - Ну само собой. Ждал четверть века, и ещё подожду. А то свалились, как снег на голову. Понимаешь, я при таких родителях, таких дедах… Сиротой в приюте, в одной комнате с десятью другими ребятишками… Пока они там карьеры делали, катались на раритетных «Мерседесах» и по Парижам гуляли. А вот мне в их красивой жизни не было места. Так чего они теперь от меня хотят? Спохватились через двадцать пять лет… Конечно, тогда они не были готовы… Не были они готовы. А сейчас, значит, вынь да положь. Вот всё то же самое. Тогда не думал никто обо мне, и сейчас им до моих чувств и нужд, как до лампочки. Ян, я сейчас буду ныть. И ругаться. Голос омеги стал сердитым, но из крепких рук своего альфы он не высвобождался. Ему хотелось чувствовать родного человека рядом. Теперь-то он у него есть. Даже двое. Трое, считая Пашку. А Ян слушал его речь, становившуюся несколько сумбурной, и только поглаживал напрягшиеся плечи: - Ной, и ругайся, обязательно, это дело такое… Только не переживай молча. Лучше всё рассказывай. Мне, Павлику… Не держи в себе, пожалуйста. Я больше не хочу таких приступов с тобой. Омега, однако, угрозы своей не выполнил. Ныть не стал, и ругаться тоже. Он тяжело вздохнул, и выбрался наконец из объятий мужа. - Янни, сходи к Лили, посмотри, как она. А я выйду, прогуляю собаку. Хочу воздухом подышать. А насчёт родственничков моих… Может, это и хорошо, что я с ними не вырос. А то был бы мажором, вроде Игоря Ильича… Или истеричным любителем помотать нервы, как моя мать покойная. - Не надо, - уверенно сказал Ян, целуя мужа в щёку. – Ты мне нравишься таким, какой есть. Ты замечательный. Так что в каждом отрицательном явлении непременно есть и хоть что-то положительное. Гулять с Данте Витька, благодаря усилиям мужа, пошёл в значительно лучшем настроении. Даже по лестнице спускаться ему было весело – он считал ступеньки под песенку Винни-Пуха, которую иногда пел дочке, получался как раз один куплет за пролёт. «Если я чешу в затылке – не бе-да!» Ротвейлер пытался задрать остаток своего хвоста как можно выше – Данте тоже чувствовал себя бодро. До собачьей площадки они почти бежали, пёс просто так, а его хозяин – с обрывками мыслей о том, что жизнь, в общем-то, прекрасна, когда у тебя есть любящий муж, дочка, пёс, и все вы живёте в отличном доме, и ходите в гости, когда есть любимая работа, и друзья… Да отлично всё просто. Данте шумно копался мордой в свежем снеге под деревом, а Витька смотрел в тёмное небо. Звёзд не было, их закрывали низкие облака, розоватые от зарева городских огней: снег, наверное, пойдёт. Позади них раздались тихие шаги – должно быть, ещё чей-то питомец на прогулку запросился. Витька обернулся к подошедшему, поздороваться. Он не со всеми жильцами дома был знаком – никогда не отличался общительностью, - но «собачников» знал. Однако человек этот был без собаки. Зато куртку омега узнал сразу. Несколько дней наблюдал её из окон по вечерам. Вместе с обладателем.