Права и обязанности контрактера

      Руководствуясь собственными интересами, Себастьян решает вернуть к жизни родителей Сиэля. Но он не ангел, чтобы воскрешать мертвых. В этой главе – его попытка объясниться с верховным демоном ада, Астаротом.       — Вы все неправильно поняли! — с досадой воскликнул Себастьян и тут же осекся, вспомнив, где он находится.       Благоразумная тактика учтивого подобострастия с треском провалилась, а виной тому упорное нежелание начальства прислушаться к его объяснениям. Заткнутый на полуслове верховный демон ада, Его Светлость герцог Астарот, удивленно опустился обратно в кресло, пытаясь вспомнить, когда это в последний раз ему доставляли такое удовольствие и осмеливались повышать на него голос. К сожалению, подобное случалось не часто, а верховному требовались регулярные развлечения. И зрелища…       Обстановка рабочего кабинета верховного демона целиком и полностью подстраивалась под желания владельца и менялась в зависимости от его настроения. К визиту Себастьяна тематика интерьера неожиданно оказалась посвящена давно канувшей в Лету античной эпохе.       Просторный, освещенный будто бы яркими лучами солнца, зал. Стены, выкрашенные в светлые тона. Пол, искусно выложенный цветной мозаикой из натуральных камней. Белые мраморные колонны, расположенные в ряд по всему периметру помещения. Роскошные кессонные [1] потолки с росписью.       У южной стены – мраморный камин с рельефными скульптурными вставками и величественными каменными львами, грациозно восседавшими на своих пьедесталах по обе его стороны. Чуть поодаль – огромный круглый стол из лимонного дерева с разложенными на нем всевозможными яствами и напитками.       И, наконец, сам хозяин кабинета, облаченный в белую льняную тунику с золотой отделкой, перехваченную широким поясом, и кроваво-красную накидку. На ногах – легкие пурпурные сандалии, украшенные жемчугом, на тонких изящных руках – массивные перстни. Лавровый венок, сделанный из чистого золота, венчал копну густых светлых волос верховного.       Точеный профиль, властный пронзительный взгляд карминово-огненных глаз, притягательная красота безграничной силы и праздной жестокости, сияющий ореол власти, исходящий от Астарота и заполняющий собой все и вся вокруг. Не демон был сейчас в этой комнате, нет, а новый древнеримский император.       Погружение в образ было полным. Казалось, еще немного и из несуществующих окон с улицы ворвется горячий сухой воздух, занесенный сюда ветрами сирокко [2], послышится мерный топот калиг [3] солдат-легионеров, донесутся приглушенные стоны больных и умирающих рабов, разгневанные и возмущенные крики толпы простолюдинов. Хлеба и зрелищ?! Как предсказуемо. Но что, если эти зрелища требовались самому императору?       Мысленно улыбнувшись и изобразив на красивом аристократическом лице высшую степень разгневанности от проявленного неуважения к собственной персоне, Астарот быстро прикинул, могла ли сегодняшняя встреча с Себастьяном закончиться действительно чем-то приятным.       Грубым рукоприкладством, к примеру.       Несколько соблазнительно-кровавых картинок уже успели промелькнуть перед его внутренним взором, но он сумел отогнать их прочь. И, не придя к каким-либо определенным выводам о возможном финале сего разговора, лишь раздраженно махнул рукой, разрешая продолжить.       — Это был единственный способ заставить его хоть что-то почувствовать, — осторожно произнес Себастьян, проклиная себя за несдержанность. Не стоило играть с огнем, когда твоя репутация полностью уничтожена, а жизнь висит на волоске.       Относительно спокойная реакция верховного на выходку с Сиэлем – явление временное. Астарот, несомненно, ждал только наиболее подходящего момента, чтобы достичь, как он сам это называл, пика ярости, и уже потом взорваться по-настоящему. В прямом смысле этого слова.       Процесс превращения утонченного светловолосого красавца в разъяренного демона – полузверя-получеловека, огромного дикого вепря: безобразного чудовища с гигантскими клыками и сочащимся ядовитым гноем, покрытым шерстью, телом – на многих производил неизгладимое впечатление. Михаэлис также не был исключением. Особенно теперь, когда собственный внешний вид едва ли мог кого-то напугать.       Узнав о характере нарушений, допущенных в ходе выполнения контракта, Астарот, всерьез обеспокоенный случившемся, первым делом позаботился о том, чтобы Себастьяна лишили всех демонических сил и, самое главное, – возможности принимать истинный облик.       Это должно было предотвратить попытку нежелательного сопротивления при аресте, которое, судя по следам запекшейся крови на изодранной местами одежде и свисающей длинными лоскутами материи фрака, прикрывающей не зажившие еще глубокие раны до кости, все же имело место быть.       Кроме того, оказаться насильно запертым в слабом человеческом теле для демона уже само по себе было достаточно позорным и унизительным наказанием за свою ошибку – проявленную неосмотрительность, преступную неосторожность в отношении со смертным, оправдать которую было совсем не просто.       Едва держась на подгибающихся от усталости ногах, стоя посреди античного кабинета верховного демона и ощущая непривычную слабость во всем теле (неравные силы в стычке на Острове Смерти определенно давали о себе знать), Себастьяна неожиданно охватила дикая злость при одной только мысли о том, что ему так и не удастся ничего объяснить.       Лишь сейчас, взглянув на свой поступок с Сиэлем со стороны, Михаэлис понял, каким идиотом он был. Жаль, что прозрение наступило, когда уже мало что можно было изменить и отыграть назад. Списать всю вину на несгибаемость тринадцатилетнего мальчишки было глупо, но ничего другого, похоже, не оставалось.       — Это все? — скучающе протянул верховный, видя, что молчание затягивается, а сидеть без дела, машинально разглаживая рукой складки своей императорской туники, ему уже порядком надоело. — Учтите, наша аудиенция подходит к концу, Себастьян.       Себастьян — Очередное упоминание клички дохлой псины этого мелкого выскочки и показное игнорирование Астаротом его настоящего имени в течение всего разговора было дурным знаком и прямо указывало на то, что дела "Себастьяна" совсем плохи. Еще и это напоминание о четком регламенте их встречи…       — Ваша Светлость, вы не представляете, насколько черств и жесток этот ребенок, — бывший дворецкий семьи Фантомхайв видел, как при этих словах омрачилось лицо собеседника, но отступать и менять показания все равно было уже поздно:       — Я действительно устроил короткую предсмертную встречу с родителями, но вовсе не из-за желания порадовать или как-то скрасить последние минуты жизни, а лишь для того, чтобы показать ему связь с миром, который он покидает. Это была последняя отчаянная попытка выбить у него почву из-под ног и выдавить из него хоть какие-то эмоции.       — Verum dicis? [4]       Люцифер свидетель, Себастьян искренне верил в то, что говорил, но, похоже, его слова не находили должного отклика у Астарота. Верховный был недоволен и не скрывал этого. Напряженная поза, хмурый блуждающий взгляд, плотно сжатые губы, вопросительно изогнутые брови и изрядная доля скепсиса в этом его насмешливом — В самом деле? [4]       Гадкое чувство, что все его оправдания будут тщетны, возникло у Себастьяна еще с самых первых минут начала их встречи. А все потому, что в ту памятную ночь на Острове Смерти не иначе, как разум покинул несчастного демона, и он допустил роковую ошибку, вернув к жизни родителей Сиэля.       Наградой за это ему было утраченное доверие Астарота. И – не считая более незначительных повреждений, полученных при аресте – жуткая рана на бедре, которая прямо сейчас снова разошлась и начала сильно кровоточить. Сиэлю точно не поздоровится, когда он выберется отсюда.       Украдкой Себастьян дотронулся рукой до разорванной штанины, насквозь промокшей от крови, и брезгливо поморщился, почувствовав, как отвратительная человеческая субстанция начинает стекать по его правой ноге вниз и, минуя ботинок, образует причудливые кровяные узоры на мозаичном полу. Скорость регенерации теперь оставляла желать лучшего. Еще одна мера безопасности и вид наказания за содеянное. Как далеко все это могло зайти?       Зачарованно наблюдая за увеличивающейся в размерах алой лужицей, собравшейся у ног Себастьяна, Астарот неподвижно сидел на своем импровизированном троне – высоком старинном кресле, установленном в центре зала.       Дурацкий маскарадный костюм верховного, так и кричавший о втором пришествии императора Нерона, невероятно бесил Михаэлиса и сбивал с толку, хотя и не настолько, чтобы он не смог придумать и добавить еще пару слов в свою защиту. Однако вместо этого он произнес совершенно другое, прозвучавшее как что-то среднее между вызовом, констатацией факта и обреченностью:       — Похоже, вы для себя уже давно все решили, Ваша Светлость.       На что Астарот лишь удивленно вскинул брови и резонно заметил:       — Стал бы я тратить на вас время в таком случае?       Себастьян счел за лучшее промолчать. Настроение Астарота быстро менялось, и это настораживало. Но не успела зловещая ночная тьма прокрасться по потолочным перекрытиям и опуститься в комнату, как в глубине зала, треснув сухими поленьями, ожил мраморный камин с каменными львами, создавая в кабинете неожиданно приятную атмосферу уюта и интимности.       Пошевелив пальцами, затянутыми ремешками кожаных сандалий, и потянувшись, разминая затекшие от долгого сиденья мышцы, Астарот легко соскользнул со своего императорского трона. Его душа жаждала действий. В два шага он оказался рядом с Себастьяном и, видя, что тот едва держится на ногах, стоя в луже собственной крови, положил ему руку на плечо и одним рывком притянул к себе.       Потеряв равновесие, Себастьян схватился за одежды верховного и уткнулся лбом ему в грудь, ощутив при этом изысканный аромат сандалового масла и лепестков роз, исходящий от ухоженного тела Астарота. Чем могло пахнуть от него самого – грязью, страхом, потом и кровью – об этом он старался сейчас не думать.       — Ваша Светлость, — выпуская из рук зажатые складки плаща и расшитой золотом туники, Себастьян собирался вежливо отстраниться от Астарота, но не тут-то было: верховный надежно удерживал его в своих объятиях, пресекая любые попытки вырваться. В конце концов, Себастьяну осталось разве что позволить себе, сберегая собственные силы, безвольно повиснуть на его теле.       — Я предупреждал, — доверительным шепотом сообщил Астарот, почти касаясь губами его шеи. — Контракты с несовершеннолетними та еще штука. Не успеешь понять как, а ты уже перешел запретную черту, привязался и полюбил этих мерзких спиногрызов.       — Именно об этом я и говорю, Ваша Светлость, — несколько озадаченно согласился Себастьян, — к некоторым детям необходим более жесткий подход!.. Что?!       Смысл сказанного Астаротом, не сразу дошел до него, а когда дошел – возмутил несправедливостью подобного обвинения до самой глубины его черной демонической души.       Разумеется, он понимал, что за возвращение Рэйчел и Винсента Фантомхайв в мир живых его ждут возможные проблемы. Это был серьезный проступок, чреватый нескончаемыми тяжбами с Департаментом жнецов и прочими неприятностями. Но самое большее, что грозило самому Себастьяну, так это обвинение в превышении полномочий, штраф в несколько сотен тысяч душ из личной коллекции и, лишь в крайнем случае, понижение ранга.       То, на что намекал Астарот – и не было похоже, что он шутил – тянуло как минимум на измену их идеалам и каралось смертью.       Да что мог понимать этот ряженый скоморох, сколько сил им было потрачено на Сиэля и что, все впустую?!       — Любовь и привязанность, значит? — презрительно выплюнул Себастьян, встречаясь с насмешливым взглядом верховного. — Значение этих слов мне неизвестны.       — Не оправдывайтесь, а признайте свою ошибку. Только тогда я смогу помочь вам, — Астарот взял выжидательную паузу и даже слегка ослабил "отеческие" объятия. Но чистосердечного признания так и не последовало. — Как бы то ни было с этой минуты ваш контракт с Сиэлем расторгнут. Если его родители не умерли, то и мстить за их смерть не нужно.       Это прозвучало настолько невероятно и фантастично, что Себастьян отказывался верить в возможность подобного решения, такого щедрого подарка делать Сиэлю он не собирался.       — Не означает ли это, что мой контрактер продолжит жить вместе со своими воскресшими родителями, и у вас к нему нет совершенно никаких претензий?       — В любой истории есть победители и побежденные, — пожал плечами Астарот. — В этот раз не повезло вам. Вот почему я не одобряю контракты с детьми. Рядом с ними легко забыть, кто ты есть. Сменить веру. Очиститься. Правда, и карается это соответственно – бессрочной ссылкой в адские печи.       "Мир точно перевернулся с ног на голову, — ужаснулся Себастьян. — С каких это пор верховный демон ада идет на поводу какого-то тринадцатилетнего засранца?".       — Вы не можете принять такое решение, Ваша Светлость, — со всей возможной твердостью произнес он. — Любовь, привязанность, забота и очищение - все это совершенно неприемлемо, и если кто-то ставит под сомнение мою преданность…       — Иными словами вы в последний раз отказываетесь признать вину?       — Вину?! — поперхнулся Себастьян, живо представляя себе, что он сделает с Сиэлем, как только доберется до него. — Да я хоть сейчас готов на глазах этого человеческого выродка еще раз заживо сжечь его родителей, а его самого выпотрошить как свинью и развесить внутренности на рождественской ели. Ни много ни мало, Ваша Светлость, но это именно та участь, которую он заслуживает.       — Хорошо, — казалось, Астарот ждал чего-то подобного.       — Предлагаю компромисс, — объявил он, отходя обратно к креслу и выпустив, наконец, Себастьяна из своих объятий, предоставив тому возможность самостоятельно держаться на разъезжающихся ногах, стоя на вымазанном кровью полу.       Михаэлис знал – что бы там ни было, а верховный станет действовать исключительно в интересах вверенной ему дьявольской епархии. И, конечно, ему совсем не выгодно будет давать огласку этому и принимать решение, порочащее репутацию его ведомства. Оставалось только согласиться на любые его условия.       — Я забываю о случившемся, — чуть помедлив, произнес Астарот. — Вашего контракта с этим ребенком никогда не существовало. Никто больше не попрекнет вас этой историей. Но взамен – душа Сиэля Фантомхайва отправляется прямиком в ад.       Заметив, как при этом болезненно дернулось лицо Себастьяна, он охотно добавил:       — Там она попадет в распоряжение группы фанатиков – тех самых, от которых в свое время ему удалось спастись. У этих людей будет целая вечность, чтобы поквитаться с мальчишкой. Сделать с ним все то, что они не успели, не сумели, забыли и много-много больше этого.       — Нет… — Себастьян готов был поклясться, что это слово вырвалось у него прежде, чем он успел подумать, что говорит. Астарот сделал вид, что не слышал сказанного, давая ему возможность немедленно исправить оплошность.       — Нет, — холодея от ужаса, повторил несчастный демон, осознавая, что теперь-то это уж точно конец и все пути к отступлению отрезаны. — Но лишь потому, что душа Сиэля моя собственность, и никто, кроме меня, не имеет на нее права.       — Quod erat demonstrandum [5], — спокойно заметил верховный.       Астарот не выглядел ни удивленным, ни разочарованным, ни расстроенным, и, похоже, даже не собирался превращаться от ярости в дикого вепря. Но и отказывать себе в маленьком развлечении тоже не был намерен. Одним взмахом руки он согнал двух каменных львов со своих пьедесталов у камина.       Ожившие свирепые хищники, стряхнувшие гранитную крошку с косматых грив и ступившие вглубь античного зала, подчинялись исключительно воле верховного и вовсе не походили на тех милых пушистых созданий, что обычно так забавляли Себастьяна и приводили в неописуемый восторг. Злобно оскалившись, привлеченные запахом крови, они кружили вокруг раненого демона, готовые выполнить любой приказ хозяина.       Однако вполне ожидаемо вначале Астарот предпочел разобраться со всем самостоятельно. Легким толчком он отбросил Себастьяна на пол и, не давая подняться, поставил колено ему на грудь.       — Так, где же тот гнусный язык, что все это время лгал мне?! — гневно вопросил он.       Сопротивляться действиям и силе верховного было практически невозможно. Склонившись ниже, Астарот совершенно беспрепятственно, с хрустом ломая челюсть и раздирая гортань, по локоть засунул свою руку Себастьяну в горло и, вырвав язык, с размаху бросил его в пылающий огонь камина.       Затем, не обращая ни малейшего внимания на жалкие попытки вырваться, перевернул захлебывающегося кровью демона на бок и, недолго думая, голыми руками вспорол ему живот, вываливая на мозаичный пол дымящиеся сизые внутренности.

***

      Сиэль проснулся среди ночи. Тяжело дыша, весь покрытый потом он осторожно сел на постели, судорожно сжимая в руках одеяло. Его бил мелкий озноб. То, как ожившие каменные львы разрывают верного дворецкого на части, было последним, что он видел, выплывая из привидевшегося ночного кошмара.       Хотя самому себе он мог признаться – увиденное вовсе не было сном. Шевелящийся на полу кровавый обрубок, неверный отблеск настенных факелов, верховный демон ада в испачканной кровью одежде древнеримского патриция. Выровняв дыхание, Сиэль постарался успокоиться, чтобы ненароком не разбудить спящих рядом с ним родителей.       "Неважно", — решил он. Неважно, что он видел, и насколько реальным было то, что ему снилось. Забравшись обратно под пуховое одеяло, Сиэль прижался к матери и закрыл глаза.       Чудесным образом ему удалось выжить. Его родители вернулись к нему с того света. Контракт с демоном был расторгнут. Он вытащил свою фишку дракона [6]. Ему представился шанс начать все заново. О прошлом стоило забыть раз и навсегда. Он выиграл. Остальное не имело никакого значения.