Глава 1
Когда тихо умирает надежда, рассыпается на осколки и растворяется любая возможность вернуть что-то обратно, только тогда становится по-настоящему больно. (с) Ульяна Соболева
***
Медицинский Центр «Mountain Park», Финикс, Аризона.
Ричард Бэккинс, нейротравматолог, вот уже пять лет работал в медицинском центре Финикса, и за последний год травмированные спортсмены попадали в его руки намного чаще обычных пациентов. Гимнастический центр «Sun Devil» являлся основным «поставщиком» травмированных гимнастов. Травмы черепа, переломы шейных позвонков, позвоночника – как правило, разновидностей повреждений было много, и большинство из них приводили к тяжёлым последствиям. Сколько раз он был вынужден заниматься диагностикой и лечением механических повреждений, и не сосчитать. Не редко происходили случаи полного обездвиживания пациента. И собственными глазами он видел «ломки» бывших спортсменов, которые не могли перенести поставленный диагноз. Вот и сейчас Ричард держал в руках медицинскую карту гимнастки, получившей серьёзную травму поясничного отдела. Смещение межпозвоночных дисков, межпозвонковая грыжа поясничного отдела - гласило заключение. Стало сразу же ясно - уповать на лазерное лечение ни к чему. У пациентки была осложнённая стадия – секвестрация диска. Возникла угроза сдавления спинного мозга. Доктор Бэккинс являлся приверженцем безоперационной терапии, но в данном случае без хирургического вмешательства было никак не обойтись. Изнурительная дискэктомия проходила в течение полутора часов. На место удалённого диска нейрохирурги установили титановый имплантат. Ричард нервничал. После такой травмы, как правило, возвращение в спорт было невозможно. Излишние нагрузки могли привести к фатальным последствиям. Изабелла Свон была не понаслышке известна ему, несколько раз вместе со своей дочерью Кимберли он посещал выступления спортивных гимнасток. А над кроватью дочери висел плакат с Изабеллой. На гимнастку возлагались большие надежды. Как гласили заголовки финикских газет, Свон могла стать не только чемпионкой штата, но и взять первенство во всей стране. Могла. Вот только теперь не сможет. Доктор потянулся к сигаретам, которые лежали на полке под столом. От пагубной привычки Ричард избавился давно, но пару раз позволял себе такую слабость. Как правило, это происходило в тех случаях, когда пальцы просто зудели от нервного напряжения. Он выкурил свою первую сигарету, когда его пациент скончался на операционном столе, вторую – когда его дочь сломала руку, упав с велосипеда, а сейчас доктор покручивал в руках третью сигарету.***
Задумывались ли мы о том, что будет в следующую минуту? Не всегда. Казалось, всё в жизни должно идти своим чередом. Но если упираться в прошлое то можно раньше подсчитать все свои ходы и не допустить никаких ошибок. Разве можно предвидеть все наперед? Уже в больнице, подключённая к медицинским аппаратам Белла пыталась вспомнить, где же она допустила ошибку, что же сделала не так. Прокрученное в голове воспоминание о выступлении было наполнено белыми пятнами, неясностью. Она не чувствовала боли в организме, словно всю нижнею часть парализовало. В пояснице чувствовалось покалывание, словно тысячи игл пронзали этот участок тела. Руки онемели. Не было той резкой боли, когда её тело грубо встретилось с матом. Но была боль иного рода, которая пробралась в сердце и съедала её изнутри. Белла провела рукой по белоснежной простыне и тяжело вздохнула. Ей так хотелось вырваться отсюда, но в ближайшее время это было невозможно. Она чувствовала себя в каком-то вакууме, который не позволял ей вздохнуть без усилий. Ощущала себя безвольной тряпичной куклой. Скрип двери отвлёк её от мыслей. Девушка с трудом разлепила веки, сморщившись от яркого света торшера. Её лечащий врач – мистер Бэккинс - был мужчиной высокого роста, с короткими светлыми волосами и с понимающим взглядом серых глаз, скрытых за толстыми очками. - Изабелла, как же хорошо, что вы пришли в себя, - грубоватый голос немного напугал девушку, отчего она нервно дернулась. - После вашего последнего визита я быстро заснула, - прохрипела Белла, стараясь говорить более уверенно, чтобы голос не походил на жалобный плач. - Наверное, вас утомили мои разговоры о правильном питании, - доктор коротко улыбнулся, надеясь на ответную реакцию. - Эм, я всегда правильно питалась, поддерживала фигуру в форме. Знаете же, как это бывает у спортсменов, - девушка постаралась улыбнуться, но попытки выдавить из себя хотя бы вежливое подобие улыбки были тщетны. – Теперь это всё ни к чему. - Все не так плохо, как вы себе это представляете. У вас вся жизнь впереди и всё наладится. Слова доктора о возможности наладить прежнюю жизнь вызвали лишь усмешку, исказившую лицо. В ней отразились и горечь воспоминания, и злость от неподвижности тела, и отчётливое разочарование в самой себе. - Я не хочу об этом говорить. Белла отвернулась, скрываясь от пристального взгляда серых глаз, усиленно разглядывая окно, словно интереснейшую вещь на свете. Несмотря на непреклонность и твёрдость, в голосе явственно ощущался подкативший к горлу ком и выступившие на глазах слёзы. Чёртовы эмоции, которые никак не удавалось удержать под контролем. Девушка старалась подавить зарождавшуюся истерику, нараставшую с каждой секундой. Было очень трудно говорить что-то сейчас. Послышался усталый вздох доктора, но Белла не хотела прислушиваться к его словам, не хотела позволять себя утешать дежурными фразами о том, что всё обязательно будет хорошо. К чёрту всё! Ничего уже не будет как прежде…*** Ортопедическая клиника ОртоЛига, Германия.
Лечение после операции стало процессом сложным и трудно прогнозируемым. Беллу не перестали беспокоить вертебральные признаки удалённой грыжи. При осмотре и инструментальном обследовании было сложно определить истинную причину болей, однако позже выяснилось: грыжа диска начала формироваться в соседних позвоночных сегментах. Сетуя на местных врачей за их неспособность вылечить больного, родители приняли решение воспользоваться помощью известной немецкой клиники. В этот раз лечение проходило без хирургического вмешательства. Немецкие врачи обещали, что пройдя консервативный курс лечения, Белла сможет избавиться от грыжи и восстановиться. Впрочем, Белла уже уяснила для себя, что никакого чуда не произойдёт. Слово «восстановиться» означало, что она сможет нормально передвигаться, не чувствуя постоянных сильных болей, которые преследовали её в последнее время. Конечно же, от болей в пояснице невозможно будет излечиться полностью. Нет. Как правило, после такой травмы избавиться от болей навсегда не выйдет. Группа врачей во главе с доктором Охманом разработала специальный курс по её реабилитации. Белла каждый день занималась с психологом Верой Кроуфорд, которая пыталась справиться с последствиями её травмы в эмоциональном плане. Она проводила с Беллой долгие беседы. Первоначально девушка никак не реагировала на слова доктора, отгородившись от всех и вся и существуя наедине со своей болью. Доктор Кроуфорд натыкалась на защитную стену Беллы, за которой та постоянно пряталась. Если на начальном этапе лечения девушка находилась в нестабильном эмоциональном состоянии, сопровождавшемся постоянными слезами и истериками, то к концу курса она просто-напросто перестала проявлять какой-либо эмоциональный отклик. Доктор не раз говорила Рене, что, возможно, и помогла Белле справиться с полученной травмой, смириться и попытаться двигаться дальше, но не до конца. Белла держала психолога на расстоянии, соблюдая эту дистанцию, не позволяя себе полностью раскрыться. Возможно, дело было не в самой Белле, просто неосознанно она поставила такой барьер между собой и внешним миром, не разрешая остальным вторгаться на свою территорию. Слишком велика была для неё потеря.*** 2 года спустя
Первое, что бросилось в глаза при въезде в Форкс – это окутавшая весь периметр зелень, она буквально опоясывала город. Раскидистые деревья с мохнатыми вершинами, пышные кустарники и высокая трава – Белла с удивлением оглядывала открывшуюся картину. Для неё, как для истинной жительницы Финикса, привыкшей к жарким дням, палящим солнечным лучам и зною, абсолютно все, начиная от минусовой температуры и заканчивая промозглыми ливнями, было чуждым. Непривычным. Стоило выйти из салона автомобиля, как холодный порыв ветра заставил её съёжиться и плотнее укутаться в тёплую зимнюю куртку. Несмотря на то, что на дворе стоял сентябрь месяц, побережье подверглось влиянию циклона, осенние дни сопровождались непрекращающимися ливнями, а небо полностью заполонили грозовые тучи. Белла сморщилась, окидывая унылым взглядом новый дом: небольшое строение в два этажа, выкрашенное жёлтой краской, которая из-за осадков облупилась и потускнела. При взгляде на дом в голову приходило единственное сравнение - серость. Ничего примечательного. Будь её воля, она бы ни за что в жизни не променяла солнечную Аризону на Вашингтон. Родной Финикс - на дождливый Форкс. Тот обычный пятничный вечер не предзнаменовал каких-либо изменений. Белла не могла не отметить задумчивые и взволнованные взгляды родителей, которые никак не решались начать разговор, а затем девушка нервно сминала в руках салфетку, слушая, о чём идёт речь. Это была очередная идея родителей вывести её из депрессивного состояния, сменив обстановку. На этот раз кардинально. Инициатива шла от Чарли, который непререкаемым тоном заявил, что они переезжают и никакие жалобы Беллы не возымеют эффекта. Ей казалось, стоит уехать из Финикса и всё – последняя связующая её с гимнастикой нить навсегда оборвётся. - …Тебе необходимо свыкнуться с мыслью о невозможности возвращения в гимнастику. Ты должна смириться с этим. Доктор уже не раз говорил, что после такой травмы дорога в спорт закрыта, – сказал Чарли напоследок. Он устало вздохнул, потирая виски, словно этот разговор приносил ему нестерпимую головную боль. Белла впервые слышала, как отец напрямую заговорил о запретной в их доме теме, которую родители не поднимали с её последнего возвращения из больницы. Первое время Рене пыталась подобрать слова и заговорить с ней о гимнастике, но всегда натыкалась на одну и ту же реакцию: Белла закрывалась, молчала, неподвижно уставившись в одну точку. После множества попыток вывести дочь на разговор Рене опустила руки и не стала поднимать больную тему, напротив, с неким отчаяньем делала вид, что ничего и не произошло. В отличие от матери, Чарли всегда сторонился подобных разговоров. Он был человеком, не привыкшим лезть в чужую душу, поэтому старался отводить взгляд, наблюдая за отрешённым видом дочери. А вот сейчас она могла разглядеть в его взгляде невыплаканные слёзы, боль и отчаянье. Чувствовала в его словах обеспокоенность. А в жестах – желание поддержать, не дать ей снова окунуться в омут разочарования и ненависти к самой себе. И Белле ничего не оставалось, кроме как поспешно кивнуть в ответ. Подхватив под руки сумки, она поспешила в дом вслед за родителями, не имея ни малейшего желания оставаться ещё хоть секунду на улице. Перспектива простудиться перед школьными буднями была привлекательной. Белла могла бы таким образом оттянуть неизбежное знакомство со школой Форкса, но запах медикаментов настолько приелся ей, что она ни за что бы не пожелала вновь очутиться в больнице. А учитывая её везение, это непременно бы произошло. Ещё вчера большая часть мебели была доставлена в Форкс на грузовой машине, поэтому дом был частично заставлен, лишь несколько коробок и запакованных сумок разместились на полу в гостиной. - А мне здесь нравится! Несмотря на тучи, жёлтый цвет словно привносит сюда солнце! – раздавался радостный щебет матери, которая суетливо перемещалась из одной комнаты в другую. – Чарли, дом просто находка! Белла неспешно следовала за ними, оглядывая достоинства нового дома, сомневаясь насчёт утверждения матери. Находкой его уж точно не назовёшь. Несмотря на электрический свет, заливающий комнаты, дом выглядел глухим и мрачным. Ощущался яркий контраст между гармонично подобранной французской мебелью и потёртыми стенами нового дома. - Белла, твоя комната на втором этаже, там такое большое окно! Смотри скорее! – взбудораженный голос матери заставил Беллу вздрогнуть и подняться на второй этаж, где Рене осматривала остальные комнаты. Здесь было всего три крохотных комнаты, в которых едва могла уместиться двуспальная кровать. - Твои вещи я уже перенёс в комнату, - предупредил её Чарли, поднимаясь с коробками на руках. - Хм, спасибо, - кивнув, ответила Белла, отмечая про себя напряжённый взгляд отца, он же, в отличие от Рене, не стремился расхваливать прелести нового дома. Плюхнувшись на кровать в новой комнате Беллы, Рене с восхищением смотрела на большое окно, занимавшее почти половину стены. - О, я могу распаковать твои вещи, - на предложенную помощь матери Белла постаралась вежливо улыбнуться. Помощь ей уж точно не нужна. Белла всё ещё лелеяла надежду на то, что дурацкий план будет отменён и они смогут вернуться назад в Финикс, поэтому с уходом матери оставила нераспакованными большую часть сумок. Надежда умирает последней.***
В честь первого дня в новом доме и в знак начала новой жизни вдали от тягучих воспоминаний Рене устроила настоящий пир на ужин. В воздухе витал аппетитный аромат запечённой курицы и яблочного пирога, даже была откупорена бутылочка коллекционного вина. Рене, пританцовывая, порхала на кухне, делая последние штрихи над столом, в то время как Белла устало следила за движениями матери. Ей богу, Рене порой была чрезмерно активной. Из гостиной доносился звук гудящего телевизора – наверняка Чарли снова смотрел очередной боевик. О спортивных передачах с некоторых пор в их доме было совсем позабыто. Чарли не решался в её присутствии смотреть даже любимый бейсбол. С одной стороны, такой расклад Беллу огорчал, поскольку из-за её неудавшейся карьеры родители поставили табу на слове «спорт», а с другой – ей ни к чему были лишние напоминания о гимнастике. Но родители не знали о том, что тайком Белла все же наблюдала за передачами о гимнастике и последними соревнованиями в Балтиморе. Она сидела, уставившись на экран, мазохистки мучая себя воспоминаниями о прежней жизни, заставляя себя смотреть за выступлениями на чёртовых брусьях, завистливо следя за безупречными движениями гимнасток. И ведь когда-то она, так же как и они, выступала на снарядах, нервничала до дрожи в коленях, а позже плакала и смеялась, держа в руках завоёванную медаль. Только не в последний раз. Соревнования в Финиксе за звание лучшей гимнастки штата поставили точку на её карьере. О чемпионате за первенство в Америке, уж тем более об участии в долгожданном чемпионате мира в Бельгии не могло быть и речи. Антверпен так и остался её неосуществившейся мечтой. - Живо мыть руки и за стол! – уперев руки в бока, Рене прищурилась, глядя на унылое выражение лица дочери, и щёлкнула её по носу. – И не делай такую кислую мину! Белла вздохнула, спрыгивая с высокого стула. Дурацкая привычка Рене подёргивать её за щёки или щёлкать по кончику носа приводила Беллу в недовольство. Но мать словно не видела этого и продолжала делать по-своему. Ужин проходил в атмосфере иллюзорного счастья и радости: отец непривычным образом много разговаривал, мать, не умолкая, щебетала обо всём и ни о чём одновременно, а Белла старалась не испортить такую идиллию. Автоматически улыбалась, когда это было необходимо, хотя ее скулы аж сводило от такой наигранной улыбки. То ли причиной тому было вино, которое Рене потягивала бокал за бокалом, то ли нервное возбуждение перед началом чего-то нового и неизвестного, то ли переутомление, но вскоре речь матери стала сбивчивой и неразборчивой. Она всё больше смеялась над каждым словом и глупо улыбалась. Когда Рене перешла на обсуждение новой работы в должности библиотекаря, Белла была вынуждена склониться к первому варианту. Виной всему было спиртное. Белла покачала головой. Да уж, невооружённым взглядом было заметно, что Рене перебрала. Чарли деликатно скрылся в гостиной, поблагодарив жену за чудесный ужин. Белла же убирала со стола, слушая надрывный голос матери, напевающей какую-то песню. Быстро убравшись на кухне, она решила помочь матери добраться до спальни, но Рене отмахнулась от помощи, говоря, что хочет посмотреть телевизор в гостиной. Белле ничего не оставалось, кроме как подняться на второй этаж и лечь спать. За сегодняшний день она чертовски утомилась. Перелёт и несколько часов езды на машине изрядно её вымотали. Коробки и сумки всё ещё располагались на кровати. Не разбирая, она запихнула их под кровать и лишь вещи из рюкзака заняли место на спинке стула. Её новая комната была ужасно маленькой. В ней еле умещались узкая кровать, застеленная фиолетовым покрывалом, небольшой кремовый стол со стульчиком и дубовый шкаф. Зато расхваленное матерью окно было воистину пугающим и восхитительным. Белла поёжилась: сквозь окно было видно, как сильный ветер шевелит ветви деревьев, отчего те негромко ударялись об стекло. Да уж, под такое музыкальное сопровождение не уснёшь. Переодевшись в плотную зелёную пижаму, девушка прихватила необходимые гигиенические принадлежности и поспешила вниз. Ванная комната, к сожалению, была всего одна и располагалась на первом этаже. Осторожно ступая по ступенькам, она старалась передвигаться как можно тише, уверенная в том, что родители уже легли спать. Однако едва её нога коснулась последней ступеньки, она смогла отчётливо расслышать приглушённые голоса, доносившиеся из гостиной. - … Я устала, Чарли, я так устала от этого. Мне кажется, все наши попытки снова окажутся безрезультатными, – слова, сказанные матерью, заставили Беллу замереть и прислушаться. Можно было и не думать, о ком шла речь. – Она никак не реагирует. Вообще. Ноль реакции. Я вижу на её лице только досаду. Доктор Кроуфорд говорила о том, что Белла будет эмоционально закрыта ото всех. Но Боже, Чарли, не так же долго! Все попытки расшевелить её тщетны! Она не живёт, а существует. Всё время молчит. И одни и те же короткие ответы: «да», «нет, «не знаю». Знаешь, даже её глаза сухие, никаких эмоций, но самое страшное - видеть в них пустоту! Да, именно пустоту! А ещё она презирает и ненавидит саму себя, Чарли! Я замечаю это, когда наблюдаю за ней. Мне кажется… Я … Я боюсь, что… что… что однажды она просто сделает что-нибудь с собой! – на последнем слове голос матери надломился, и она зарыдала. Громко. С огромной тоской и болью в голосе. И это походило больше не на плач, а на вой раненного животного. - Тише, тише, детка… Перестань. Мы обязательно со всем справимся! – в твёрдом голосе отца она всё же смогла заприметить сквозившие неуверенность и страх. Он сомневался, но старался не отчаиваться. Белла не могла поверить, что у матери произошёл такой срыв. Казалось, Рене никогда не унывала и любые препятствия одолевала стойко и с постоянной улыбкой на лице. Высунув из укрытия голову, Белла бросила короткий взгляд на родителей. Они стояли посередине гостиной, Чарли бережно прижимал к себе всхлипывающую Рене, успокаивающе гладил её по спине и нашёптывал что-то ей на ухо. Прикрыв глаза, Белла прислонилась к стене. Вздохнула. Нервно провела ладонью по лбу. Руки било мелкой дрожью. Осторожно, стараясь не выпустить из рук косметичку, она поспешила в ванную. Передвигалась бесшумно, даже задержала дыхание на какой-то миг. Лишь закрыв дверь в ванной, позволила себе свободно выдохнуть. Отложила косметичку в сторону, подошла к раковине. Холодные брызги воды отскакивали от раковины, летели на белый кафель, а затем медленно сползали по стене. Она подставила дрожащие руки под мощный поток. Ополоснула лицо. Оперевшись руками о края раковины, посмотрела на своё отражение в зеркале. Увидела перед собой совершенно чужого человека. В карих глазах плескались гнев и ярость на саму себя. Рене была права. Белла себя презирала. Первоначальная ненависть ко всем вокруг переросла в ненависть к самой себе. К собственной никчёмности. Неспособности смириться с обстоятельствами. Белла казалась себе чертовски жалкой. Прикусив губу, девушка закрыла глаза. Казалось, внутри неё зарождается настоящий вулкан, готовый взорваться в любую секунду. Оторвав руку от раковины, она поднесла её к лицу и, замахнувшись, сильно ударила по щеке. Лицо начало покалывать, но Белла не обратила внимания. Нанесла ещё один удар по лицу, затем ещё, ещё. Стараясь не издать ни единого звука, зажала меж зубов губу. И лишь когда алая струйка крови брызнула на подбородок, перестала причинять боль самой себе. Снова взглянула в зеркало. Лицо раскраснелось и пылало. Глаза горели безумием. Уже давно она не реагировала так бурно ни на что. Изнуряющее лечение выжало из неё все эмоции. Дело было не в том, что она не позволяла себе плакать. Она просто не могла. Не могла выпустить наружу скопившиеся эмоции, не могла зарыдать в голос, когда отчаянно хотелось, вместо этого обнимала себя руками, спрятав лицо в коленях. Отойдя от зеркала, она прислонилась спиной к стене и сползла по ней. Притянула колени к груди. Закрыла глаза, чувствуя, как накатывает волна истерики. Прижала одну руку ко рту, впившись зубами в фаланги пальцев. Другой рукой пыталась обхватить себя. Обнять. Внутри словно образовалась зияющая дыра, которая с каждой секундой увеличивалась в размерах. Она хотела закрыть её. Не дать ей расшириться, не дать ей возможность поглотить себя. Плечи задрожали. Но ожидаемые слёзы так и не брызнули из глаз.