Бездушная голубка

«Она сказала мне: „Моё время пришло. Ни ты, ни я не в силах что-то изменить“. Я до сих пор помню горечь и холодность этих слов, их острое послевкусие и терпкий запах лекарств, которым пропахли её волосы и кожа. Мы были с ней вдвоем в этом пустом мире, и никто не знал, что скоро погаснет одна звезда и появится другая. Она пела, пела как никто другой, а я лишь подпевала, училась тому, что видела. Настолько близкие и настолько непохожие… У тебя не было стимула жить, а у меня было предостаточно причин для этого. Теперь у меня еще больше обязательств, чем тогда. Я не подведу тебя. Обещаю» Запись из дневника Карлотты Гудичелли

      Он действительно видел её, ту, настоящую, Карлотту.       Она была восхитительна, прекрасна, воздушна… И необычайно похожа на ту, что называется её именем. Как не старается лже-певица подражать своей предшественнице, разница заметна, как ни крути: та женщина была бы сейчас старше, в её голосе было больше растянутых фраз и слов, и в улыбке было меньше какой-то потаенной страсти, глаза горели блеском потаенной мечты и их блеск притягивал всё внимание к бледному лицу. Он помнил, как она весело смеялась, и тот момент, когда они с упоением говорили о музыке. Музыка… Он совершенно случайно попал в её дом, словно судьба сама направила его стопы, чтобы он помог ей, направил на истинный путь. Они встретились всего несколько раз — так хотел он, и его решение невозможно было поменять, — и она ждала каждую встречу, упрашивая его спеть снова и снова. Казалось, что она еще совсем дитя, но в голосе было уже столько очарования и ума, доказывающие, что она отнюдь не ребенок. Это чудо хотело блистать на сцене, упиваясь своим талантом, доказывая всему миру, что даже такие безродные существа, как она, могут править людскими сердцами.       Да, она была удивительной — пусть не настолько талантливой, чтобы влюбиться в неё и посвятить ей всю жизнь, не такой умной, чтобы умело скрывать свои мысли и чувства, но по-своему искренней и открытой. Короткая встреча, что залегла в его памяти глубокой трещиной, незаживающей раной, заставила его запомнить Карлотту Гудичелли — незаконнорожденную дочь одного знаменитого итальянского певца — на всю жизнь. Смешно ли, столько людей было в его жизни, но она запомнилась ему как символ чистоты и веры, символ чего-то недоступного и непостижимого. Она только училась, только пыталась раскрыть свой талант, но… чахотка уже бросила на неё свое покрывало, пытаясь подчинить своей правде. Призрак Оперы —, а в ту пору он еще даже не догадывался, что его будут знать под этим именем — видел начало близкого конца и распространяющиеся, словно яд, корни губительной болезни, что уже начинала разрушать красоту и талант. Девушка сама еще не осознавала, что смертельно больна, потому что болезнь только начала развивать в её хрупком теле, раз за разом усложняя попытки что-то спеть. Она задыхалась, кашляла, но улыбалась и говорила, что это от волнения.       Он покинул её так же быстро, как и увлек в водоворот музыки — в этой жизни он не хотел к кому-то привязываться и уж тем более, кого-то привязывать к своей взбалмошной натуре и тяжелому характеру. Одиночкам не нужны домашние цветы, что могут зачахнуть при неправильном уходе.       Какого же было удивление мужчины, когда он увидел женщину, что назвалась Карлоттой! Подумав, что он обознался или она однофамилица той, что напоминала о чем-то чистом на этой земле, тщательно проверил все факты. И что же — выходило так, что это была та самая Карлотта, что так поразила Призрака.       Сомнений не оставалось и это еще больше злило мужчину, заставляя его издеваться над женщиной, причиняя ей всевозможные неудобства. Но раз за разом он наблюдал, что всё его попытки не наносят сильного вреда, а лишь делают сильнее. Эта Карлотта была намного умнее, изворотливее, хитрее, лучше приспособлена к жизни и… несчастнее. Жеманность выдала её страх и неуверенность, а попытки скрыться от проблем — неспособность отвечать за свои поступки. Пусть она жила музыкой, растворяясь в ней, но она не знала, где нужно подчиниться магии звуков, а где требуется проявить себя. И вот теперь эта смешная девчонка пытается обмануть того, кто повидал в своей жизни столько боля и горе, что хватит на несколько жизней.       - Я расскажу Вам всё, если Вы покажите своё лицо и спросите меня обо всём глаза в глаза. Я не буду отвечать в пустоту, — женщина будто бы задыхалась: её грудь нервно поднималась и опускалась, на висках выступили капельки пота, а побледневшие губы хватали воздух. Теперь не было дороги назад, нельзя было укрыться за чье-то спиной — пришло время платить по счетам и отдавать долги за славу и мечту всей жизни. Когда-то давно она сделала выбор, за который была назначена слишком высокая цена и от которого невозможно отказаться.       - Я не верю Вашим обещаниям. Хотя, я рискну, если Вы не испугаетесь, конечно, — певица действовала на свой страх и риск, а это совершенно не нравилось Призраку Оперы. — Как Вы там говорили месье Лефевру: „От этого безумца можно ожидать что угодно“? Эту фразу певица помнила хорошо, но она произнесла её почти шепотом директору, и рядом в тот момент точно никого не было…       Карлотта смогла лишь коротко кивнуть, не в силах что-то больше сказать.       - Хорошо, мадмуазель. Я задам Вам все вопросы в лицо, а Вы, в свою очередь, расскажете всё о себе.       Неожиданно газовые рожки стали гаснуть, и помещение накрыла пьянящая, пугающая полутьма, заставляя раскрыть все тайные страхи. Певица не могла унять дрожь: у неё тряслись руки, зубы выстукивали какой-то неизвестный ритм и всё тело окутал леденящий холод. Гнетущая тишина еще больше усиливала страх неизвестности, но при этом она обостряла все органы чувств: Карлотта явно слышала, что вокруг неё что-то происходит, но ужас сковал тело, она не могла пошевелить даже кончиками пальцев — её тело не слушалось приказам хозяйки. И вот, разбивая тишину, во тьме зазвучал голос…       Возможно, это ангелы спустились с небес, чтобы спасти несчастную душу Карлотты от злодея-призрака? О, она поверила в это сразу! Нежный голос, приятный мужской барритон, сначала лишь теплился в пустоте, будто бы только прорастал сквозь звонкую тишину, только пытался окрепнуть, побороть молчание. Чарующая музыка проникала в каждый уголок гримуборной и, как только звуки касались стен, мебели, то будто бы всё озарялось мелодией, подпевало таинственному певцу. Мелодия набирала силы, смелости и из тихого полушепота превращалась в сильный, пронзительный голос, проникающий в самую глубину души, растворяясь в сердце сладким дурманом. Ему вторила скрипка, которая плакала, рыдала, стенала вместе с голосом, желая соединиться с ним в единое целое. Взмах, вздох, еще несколько секунд и женщина во власти манящей музыки… Этот загадочный голос обволакивал Карлотту, успокаивал и, в тоже время, будто бы порицал. Впервые за долгое время певица не чувствовала своё тело так тонко, так пугающе пронзительно. Она потеряла свою волю и разум — всё растворилось, распалось на мельчайшие частицы, влилось в музыку незнакомца, манящего за собой. Он притягивал, манил несчастную, заставляя её тянуть руки к невидимому певцу, будто бы в мольбе быть рядом всегда. Женщина не разбирала слов — она просто упивалась той красотой, что дарил ей потрясающий певец, и пыталась удержать равновесие, чтобы не упасть из-за подкашивающихся ног. Теперь она была полностью во власти того, кто наслаждался её смятением, тоской и наивностью, и так самозабвенно пел о подчинении и власти.       И вот голос прозвучал практически у самого уха певицы, и чьи-то сильные руки нежно обвили её талию, придерживая от падения.       - Так кто же Вы, Карлотта Гудичелли? — насмешливо прозвучал над ухом женщины сладостный голос Призрака. Она попыталась вырваться, вскрикнуть, но сильная мужская рука зажала ей рот, не позволяя произнести и слова. В нос ударил непередаваемый запах тлена и отчаяния, певица попыталась дернуться еще раз, но силы оставили красивое тело, мир закружился перед глазами женщины, и она потеряла сознание.       Мужчина подхватил певицу на руки, невольно улыбнувшись шальной мысли о том, что на его месте захотели бы оказаться многие мужчины Парижа, тихим шагом подошел и, совершив ряд незаметных манипуляций, вошел в открывшийся проход на месте зеркала.