Бывшая жизнь. Родители и дети

В просторной кухне Ян возился у стола, готовил шницель по-берлински – разложил на доске куски подготовленного мяса и аккуратно обваливал их в панировочных сухарях. Устроив каждый ломтик на разогретой сковороде, он бросал быстрый улыбающийся взгляд на мужа, устроившегося с дочкой на подоконнике эркера. Витя, подложив под спину подушки, покачивал Лилю и смотрел на альфу – тоже улыбаясь. - Интересно, Ян Францевич, а где ты говяжье вымя раздобыл? Ни разу его в продаже не видел. - Надо знать, где плавать, - усмехнулся Ян. – В прошлый раз на рынке попросил мужичка-мясника привезти на заказ. Большинство же и понятия не имеет, как готовить вымя. А немецкая кухня без субпродуктов не бывает. Вот, например, этот шницель, и к нему полагается фасоль, лечо и зелёный салат. А на Новый год я тоже кое-что заказал, и приготовлю домашние ливерные колбаски. Ничего общего с магазинной дрянью. К ним тушёная капуста с тмином, брусничный компот… - Угу, понятно. Ты решил сделать меня толстым. Альфа засмеялся: - Боюсь, как бы я ни старался, ты не растолстеешь. Ты даже беременным не поправлялся. Я был бы не против, если бы ты немного прибавил в весе. Лично мне ты нравишься любым, но по крайней мере, папа перестал бы причитать, какой ты худенький, одни глаза остались. Каждый раз говорит мне это таким тоном, будто это я тебя не кормлю. И каждый же раз стремится всунуть нам какое-нибудь печенье. - Это я-то худенький? – Поднял брови омега. – Бруно Эрнестович сам пятьдесят кило, в зимних ботинках и с сумкой. - Он говорит, что ему, в отличие от тебя, больше не рожать. А тебе необходимо хорошо питаться. Год незаметно пролетит, нужно быть готовыми. Лиля сочла этот момент подходящим для того, чтобы выронить пустышку и захныкать. Витя вернул дочери вожделенный предмет, а Ян подошёл к семейству, погладил девочку по круглой головке, одетой в трогательную шапочку с ушками, и обменялся с мужем поцелуями. - Мы же договорились насчёт второго ребёнка? Толстым я вас, Виктор Сергеевич, может, и не сделаю, но круглым в области живота – очень бы хотелось. И даже неоднократно. Омега, как всегда, засмущался и подтолкнул супруга обратно к плите: - Не подгорит там у тебя? - Ни в коем случае. Кто же жарит берлинский шницель на большом огне? - Я, например, - пожал плечами Витька. – Ты сам знаешь, я не кулинар ни разу, для меня что шницель поджарить, что симфонию сыграть – одинаково легко. Кое-как супчики варить научился. И то, если бы не Мальцев, я бы и этого не умел. О, вот кто будет рад твоим кулинарным талантам, помимо меня, так это Пашка. А то праздники на носу, он вечно ворчит, что вся готовка на нём. Кстати, Пашка подозревает у себя энцефалит. В смысле, беременность. Сделал два теста – один плюсовой, другой отрицательный. - Чего подозревать, - весело сказал Ян. – Пусть к врачу сходит. - Да он уж записался к Юлию Михайловичу на среду. Среда, как ты знаешь, у Пашки счастливый день. - Он же говорил – четверг. - Когда у тебя, как у Мальцева, семь пятниц на неделе, любая из них может оказаться счастливой. Его жених очень хочет, чтобы это была правда. - Я тоже хочу, - заявил альфа. – Как раз их старший ребёнок будет между нашими, одного примерно возраста. Будут потом все вместе ходить в школу, дружить, играть. Как там Альбина, кстати, замуж не собирается? - Алька? Она на данный момент, по-моему, слишком увлечена Наташей, чтобы думать о мужчинах. А единственное более-менее серьёзное увлечение Валентина состоит глубоко в законном браке. Так что пока мы с Пашкой единственные семейные люди в этой компании. Витька, словно вспомнив о чём-то, выглянул в окно. Ян, увидевший этот манёвр, спросил: - Ну как? - Нет его пока. Но ещё и рано, он обычно часов около восьми появляется. Если появляется. - Милый, - Ян, перевернув на сковороде все шницели, снова подошёл к мужу, положил ему руку на плечо, - ты думаешь, наше это… мероприятие – оно возымеет действие? Ты же уже пытался говорить с ним. По-моему, это бесполезно. Этим утром Ян позвонил, как и собирался, Максиму Петровичу, он даже заранее текст заготовил, чтобы не сорваться на грубости, но нажимать на бывшего Витькиного тестя ему не пришлось. Максим Петрович заявил, что о передвижениях сына он знает (чем немало Яна удивил), и что тоже не собирается сидеть сложа руки. Единственное, о чём он альфу попросил – это не предпринимать пока никаких серьёзных мер. На вопрос Яна, а что он, собственно, тогда предлагает делать, Максим Петрович ответил мрачно: - Дать последний шанс. Не ему – нам с вами, последний шанс обойтись без крайностей. Мы с вами должны увидеть, что с ним – блажь с заскоком, или же действительно он уже болен, и меры дисциплинарного характера ничего не дадут. Поэтому я прошу вас меня выслушать, и не отвергайте моё предложение сразу, хотя, возможно, оно и покажется вам диким… Предложение Ян принял, по большей части благодаря увещеваниям мужа. - Я думаю, это сейчас единственный способ определиться, - медленно сказал омега. – Я не могу оценить, насколько у Владика всё запущено, я же не психиатр. С одной стороны, он ведёт себя как чокнутый, а с другой, кто его знает, он и раньше загонял. Даже его папа не в курсе, что с ним сейчас творится, психотерапией дело обойдётся, укольчиками, или уже в мягкую палату пора упаковывать. - Прости, что спрашиваю, - тон альфы действительно был виноватым, - но… Вот когда ты с ним был в браке, ты ничего такого не замечал – что у него с головой не в порядке? - С головой? – Переспросил задумчиво Витька. – Нет. Тогда нет. Нервным он всегда был, что есть, то есть. Я не сразу понял, в чём дело, всё грешил на трудный характер… А характера-то там вообще никакого не было. Один гонор и претензии. В том-то всё было и дело. Ему не хватало вот этой вот альфовости… Силы не хватало. И он пытался компенсировать это. - Побоями? – Недобро хмыкнул Ян. Витька помотал головой: - Да нет, руки-то он редко распускал. Я ведь физически его не слабее. Мог и сдачи дать, а ему потом на работу, на его эту руководящую должность – с фингалом. Скорее он пытался всегда всё контролировать. Но, понимаешь, это само по себе было не в его природе. И он на этом постоянно срывался. Зацикливался. Вот как объяснить… Он цеплялся за мелочи всякие. А характер такой… занудный. Не наорёт, так запилит. Он не мог никакую ситуацию отпустить. Накручивал себя, накручивал… Вот, скажем, какая-нибудь ерунда бытовая: возьмётся он помыть пол в доме. И с тех пор, если ты посмеешь хоть соринку уронить, хоть босиком пройти – всё, на ближайшую неделю «свинья» будет самым мягким для тебя эпитетом. Чуть что, он тебе это припомнит. Или вот – нужно мне, ну, например, справку получить в архиве городском. Не дай Бог там очередь хоть в два человека – и там достанет пилёжкой, и весь день будет нудить, сколько времени мы зря потеряли, хотя никто никуда и не торопился. Он понимает, что в учреждении такой порядок, и люди тоже туда по делам пришли, стало быть, кто виноват – тот, кто его туда притащил, я, значит. И плевать, что без этой справки я дачу не смогу оформить. - Придурок, - искренне сказал Ян. Витька кивнул: - Тебе, как альфе от природы сильному, этого не понять. А он вот так видел способ владеть положением. Я ему сто раз говорил – Влад, научись отпускать. Ну мелочи это всё, ме-ло-чи. Бытовые эпизоды, о которых надо забывать через секунду. Никто не умер, не заболел, конец света не наступил… А у него любой пустяк, произошедший не так, как ему надо – вселенский скандал или вселенская трагедия. Сутками мог нервы мотать и себе, и другим. Рано или поздно так любой дурканётся. Тем более и так предрасположенность была, он же неврастеник. - Это не предрасположенность, - жёстко сказал альфа. – А крайняя степень эгоизма. Если тебе не хватает силы характера – работай с тренингами, едь в военный лагерь, лезь в горы, чёрт подери! А не самоутверждайся за счёт того, кто тебе и не ответит толком. Чем больше узнаю о господине Вишневском, тем меньше у меня к нему сочувствия. Если он на почве фрустрации и впрямь свихнулся – поделом. Ян перемешал в кастрюльке фасоль, сердито постучал ложкой по краю посудины. - Я вот только одному удивляюсь, - сказал он уже намного мягче. – Зачем ты терпел это столько лет? - Можно подумать, я один такой, - усмехнулся омега. – Люди и не то ещё терпят, вон, Егор хотя бы. Я ведь знал, что Влад, по факту, слабонервная барышня с тонкой душевной организацией. И это была проблема для него, а не для меня. Я перестал его уважать не из-за слабости, не все сильными рождаются, а вот как раз потому, что он при этой слабости всё пытался супер-альфу из себя ломать. Жалкое было зрелище, если честно. А он понимал, что я понимаю. И психовал-то на меня больше именно поэтому. - Ну конечно. Это же ты виноват в том, что он с собственными тараканами справиться не может. - Да я бы и хотел ему помочь справиться, - развёл руками омега. – Но понимаешь, он не желал даже сам признавать, что у него проблемы. А уж мне на эту тему высказываться и вовсе было чревато. Он тут же демонстрации начинал силы своей… - Да уж, силач, против омеги-то. Я, если честно, как вспомню, в каком виде тебя нашёл в то утро, мне до сих пор его придушить охота. - Не бери в голову, - мягко сказал Витька, целуя проснувшуюся и кряхтящую дочку в гладкий лобик. – Он меня не бил – мы дрались, это большая разница. Я ему тоже тогда навешал, он две недели с бланшем ходил, как енот. Давай, дожаривай шницели, и пойдём кормить Лильку. А потом и сами покормимся. *** О путешествиях Влада в прошлое Егор узнал совершенно случайно, вопреки мнению тестя, считавшего, что он за мужем следит. Просто однажды вечером, недавно, он ехал домой с работы, и увидел в окно автобуса своего альфу. Автобус в это время медленно форсировал въезд на виадук, и Егор успел хорошо рассмотреть идущего – это без сомнения был Влад, его куртка и джинсы, его шапка, его походка, но вот что он делал здесь в такое время? Егор быстро прикинул, и выходило, что никаких занятий и встреч у его мужа тут быть не может. Омега на следующей же остановке выскочил из автобуса и попытался догнать Влада, что ему вполне удалось, альфа явно никуда не торопился. Догоняя мужа, омега на ходу решил не спрашивать его ни о чём, а выяснить всё самому, осторожно пойдя вслед за ним. Бедняге хватило ума догадаться, что если он сунется к супругу, тот ещё, чего доброго, решит, что Егор за ним следит, а чем это чревато у мнительного и гневливого альфы – лучше даже и не думать. Сбросит в припадке бешенства с этого же виадука. Влад спускался по железным ступеням, ведущим с виадука в какие-то заросли внизу, за зарослями виднелись полузаброшенные склады и гаражи, а за ними – частный сектор, с дымками из труб, и далеко за старым лесопарком и дорогой – новенькие многоэтажки. Егор, идя за мужем в двух десятках шагов, сообразил – это же Октябрьский, только не со стороны въезда, а с другой – со станции. Зачем Влад идёт туда? А ещё омега понял, глядя на супруга – путь этот альфа проделывает не в первый раз, он не останавливается, не вспоминает дорогу, не отвлекается на собак у калиток деревяшек. Он идёт механическим шагом, как загипнотизированный, и настолько погружён в свои мысли, что даже не видит идущего позади собственного мужа. В таком темпе они и дошли до литеров Октябрьского, Егор, впрочем, уже и так понял, к какому именно дому направляется Влад. И оказался прав. Вот только выяснить, зачем альфа туда ходил, ему так и не удалось. Влад ничего не делал, просто стоял в кустах в разросшемся палисаднике у первого парадного, курил, прикладывался к фляжке, изредка поглядывая на окна верхнего этажа. Там живёт его бывший муж с новой семьёй – это Егор знал, он был у Виктора в гостях со своим тестем. Но что тут может быть нужно Владу? Омега ходил так за мужем несколько раз, и картина повторялась до мельчайшей детали, разве что менялась погода, и всё раньше начинало темнеть. Тот же пеший маршрут: шоссе – виадук – лестница – гаражи – частный сектор – парк – посёлок. То же бесцельное стояние под окнами от получаса до двух часов кряду, даже под дождём со снегом. Прогулки эти всегда совершались вечером, хотя Егор и не знал, что Влад делает днём. По совету тестя он вышел на работу. Не на прежнюю, с которой уходил в декрет – трудиться консультантом Егор теперь не мог. Ему ещё тяжело давалось постоянное общение с людьми, и Максим Петрович помог ему устроиться заведующим складом книг в довольно крупную оптовую компанию, которой руководил его хороший знакомый. - Так, Егор, - говорил тесть, подбирая ему галстук для собеседования, - хватит сидеть дома и гонять масло. С тобой много чего случилось нехорошего, и нельзя сказать, что безвинно, я тебя предупреждал, во что ты лезешь. Но сделанного не разделаешь, и чем скорее ты оставишь это в прошлом, тем лучше для тебя. Пора включаться в жизнь, мальчик, она, представь себе, продолжается, пока вы тут вдвоём тухнете. Это во-первых. А во-вторых, должен же кто-то в вашей семье зарабатывать хоть какие-нибудь деньги. Егора, с рекомендацией Сотникова, опытом работы в торговле и филологическим образованием, на работу с удовольствием приняли. О чём не пожалели – ну, нелюдимый немного, так от завскладом общительность и не требуется, зато он не тратит время на чаи и перекуры, и головы не поднимает от бумажек, за неделю всю документацию освоил и в порядок привёл, более того - сам придумал удобную схему учёта товара. Так что начальство быстро Егора оценило, испытательный срок ему сократили до двух недель, зарплату назначили постоянную, и «какие-нибудь деньги» оказались довольно неплохими, в этом месяце он хотя бы продукты мог себе позволить покупать самому. И гардероб он обновил немного – правда, лишь после того, как на этом настоял всё тот же Максим Петрович. - Владу не понравится, что я покупаю шмотки, - протестовал Егор против намерения тестя повести его по магазинам. - А кто вообще спрашивает Влада, - отрезал Максим Петрович. – Он тут совершенно ни при чём. Посмотри на себя, как ты ходишь – Гаврош какой-то. Ты работаешь в приличной компании, на приличной должности, тебе нужно хорошо выглядеть. А ты на собеседование ходил в моём костюме институтском, которому тридцать лет… Наша одежда тебе не подходит, ты меня на три размера худее, а Вальки – на пол-головы ниже. - Да кто меня там на моём складе видит-то?.. - Как это кто – клиенты, начальство, коллеги! И до работы ты что – нуль-транспортировкой перемещаешься, как Гарри Поттер? – Егор представил себя с волшебной палочкой и слабо заулыбался. Тесть ободряюще закивал: - Тоже люди смотрят. Да и вообще, тебе самому приятно выглядеть, как люмпен? Вот что это за болоньишка?.. Тебе нужно пальто или хороший пуховик, ты, в конце концов, простудишься в этой воробьиной курточке, зима на носу. - У нас мало денег… - Вот ещё. Ты зарабатываешь эти деньги, и твоё усмотрение, как их тратить. - Это несправедливо. По отношению к Владу. - Чего это вдруг? Несправедливо, когда речь идёт о домохозяине, воспитывающем пятерых детей. О ребёнке, об инвалиде, о старике. О том, кто не может сам зарабатывать по объективным причинам. Их попрекать куском гнусно, согласен. - Но Влад… - Влад, мой мальчик, – здоровый, как слон, тридцатилетний альфа. Если он соизволит оторвать наконец руки от бутылки и седалище от дивана, перестанет себя жалеть, и пойдёт работать, то сможет покупать себе костюмы хоть от Версаче. – Младший омега упрямо качал головой, и старший нахмурился, тряхнул его за плечи. - Егор, я тебя прошу, оставь в покое своего мужа и подумай о себе. Посмотри на себя, на кого ты похож стал. И ради чего, спрашивается? Ты и впрямь думаешь, что твой муж оценит твоё самоотречение? Ну конечно, он всё это время только тем и занимается. Если тебе недостаточно собственного опыта общения с этим человеком – ну, меня послушай. Не стоит оно таких жертв. И то, как он с тобой обращается - даже я, его папа, и то ему оправданий не нахожу. Я уже на его счёт давно иллюзий не питаю. Егор задумался. С одной стороны, конечно – тесть прав, в таком виде, как он теперь обычно ходит, в приличных местах и показываться стыдно, совсем себя запустил. А ведь со свадьбы ещё и года не прошло. А с другой – легко говорить, когда не висит над тобой дамокловым мечом постоянное раздражение мужа. Как вот ему объяснить покупку новых вещей с первой же зарплаты? Это же стопроцентный скандал. С язвительными репликами в стиле «добытчик ты мой, Рокфеллер» - это уже было, когда Егор сказал мужу, что вышел на работу. Влад тогда ещё заявил, что ничего из купленных мужем продуктов есть не будет. И действительно, два дня ничего не ел, как муж ни упрашивал. Зато на третий за один присест уничтожил пол-пачки масла и четыре булочки. Егор с восторгом сообщил об этом тестю по телефону, на что тот саркастически заметил: «Проголода-ался, дитятко». Максим Петрович видел колебание зятя. И в душе потирал руки – это уже небольшое, но движение вперёд. Егор стал задумываться над своей жизненной ситуацией, а не с покорностью собаки смотреть мужу в рот. Это его тесть попросил своего друга, владельца компании, где работал Егор, почаще хвалить парня – и оказался прав, самооценка омеги на фоне профессиональных успехов явно повышалась, особенно после премии за новый порядок учёта. Кроме того, Максим Петрович также настоял на занятиях Егора с психотерапевтом, и это тоже приносило плоды. Парня перестала мучить бессонница, он реже вспоминал о ребёнке, отвлекаясь на работу и бытовые задачи. Поход по магазинам с целью обновления гардероба, по замыслу Максима Петровича, должен был завершить этот этап начала перелома в сознании его несчастного зятя. Как раз вскоре после этого шоппинга Егор и увидел Влада на виадуке, идущим в Октябрьский. Это был третий день, что Влад с ним не разговаривал. Но уже этим же вечером заговорил – потребовал денег на сигареты, мол, почему в шкатулке нет, ты что – специально меня унижаешь, заставляя деньги просить, и всё в таком же духе. Егор, у которого каждый скандал снова выбивал из-под ног зыбкую почву неустойчивого покоя, так и не решился поговорить с мужем о целях его походов. И просто ходил иногда за ним. Сегодня вечером Влад снова оделся – притом, что Егор был уже дома, - и ушёл, захлопнув с грохотом дверь. Егор даже не спрашивал уже «Ты куда?». Всё равно ответа не будет, Влад или скажет «Не твоё дело», или вообще не ответит, хорошо, если взглянет в его сторону. Омега не обижался. Ни на это, ни на походы мужа к дому бывшего. У него был план.