Бездушная голубка

«Теперь всё в прошлом: музыка, любовь, обязательства. Существуют только я и его голос, потому что его воля навсегда завладела моей душой. Если бы он только понял меня, если бы только принял такой, какая я есть. У меня полно тех секретов, из-за которых меня стоит выкинуть на улицу при удобном случае. Я нужна Луизе и сделаю всё, чтобы она была счастлива. Если мне придется петь на паперти, выпрашивая милостыню у сердобольной публики, я сделаю это, лишь бы она была в тепле, счастлива и сыта. Он поймет меня, я знаю, он поймет… Он единственный, кто поймет примет такой взбалмошной и глупой» Запись из дневника Карлотты Гудичелли

      Придя в себя после глубокого обморока, Карлотта стала всматриваться в окружающую её темноту, пытаясь вспомнить, что произошло с ней. Ужас произошедшего в гримерной вернулся в ту же секунду, как только мысли молниеносно прожгли её бедный разум. Загадочный незнакомец нес её на руках вниз головой, перекинув через плечо, будто бы она была обычным мешком с мукой. Певица боялась даже пошевелиться, осознавая, что, возможно, это её последние минуты, поэтому лучше помолиться и попросить прощение за все грехи жизни. — Не притворяйтесь, Вы давно уже пришли в себя, — с этими словами мужчина присел и поставил Карлотту на землю. Женщину била дрожь, она очень смутно различала окружающие предметы и своего похитителя, но запах затхлости, темнота, пугающая тишина и сырость подсказали, что сейчас она находится, скорее всего, в катакомбах оперного театра, в которых можно заблудиться, если не знаешь дороги. — Что Вы со мной сделаете? Убьете? — женщина прохрипела, не в силах совладать со своими чувствами. Ей еще никогда не было так страшно и так безнадежно одиноко… Она мысленно просила о пощаде, клянясь, что если спасется, будет вести праведный образ жизни. Похититель, облаченный во всё черное с ног до головы, с белой маской на лице звонко рассмеялся и погрозил Карлотте пальцем, выставляя её еще большей гусыней. — В этом мире есть вещи поприятнее, чем убийство, — от этой шутки у женщины сжалось всё внутри, а желудок напомнил о том, что он первый отреагирует на происходящее. Видимо даже в кромешной тьме лицо Карлотты отливало мертвецкой бледностью, намекая о её состоянии, а после слов вещи «поприятнее» она к тому же еще и позеленела. — Я не собираюсь причинять Вам вреда. Выполняйте мои указания и вернетесь домой живой и невредимой, — голос Призрака смягчился и он подал женщине руку, чтобы она могла опереться — свои ноги её практически не держали, и вот-вот Карлотта могла рухнуть на землю. Женщина последовала за тем, кто внушал ей ужас, при этом пытаясь разглядеть своего похитителя: он был высок, худ, но в нём не было той неуклюжей нервной походки, что часто бывает у высоких и худых людей, наоборот, движения были плавными, четкими и совершенно бесшумными. Он действительно напоминал самого настоящего призрака, вот только рука, за которую держалась женщина, была вполне реальной рукой из плоти и крови. Через некоторое время, которое показалось пленнице вечностью, они пришли к резервуару с водой, напоминающее светящееся озере в подземелье дракона. Сама не понимая как, женщина оказалась в лодке, стоявшей у самой кромки воды. Мужчины плавно оттолкнулся от берега и размерено стал грести, не обращая внимания на свою спутницу. А певица четко следовала его указаниям, кивкам и молчаливым жестам и даже шальная мысль о том, чтобы сбежать, не возникала в её хрупкой душе. Да и куда бежать, если совершенно не знаешь, где находишься? Лодка глухо ударилась о берег, оповещая путешественников о прибытии в конечный пункт. Мужчина бесцеремонно подхватил на руки безвольно размякшую певицу, которая зажмурила глаза и повторяла, что это всё только сон и ей всё снится. Из полуобморочного состояния женщину вывел голос Призрака, возвещающий о том, что теперь они могут совершенно спокойно обо всем поговорить без посторонних глаз и ушей. — Я предлагаю начать разговор Вам, сеньора, дабы я убедился в чистоте Ваших помыслов, не в жалком использовании имени той, что могла бы с легкостью занять Ваше место в опере. Располагайтесь, как у себя дома, но только соблюдайте правила приличия, — ухмыльнулся мужчина, пренебрежительно рассматривая певицу. Женщина оказалась в просторном помещении, больше похожим на меблированную комнату, чем на мрачное подземелье. Мрачный мужчина неотрывно смотрел на свою жертву, поправляя белую полумаску на правой стороне лице. «Если бы не маска, он был вполне симпатичен», — подумала женщина. — Я… Я не знаю с чего начать, месье. Вы хотите знать правду? Если я Вам всё расскажу, Вы меня отпустите? — умоляющее простонала Карлотта. Она была готова на всё, лишь бы уйти от жадного взгляда мужчины, что прожигал её насквозь. Призрак молчал, терпеливо ожидая рассказа пленницы. — Началось всё давно, еще до того, как я попала в римскую оперу к синьору Андриачче. Мы с моей двоюродной сестрой всегда мечтали блистать на сцене оперы, поражая всех своей красотой и талантом. Вот только моя семью была не способна оплатить мне уроки вокала и помочь исполнить мечту, в то время как отец моей сестры был знаменитым певцом и с легкостью мог обеспечить ей уроки. Моя мама была сестрой отца Магдалины, но в силу каких-то обстоятельств, практически не поддерживала с братом никаких отношений. А мы с сестрой почему-то были очень дружны. Может, потому что она обеим не хватало заботы и тепла? — в глазах женщины появилась тоска, она закрыла глаза и несколько минут молчала, пытаясь собраться с мыслями. — Она говорила про Вас, месье. Говорила, что познакомилась с человеком, обладающим ангельским голосом и дьявольской внешностью, что носит маску день и ночь. Ведь это были Вы, да? И вновь молчаливый собеседник оставил без ответа вопрос певицы. Но в его взгляде женщина различила крупицы какой-то тоски и воспоминаний, который он спрятал глубоко внутри себя. Не оставалось сомнений — перед ней был тот самый музыкант, благодаря которому её сестра преодолела внутренний страх. «Он… Он пришел к отцу, а рядом оказалась я. Ты же знаешь, что я иногда захожу к нему будто бы какая-то знакомая или ученица, хотя все и так всё знают, но такова его воля. Этот человек не похож ни на кого из моих знакомых, друзей или случайных прохожих. В нём есть тайна, какая-то скрытая искра, что делает его необычным и пугающим. А как он поет! Когда он поет, забываешь обо всем на свете…» — Именно Вы способствовали тому, что она набралась храбрости осуществить нашу общую мечту. Вы её видели, когда ей было лет четырнадцать, верно? Через год она осталась сиротой. Мне было чуть больше десяти. — Меня не интересуют Ваши догадки и домыслы. Меня интересует, почему Вы присвоили имя своей сестры, — суровый голос Призрака прогремел в повалах Оперы. Его каменное сердце не дрогнуло ни на миг, даже маленькая трещинка не появилась в каменной глыбе. — Потому что она умирала. Умирала! Боже, как много времени прошло, сколько воды утекло… Мы с ней похожи, месье, как Вы заметили, вот только разницу между нами могли увидеть только люди, знающие нас лично. Пусть между нами была разница в возрасте, но она как-то всегда сглаживалась. Она попросила меня занять её место, и учиться за неё. Это я и сделала. Мой обман не так страшен, как Вам казалось, месье. Я лишь исполняла просьбу той, что была мне ближе всех на свете. Музыкант молчал, пытаясь унять бурю в своей душе, хотя внешне эта борьба была совершено незаметна. «Бедное дитя, она так и не смогла осуществить свою мечту… Ты была так светла и чиста, что на этой грешной земле тебе стало слишком тесно. Может быть так и лучше: ты осталось такой же милой, как и была, смрад этой прожигающей жизни не коснулся твоего чистого лица, пепел разврата не осел на твои длинные волосы, яд похоти не въелся в твою кожу. Ты бы стала такой, как всё остальные, лишь твоя сестра думает, что ты была бы такой всегда. Тебя бы сломили обстоятельства, и ты бы пала, как пали многие великие крепости, разрушилась до основания, как разрушались храмы, дворцы и города. Кто знает, может быть, губительный сок оперы превратил бы тебя в вечноцветущий смертельный цветок, убивающий своим запахом незваных гостей, пробравшихся в дикий, заброшенный сад», — голова мужчины была заполнена грустными думами о своей старой знакомой. — Мне жаль Вашу сестру. Она была прекрасным человеком. Я видел её состояние, это была чахотка? — Карлотта грустно кивнула, пытаясь справиться со слезами. — Вы исполнили её мечту, синьора, сполна исполнили своё обещание. У Вашей сестры был талант, пусть и не такой яркий, скорее, спокойный и мелодичный, если Вы понимаете, о чем я говорю. Но не могу точно сказать, смогла ли бы она его развить до тех граней и возможностей, до которых хотела. — Она была талантлива и чиста. А я запятнала её имя своей жизнью, поступками, ошибками и каждый день, каждую минуту жалею о своём слове, о своих обязательствах перед ней! — женщина, впервые за долгое время, позволила себе выпустить на свет всю свою боль, всю обиду и страхи. Слова сами собой вырывались с её уст, и она уже не контролировала то, что произносила. — Сначала влюбилась в этого женатого олуха, обещавшего сбежать со мной, потом родила дочь, моя прекрасная Луиза, которую даже не могу видеть, когда вздумается. Она считает меня своей тетей, покровительницей, но не матерью. Я лишилась права быть любимой, быть настоящей матерью, жить своей жизнью! И всё из-за того, что погналась за мечтой, за чужой жизнью, позавидовала чужой участи. Лучше бы она прожила эту жизнь — она бы достойно распорядилась этой участью! Карлотта билась в истерике, не замечая обескураженного мужчину. Он не знал, как реагировать на неожиданную исповедь, открывшую столько острой и болезненной правды, что так долго хранили в самом дальнем уголке пылкого сердца. Перед глазами возник образ девушки, что когда-то давно напомнила ему о светлой стороне жизни; этот образ с укором смотрел на него, недовольно качая головой и намекающий о том, что не имел права лезть в жизнь несчастной женщины. — Мне жаль Вас, искренне жаль, но в Ваших ошибках виноваты только Вы сами. Их нужно принять и жить дальше, признавая всю порочность человеческой натуры. Прекратите плакать, успокойтесь, наконец! — мужчина скрылся из виду на некоторое время, а потом неожиданно появился и сунул в руки певицы стакан с водой. Руки Карлотты дрожали, вода выплескивалась из стакана, всхлипы не прекращались, так к тому же она стала икать. Недовольный мужчина с силой вырвал стакан из её рук, схватил певицу за подбородок и стал вливать воду в горло певицы, невзирая на протесты с её стороны. Мокрая от слез и воды, пролившейся из-за неаккуратных манипуляций мужчины, Карлотта немного успокоилась и закрыла лицо руками, жалобно поскуливая и что-то бормоча. Призрак Оперы начинал злиться еще больше, и его руки непроизвольно сжались в кулаки. Он со всей силы встряхнул женщину и прикрикнул на неё, требуя закончить играть на публику. Певица сжалась в комочек, обнимая себя руками, и, смотря на похитителя расширившимися от ужаса глаза, промычала, что возьмет себя в руки, и больше не будет плакать. Мужчина улыбнулся и, дождавшись пока женщина окончательно успокоится, начал свой рассказ…