Девятнадцать лет спустя

      Утро оказалось солнечным, и это сбивало толку. Собираясь на улицу, Невилл переживал. Если светит солнце, а за окном лежит снег – какую одежду выбрать? Простужаться ему не хотелось. Взглянув на снег, что серебрился в лучах зимнего солнца, Долгопупс всё-таки решил одеться теплее. На всякий случай.       Трансгрессия удалась ему без проблем, и вскоре Долгопупс стоял напротив старого здания универмага. Дом, как и положено, с каждым годом выглядел только хуже, но маглы не замечали подвоха. Оглядевшись по сторонам, Невилл приблизился ко входу и, пообщавшись со старым обшарпанным манекеном, оказался в приёмной.       До Рождества оставался почти месяц, однако готовиться к празднику начали уже сейчас. Заметив, как целительница с помощью заклинания развешивает гирлянды, Невилл не смог сдержать улыбки. Он всегда любил Рождество. Особенно во время учёбы в Хогвартсе.       Невилл не заметил, как оказался на пятом этаже. Ноги сами принесли его туда. Поход в больницу святого Мунго стал за эти годы чем-то обычным. Долгопупс мог поклясться, что нашел бы нужную палату даже с закрытыми глазами. А он не считался уверенным в себе человеком.       Весь персонал знал Невилла в лицо, и профессору не пришлось представляться по имени. Целители, проработавшие в больнице в течение многих лет, то и дело останавливались, здороваясь с посетителем. Когда-то это бремя лежало на его бабушке. Но годы берут своё, и Августа всё больше времени предпочитает проводить дома.       Кивнув пожилому доктору, которого Невилл помнил с детства, он засеменил в самый конец палаты. Здесь было душно, и, войдя внутрь, Долгопупс тут же расстегнул мантию. Возможно, стоило одеться по-другому. На лбу выступили капельки пота. Нечем дышать, а, может, он просто волнуется. По привычке.       Палата была пуста, за исключением одной койки. Её хозяин прожил в больнице большую часть своей жизни. Большую часть своего времени в этих унылых, однотонных стенах. Вздохнув, Невилл направился вперёд. Огляделся в поиске стульев, и, не обнаружив ни одного, наколдовал один с помощью палочки. Стараясь глядеть в пол, он поставил портфель рядом с ножками стула и аккуратно присел на его край. Он никогда не мог здесь почувствовать себя комфортно. Больница – не то место, где ты можешь расслабиться. Сделав глубокий вдох, он, наконец, поднял глаза на больного. - Привет, папа, - произнёс Невилл.       За последние годы Фрэнк Долгопупс сильно сдал. Его кожа постарела и сморщилась, свисая на руках тонкими складками. Щеки впали, и, казалось, совсем провалились куда-то внутрь. Лицо исцарапано мелкими и крупными морщинами. Их становилось больше, и новые лини перекрывали старые. Фрэнк сидел на кровати, сгорбившись и скорчив руки в неестественном положении. Волосы взъерошены в разные стороны. Правда, седыми они были, сколько помнил Невилл. Когда его родителей обнаружили после жестокой пытки заклятием Круциатус, на головах супругах не осталось ни одного живого волоса. Их боль отдавалась в белоснежной, неестественной седине.       Невилл всматривался в лицо отца. Когда-то Долгопупс пристально изучал его в надежде понять, на кого из родителей он больше похож. Но сейчас, глядя на этого уставшего от жизни больного, трудно было разглядеть какие-то черты прошлого. Невилл поздоровался громко, а Фрэнк не обратил на сына никакого внимания. Он продолжал всматриваться в левый нижний бок, в сторону цветной ширмы.       Невилл по привычке перевёл глаза на кровать слева, которая теперь пустовала. Алиса Долгопупс, мать Невилла, умерла несколько лет назад. Она первой не выдержала пребывания в этом мире, и, подхватив инфекцию от одного из соседей по палате, угасла очень тихо и быстро. Невилл и его бабушка вздохнули с облегчением. Мучения мамы были закончены.       Теперь Фрэнк остался один. - Бабушка передавала тебе привет, - сказал Невилл нарочито будничным тоном. Фрэнк по-прежнему его не слышал. Он продолжал изучать ширму, будто она интересней его собственного взрослого сына.       Когда-то Невилл стеснялся родителей и не рассказывал о них даже друзьям. Всё его детство было связано с унижением. Властная бабушка не замечала, как сильно давила на внука, а от родителей не было никакого проку. Наблюдая издалека за соседскими семьями, он смотрел на других с неподдельной, искренней завистью. Мальчик завидовал тем, чьи родители были живы. А спустя какое-то время – даже тем, у кого их вообще нет. К тому моменту он начал ненавидеть больницу святого Мунго. Невилл в сердцах думал, что лучше вообще не иметь семьи. Лучше быть одному, как Гарри, чем иметь лишь живую тень, что осталась от его родителей. Оболочку, которая ещё не пришла в негодность. Лучше быть одному, чем испытывать эту боль снова и снова.       Повзрослев, Невилл решил, что ошибался. Он любил родителей, пусть даже они его не слышат. Порой ему хотелось подойти к ним ближе и закричать, что есть силы, только чтобы они обратили внимание. А затем, приходя сюда, он стал с ними разговаривать. Рассказывать новости о себе и других, больше не надеясь на что-то в ответ. Его беседы казались странными, но всё же приносили Невиллу спокойствие. Эти разговоры в пустоту приносили облегчение получше любого психолога, и Невилл возвращался домой с лёгким сердцем.       Он никому не рассказывал, но по-прежнему хранил обёртки от конфет, что давала ему мать во время таких посещений. Больше от них у Невилла ничего не осталось.       Он стал делиться новостями не сразу. Невиллу казалось, что ему нечем гордиться. Так считала его бабушка. Но происшествие в Отделе Тайн всё изменило, и Невилл стал взрослым. Тогда он впервые решил поговорить с родителями. Поговорить на равных, будто те его слышат. Это требовало от Невилла стойкости, но он выдержал. Бабушка поддержала его тогда. Как и поддерживает сейчас.       Невилл ещё успеет рассказать свою новость бабушке, но сначала решил поделиться ею с отцом. У него всё хорошо. Дети его любят, и работа приносит лишь счастье. Он и не мечтал оказаться профессором Хогвартса, но удача ему улыбнулась. Увлечение травологией не прошло даром. Жертва чужих насмешек теперь преподает в школе, обучая детей своих обидчиков быть умными, смелыми и не сдаваться даже при встрече с бескрайним злом. Он очень любит жену, а она любит его. Невилл счастлив, что встретил ту, которая его понимает. Когда-то Невилл и не мечтал о подобном счастье, а впереди его ждёт ещё лучший год…       Ему так хотелось рассказать обо всём отцу. Ведь он сам был когда-то на его месте. Вдруг он поймёт. Пусть он поможет. Не важно, как. Пусть даже самым никчёмным советом. Но это, конечно, почти неосуществимо. Невилл был бы рад и простому взгляду в глаза...       Словно расслышав мысли взрослого сына, Фрэнк отвёл глаза от стены. Невилл с удивлением посмотрел на отца и почувствовал, как пальцы рук немеют от волнения. - Папа! Пап…       Позади него по стене пробежала шоколадная лягушка. По-видимому, она примчалась сюда из другой палаты. Фрэнк Долгопупс проводил её взглядом. Невилл тяжело выдохнул, и расстегнул воротник, чтобы дать приток воздуху. Глупый Невилл, как же ты мог так легко в это поверить… Ему не хватало воздуха, а к щекам припал забытый румянец. - С вами всё в порядке, мистер Долгопупс? – спросил кто-то.       Невилл поднял глаза и увидел целительницу. От неё не укрылась его внезапная бледность, и она в один миг оказалась рядом, придерживая профессора Долгопупса за плечо. - Нет, всё в порядке, - заверил Невилл и услышал, как дрожит его голос. – Всё хорошо. Здесь душновато, - добавил он более уверенным тоном. - Мне, наверное, пора…       Ему не хотелось находиться под пристальным взглядом медсестры, и Невилл поспешил вскочить с места. Профессор замешкался, и, нервно дёрнув волшебный палочкой, уничтожил созданный им же стул. Затем его взгляд скользнул по отцу, он вспомнил, зачем приходил, и Невилл замер на месте. Слова застряли в груди, ему стало трудно дышать. - Я…я…       Ему не хватило сил, чтобы сказать это. Долгопупс резко обернулся к целителю. - … я зайду через пару недель. - Конечно, - произнесла медсестра понимающим тоном. Эта нотка вызвала у Невилла раздражение, и, подняв с пола портфель и больше не оборачиваясь, Долгопупс побежал к выходу.       Он шёл назад, словно в тумане. К глазам подступили слёзы, горло щипало, и Невилл держался изо всех сил. Покинув больницу святого Мунго, он быстрым шагом направился в Косой переулок. Ворвавшись в «Дырявый котел» и не обратив никакого внимания на стайку каких-то оборванцев, профессор Хогвартса поднялся в комнату на втором этаже. - Привет, - произнес он, ещё задыхаясь. Ханна обернулась к нему, улыбнувшись. - Привет. Я собрала последние вещи.       В углу его ждал маленький чемодан и диковинное растение в крепком глиняном горшке. Невилл подарил его Ханне на первое свидание. За время совместной жизни их общий питомец разросся вширь, и Невилл пересадил его еще дважды.       Оглядев Невилла с ног до головы, Ханна заметила, что его мантия расстегнута. Нахмурившись, она подошла к супругу и начала поправлять шарф. - Ты совсем невнимателен, - сказала она. - Так и простудиться недалеко. - Не успел, - тихим голосом сказал он, пожимая плечами. Ханна услышала в голосе какой-то подвох и посмотрела супругу в глаза. - С тобой всё в порядке? – с беспокойством спросила супруга, прижав руки к его лицу. - Да,- соврал он. Нечего тревожить её по этому поводу. Невилл расскажет об этом как-нибудь в другой раз. Женившись на Ханне, Невилл пообещал себе быть храбрым, и не расстраивать супругу по каждому пустяку.       Ответив на её взгляд, Невилл улыбнулся. В его глазах читалась усталость. – Конечно, всё в порядке. У меня лучшая жизнь на свете. Мне не о чем волноваться.       Невилл нежно обнял жену и зажмурил глаза. Они с Ханной начинают новую жизнь. Мечта его супруги сбылась, и они покидают «Дырявый котел» навсегда. Ханна была его владелицей на протяжении многих лет. Супруги жили здесь же, на верхнем этаже над пабом. Однако Ханна мечтала заняться целительством, и спустя несколько лет ожидания ей разрешили стать одной из ассистенток мадам Помфри. «Дырявый котел» теперь продан, осталось забрать лишь последние вещи. Теперь супруги будут жить в Хогсмиде, поближе к школе.       А ещё у них скоро будет ребенок. Долгопупс так и не решился сказать об этом отцу. Невилл очень волнуется, но старается не подавать виду. Бабушка ещё ничего не знает. Они с Ханной расскажут ей новость сегодня вечером, когда соберутся вместе на поздний ужин. Невилл переживает, но уже трепетно ждёт первой встречи со своим сыном или дочкой.       Он немного тревожится, но знает: у его ребенка всё будет по-другому. Ведь у него будет такая прекрасная мать, как Ханна. А ещё будет отец, который всегда будет рядом, и произнесет слова, что застряли у Невилла в горле и продолжают терзать ему душу. Скоро у них будет ребёнок, который, глядя Невиллу в глаза, однажды сможет сказать: - Я люблю тебя, папа.       У его ребёнка всё будет иначе, и Невилл готов на всё, чтобы обеспечить первенцу самую лучшую жизнь на свете.