Бывшая жизнь. Родители и дети

Обида и одиночество. И бесконечная жалость к себе, занимающая место когда-то такой же бесконечной самовлюблённости - неудивительно. По-настоящему он никогда не был уверен в себе. А теперь уверенность оставалась вообще только одна – что жизнь почему-то так несправедлива к нему. Он никому не смог бы объяснить, зачем он ходит в этот двор, зачем стоит часами в палисаднике при совсем уже не летней погоде. Впрочем, и спрашивать его об этом было некому. Омега-супруг, Егор, не смел задавать ему вопросов, боясь и без того не прекращающихся ссор и гнева вспыльчивого альфы. Отец, а с некоторых пор и папа подчёркнуто не вмешивались в его жизнь и проблемы, хотя у Влада и имелись подозрения, что папа всё-таки продолжает втихаря за ним шпионить. А иначе зачем бы Максиму Петровичу носиться с этим малахольным, нынешним Владовым мужем, не от доброты же душевной? Конечно, чтобы руку на пульсе держать. Поэтому с Егором Влад почти не разговаривал, и уж конечно, не поверял ему ни мыслей, ни тайн. А друзей у Вишневского не осталось совсем. Даже Сеня-прихлебала – и тот уже несколько месяцев как исчез с горизонта. Впрочем, этого бы ещё сто лет не видеть. Понятно же, почему глаз не кажет – знает, что выпросить ничего не получится, у Влада у самого теперь с финансами очень печально всё. Сюда, к этому дому, ноги несли альфу в буквальном смысле слова сами. Он по-прежнему не работал, делать ему было нечего, и вечерами, чтобы избавиться от общества мужа, если Егор был дома, или от одиночества, если Егора не было, Влад выходил гулять. Он не вспоминал при этом, как шпынял за страсть к пешим прогулкам по городу своего бывшего мужа, называя эту его привычку дурью и пророча ему встречу с компанией пьяных гопников или каким-нибудь маньяком. И уж тем более не думал о том, что Витьку, наверное, тогда выгоняли из квартиры те же причины, что и его теперь. Он сам не замечал, как снова проделывает один и тот же неблизкий путь. Минуя несколько пыльных, изрытых котлованами кварталов новостроек, в одной из которых он жил сейчас, Влад проходил по обочине загруженного шоссе, где грохот транспорта убаюкивал его почти до состояния транса, потом в этом полусне он спускался с виадука по лестнице и оказывался на узенькой грунтовой улочке частного сектора – как в другом мире. Эта тихая окраина была отгорожена от шумной магистрали густой тополиной рощей, которая и служила границей двух миров: здесь вечером вообще была такая пустота, что посёлочек казался вымершим – только кое-где светились не закрытые ставнями окошки домиков, да лениво побрёхивали у калиток дворовые собаки, провожая чужака взглядами. В холодных сумерках альфа проходил улочку насквозь, и та выводила его через строй коттеджей и старый облетевший парк к домам Октябрьского, к знакомой семиэтажке. Где никто его не ждал, и даже не замечал его присутствия. Кусты сирени в палисаднике у крайнего парадного чуть разрослись, но всё равно не могли скрыть крупную фигуру Влада, а он и не знал, хочет ли прятаться. Да и что он вообще тут забыл – не знал. Это было очень странное ощущение. Со двором и домом у него не было связано ни одного приятного воспоминания, хотя тут он приобрёл в своё время прекрасную квартиру, тут сыграл свадьбу… Ни о чём из этого даже думать ему не хотелось. В этом месте окончательно рухнула его жизнь, ни одна из его надежд – новая квартира, новый супруг, - ничего не сбылось. А его тянет сюда, как под гипнозом. Почему? Между тем события последних месяцев его жизни уже нельзя было списать на невезение, «чёрную полосу» или что-то в этом роде. Совершил преступление, едва избежал суда, схлопотал нервный срыв, запил, растерял друзей, знакомых – которых и так было немного, рассорился с родителями, с работы выгнали, семейная жизнь… Какая к хренам семейная жизнь, разве у него семья?.. Мужа своего он видеть не может. Ребёнка родить – и того не смогли, чего уж проще, казалось бы. Хотя это, может быть, и к лучшему. Какой в их случае ребёнок, что у него была бы за жизнь? Их с Егором брак не похож на тихую гавань, скорее это скользкие путы водорослей, которые в штормовом море тянут и без того обессиленного утопающего ко дну. Нет, об этом он думать тоже не хочет. Всё рушится, и явно не само по себе. Сожаления, обида… И ненависть, разъедающая кислотой душу. О будущем думать невыносимо, а желание вернуть прошлое, когда были у него и работа, и деньги, и семья, превращается постепенно в манию, в одержимость. Мозги плавятся от мыслей, иногда кажется, что он сейчас с ума сойдёт. А если бы, а если бы… Как он допустил, чтобы его жизнь превратилась в чернушный постмодернистский роман? Он ведь не неудачник, не слабак… Нет, конечно. У него просто сложный период. …Окна квартиры, в которой жил теперь его бывший муж с новой семьёй, по вечерам светились уютным, живым светом. Даже с земли видна была Витькина оранжерея на огромной лоджии. Иногда в зимнем саду показывался и сам омега – возился там, поливал что-то, переставлял горшки и вазоны. Или с дочкой своей бродил среди цветов. А рядом два окна – кабинет, на них по вечерам этот его новый альфа, фриц белёсый, задёргивает тяжеленные портьеры. Влад смотрел вверх, почти не отрываясь, пока шея болеть не начинала. О жизни бывшего мужа Владу узнавать было неоткуда – общих друзей давно уже нет, с Алькой Вишневский тоже не разговаривает, всё кажется ему, что бета над ним, неудачником, смеётся. На себя бы посмотрела, неформалка хренова, духовно богатая дева… Папу расспрашивать – тоже неудобно, ещё сочтёт, что Влад задумал снова в кого-нибудь стрелять. Так что имелись лишь обрывки сведений. Например, что Витька после отпуска собирается возвращаться на работу в свой «Зелентрест», что дочку его зовут Лилией, и что омега по-прежнему любит маслины – каждую неделю, закупаясь в местном супермаркете, он берёт баночек пять. Это Влад узнал, следя за бывшим своим мужем – дожил… Из-за этих маслин они раньше постоянно ругались, когда были супругами. Они вообще часто ругались. Влад сейчас всё пытается вспомнить – из-за чего, и выходит, что из-за пустяков каких-то. Опять этих маслин набрал, опять твои ростки по всему дому… То есть, это теперь понятно, что пустяки были. Тогда же было принципиально важно почему-то. Вот как вовремя разобрать, что важно, а что нет? Витька был идеальным мужем, с тоской думал Влад, закуривая сигарету и отводя взгляд от жёлтых квадратов окон, вертя головой, чтобы размять одеревеневшую шею. Теперь произошедшее между ним и бывшим его супругом казалось ему просто слишком далеко зашедшей ссорой. Он вдыхал влажный холодный воздух, смешанный с табачным дымом, и думал, думал… Кажется, это и называется «гонять масло». Алька, бывая у Максима Петровича в гостях, пока ещё не произошло всех этих катаклизмов, часто рассказывала о новой жизни омеги – Влад, конечно, делал вид, что не слушает, и даже из комнаты уходил, но, уйдя, сидел за стеной и ловил каждое слово. Иванов с его фрицем, по словам Альки, не ссорились никогда. Вишневский, посмеиваясь, легко находил этому объяснение. Чего Витьке ссориться со своим белобрысым, если он ему до лампочки? Кормит-поит, обувает-одевает, чуть не тапочки в зубах приносит, какая разница, что он там чувствует или говорит… Ну, само собой, Иванов такое отношение должен оплачивать. Он и оплачивает. Благо влюблённому фрицу много не нужно. Замуж согласился, улыбочку изображает, трахать даёт, что ещё надо. Даже ребёнка родил. Ну, это как раз ни о чём – просто пора было уже. Тем более, при таком отце дитё без средств к существованию не останется, алименты, то, сё, ни забот, ни хлопот. Да, пристроился Витя удачно, грех спорить. Пока хватит терпения жить с нелюбимым мужем. А ведь Влада он любил. Если бы только он вернулся! Всё бы наладилось – альфа был в этом уверен. Не надо было ему затевать эту глупость с Егором. Погорячился, как всегда, не сообразил. Слишком злился на бывшего мужа. Отомстить хотел, нос утереть, ну что за характер дурацкий. Слишком горячий и нетерпеливый. А надо было только подождать, раз уж допустил брак бывшего с этим. Рано или поздно всё бы встало на свои места. Витьке надоело бы жить с нелюбимым мужем, фрицу надоело бы, что его старания пропадают зря… Они бы развелись. Иванов остался бы один с ребёнком. А тут бы и Влад как раз. И никуда бы Витька не делся – кому он ещё нужен? Пискнул домофон, и негромко лязгнула, закрываясь, дверь первого парадного. Влад быстро глянул в ту сторону – и увидел бывшего мужа. Омега вышел гулять с собакой, прямо как по заказу. Выглядел он не сказать, чтобы весело, и альфа приободрился вдруг: что, Витёк, неприятности в раю? Чего и следовало ожидать. Влад, со своей способностью к самовнушению, ни на минуту не усомнился в том, что его теория правдива. И появление омеги в ответ на свои мысли счёл ни много, ни мало - знаком. Не особенно задумываясь над тем, что он делает, альфа вышел из-за кустов и поплёлся вслед за омегой. Сил уже нет ходить сюда неизвестно зачем, стоять и ждать чего-то, глядя на окна его квартиры. Нужно сделать что-то. Поговорить. Он сто лет не разговаривал с Витькой. А ведь это его муж. Пять лет вместе, из них четыре – в законном браке. Теперь – чужой человек. Дичь какая-то. Это неправильно… Но он, приходя сюда каждый день, кажется, понял, что надо делать. Наконец, понял. Если прошлое не вернуть, надо сделать его будущим. В конце концов, ждать можно до бесконечности, а это не в его правилах. А если бы эти мысли вдруг стали известны его папе - Владу не избежать бы консультации психиатра. Но ему они, само собой, казались не просто совершенно естественными, а единственно верными. *** Витька хмуро смотрел на подошедшего. Влад. Нет, когда он увидел этого типа под их балконом несколько дней назад, у него мелькнуло было такое подозрение. Но уж больно странным показалось. Вишневский – и у него под окнами стоит, как печальный влюблённый? Гитары не хватает, серенады петь. Однако же это он, как теперь выясняется. И что ему надо? Омега шумно вздохнул. Мало ему возникших из небытия родственничков со всеми прилагающимися удовольствиями, мало новостей об убийстве Аллочки, в котором могут заподозрить его Яна, теперь вот вслед за своими папой и муженьком и Владик нарисовался. Какого лешего они все не могут оставить его в покое – что, свет клином на нём сошёлся, что ли? Живёт себе, никого не трогает, чего все лезут? Хоть бы один месяц без потрясений прошёл. - Привет, - как ни в чём не бывало сказал Вишневский. - Здравствуй, Влад, - осторожно ответил на приветствие Витька, подтягивая поводок собаки покороче. Данте не любил чужих альф. – Какими судьбами? Только не говори, что мимо проходил, я тебя уже не в первый раз тут вижу. - Вот даже как, - альфа явно смешался. – Ну, а что ж не подошёл, раз видел? - Ну, я не знал, что это именно ты, тогда. Да и знал бы, - омега хмыкнул. – О чём нам разговаривать? Разве что спросить, чего ты сюда ходишь? Так мне это не интересно. - Ну уж, - хмыкнул Вишневский. – У тебя под окнами стоит твой бывший муж, а тебе не интересно, почему он там стоит? - Не-а, - пожал плечами Витька. – Это пусть теперь твоего мужа заботит, как ты время проводишь. Лично мне бы не очень понравилось, ходи мой супруг под окна к своему бывшему. И не думаю, что Егору это понравится. - А вот это мне не интересно, - равнодушно сказал Влад. Его тон омегу явно покоробил. Витька нахмурился и заметил довольно резким тоном: - На твоём месте я бы не тут торчал, бывшего мужа изводил ненужными беседами какими-то, а пытался с нынешним супругом отношения наладить. Вам ещё жить вместе. Кстати, он у меня был, с Максимом Петровичем. И честно говоря, выглядит он не самым лучшим образом. Ему сейчас нужна поддержка, а не вот это. Ты его так в могилу сведёшь, бедный пацан… - Да что ты-то заладил – Егор, Егор, тебе-то что до него за дело?! Плевать на Егора! - Ну как – плевать, ты зачем вообще тогда его замуж брал – чтобы теперь вот так взять и выкинуть? Да хоть благодарным можно быть, его ж судили вместо тебя! У него ребёнок умер, ваш ребёнок, и не без твоей вины тоже… Влад, ты хоть раз в жизни можешь себя как человек повести, а? По отношению хотя бы к тому, кто ради тебя готов был в тюрьму пойти? - Я его об этом не просил, - отмахнулся Влад. - Он сам так захотел, я ему ничем не обязан. И ребёнок помер из-за того, что он таблетки жрал пачками. Ему ещё когда говорили аборт делать, сам, дурень, упёрся, хотя знал, что там урод, которому всё равно не жить. Причём тут я? - Вишневский… - огорошенно помотал головой Витька. - Я и забыл, какая ты сволочь. - Я не сволочь, Витя. Я не сволочь. Я просто тоже человек. Мне просто надоело это бесконечное… Я не хочу жить ни с Егором, ни с кем-то ещё. Ты что, не понимаешь? Я понял, что мне никто не нужен, у меня ни с кем ничего не получается. Я хочу вернуть тебя, хочу снова жить нормальной жизнью… Я. Хочу. Вернуть. Тебя. Омега мотнул головой. Нет, конечно, он глухой на одно ухо – по вине собеседника, кстати, – но слуховыми галлюцинациями до сих пор не страдал. - Ч-чего? - Вернись ко мне, - повторил альфа. – Помнишь, как в начале всё хорошо было? Через несколько секунд Витька понял, что стоит с открытым ртом, и выглядит, должно быть, полным идиотом. Ну а в самом-то деле, как прикажете реагировать на такие заявления? Да он что, не в себе, что ли? Омега внимательно вгляделся в лицо бывшего супруга: да вроде не похож на психа-то, но иди вот так с первого взгляда разбери… Ну, а ведь вполне возможно, учитывая последние события в его некогда безмятежной жизни. Съехал с катушек на почве стресса и алкоголизма… Витька откашлялся и сказал совсем уж осторожно, стараясь сохранить как можно более спокойный и нейтральный тон: - Владик… Ты помнишь, ты мне уже как-то предлагал опять сойтись, весной… Ну так вот, если сейчас ты это серьёзно, то всё, что я тебе тогда сказал, оно в силе. И тут же понял, что Влад его не слушает. Тот был полностью на своей волне: - Да ты не понимаешь, что ли? Мы оба накосячили, и ты, и я… Оба в какие-то браки полезли… Ну ты – понятно, тебе тогда особо выбирать не приходилось, конечно… Я затупил, тут сложно возражать. Этот мой муж… Но от него не проблема избавиться. - Владик, - вздохнул Витька, - избавиться… Ты всё тот же. Да конечно, избавиться не проблема. Ты по жизни только и делаешь, что избавляешься. Хоть бы раз, хоть бы что-то сохранить попытался. - Да чего там хранить?! Малахольного этого, Егорку? Ага… Чего ради? Ну, серьёзно? С самого начала было ясно, что ничего из этого не выйдет… Слушай, Витёк, я согласен, это было глупо. Я был так зол на тебя, на твою эту… новую жизнь, что, если честно, о последствиях вообще не думал. - А то ты всё время о них думал, а в тот раз не подумал вот, - проворчал омега. – Да ты живёшь, как будто завтра не наступит, и так всю жизнь… И как тебя ни послушай - так ты ни в чём не виноват… Слушай, Вишневский, ты что думаешь, я тебя тут жить учить буду, что ли? Я этим пять лет занимался, и толку ноль. Владик, иди домой. - Я понимаю, - быстро закивал головой Влад. – Это для тебя немного неожиданно. Но ты подумай. Ты подумай. Я тоже не дурак, мне не трудно сообразить, что вот так вот сложно сразу отказаться от сытой обеспеченной жизни, пусть и с непонятно кем… Ну, да, у меня сейчас, конечно, с деньгами… Но это наладится всё, как только всё остальное наладится. Мне сейчас не для кого стараться, понимаешь? - О Господи… Стараться ему не для кого. Ну да, ты всегда был мастером оправдания себе находить. Владик, иди, иди. Домой. Проспись. - Я и пить бросил! – Не успокаивался Вишневский. – Думаешь, ради Егорки, что ли? Да ему насрать, ему даже лучше, чтоб я бухал, я тогда его даже трахнуть могу под настроение… - Так, ну всё, мне ещё это слушать не хватало. Бедный твой муж. Влад, серьёзно, иди отсюда. Ян сейчас выглянет в окно, а тут ты со своими плясками народов Севера. - Ты что, боишься его, что ли? - Не боюсь, а не хочу расстраивать. Уматывай. Данте, услышав повышенный голос хозяина, зарычал, короткая густая шерсть на его загривке встала дыбом. Влад покосился на собаку: - Чего он? - Ничего. Хочешь – стой тут, если делать больше нечего, а нам пора. И Владик, послушай наконец человека со стороны – перестань фигнёй заниматься. Исправь то, что у тебя есть. Пока ещё у тебя хоть что-то есть. Потому что если тебя и Егор бросит, у тебя вообще никого не останется. Сдохнешь от алкогольной интоксикации – и проваляешься в квартире неделю, пока соседи МЧС не вызовут. Не заботясь о реакции Влада на свои слова, Витька повернулся к нему спиной и ушёл, ни разу не обернувшись. Впустил собаку в парадное, вошёл сам – снова лязгнула дверь. Влад посмотрел в тёмное небо, красноватое от облаков, отражавших зарево городских огней. Как ни странно, он ни капли не расстроился. Из всего разговора альфа запомнил лишь несколько фраз – уже давно начавшая ломаться психика услужливо выдернула их из остального, сказанного омегой. Он боится своего этого фрица. Он не хочет потерять обеспеченную жизнь. Он не хочет слушать про Владова мужа. Ну, всё ясно. Всё с ним ясно.