Холод

Ее интересовали красивая живопись, красивые фотографии, красивые тексты и красивая музыка. Наверное, по причине того, что она знала истинное определение красоты: красота - это не идеал, это угол зрения, когда все ощущается на своих местах, словно так хотели высшие силы, и путем прикосновения к прекрасному ты прикасаешься к Мировому Прекрасному. Вот поэтому она очаровывалась красивыми людьми - внешностью и душой: они казались ей не просто людьми, а божественной волей, произведением искусства высшего порядка. А если такая - наделенная свыше - персона начинала вершить волшебство, то бытовые проблемы исчезали за искрами дел рук творца. Она бросала искры: "бриллиантными" руками, взглядом, новым платьем и даже голосом. Она была одной из таких. Рената могла увлечься и увлекалась. Например, подолгу рассматривала картину, взывая к своей оголенной в этот момент душе. Прищуривалась, пытаясь разглядеть детали. Ей хотелось проникнуть не только в смысл полотна, но и в суть вещей, на нем изображенных. Она поджимала губы, трогала подбородок, не замечая никого вокруг. Такие загадки ей нравились - огненно влекло. Влекло то, что, она была уверена, несло загадку, которую отгадать по силам лишь посвященным. И она действительно знала больше, чем остальные; знала больше, чем знали о ней даже самые близкие. Не время им говорить. Время не говорить. Пришлось, конечно, приспособиться к этому миру. Стать более земной, вызубрить земные понятия. Только как их вызубрить, когда их все больше и больше? Какой же должна быть тогда голова? И, определенно, водоворот суетного быта вырывал из ее светящейся души огромные куски, которые она могла только и заполнять одним - любовью. Любовь была ее последним и единственным прибежищем. Спасением от уколов действительности. Рената прекрасно понимала, что так надо, иначе в этой среде не выжить, и деньги ищи, и с людьми разговор - якобы интересный - поддерживай, улыбайся, пока не заболят щеки, смеши всех, пока самой не станет противно от собственных кривляний. И приходилось нажимать, быть жесткой, требовать, кричать иногда, сжимать кулаки, но это не было ее сутью, это было наносным. Ее естество было сплошным птенечьим пухом, которому только и надо было, что тепла да ласки. Уюта у теплого очага. Не одиночества с бездушным голубым небом над железом и стеклом, в которых ярким пером дивной птицы затесалась она. С ноутбуком на коленях. - Ты не устала? - Марта оторвалась от просмотра глянцевого журнала. - Целое утро за ноутбуком. Рассказ печатаешь, что ли? - Ищу в этом мире прекрасное, - Рената вздохнула, приложив ладонь к шее. - А его так мало, что даже не по себе. - Почему мало? - Машка подняла взгляд, держа в руках по кукле. - А куклы? Они красивые. - Мы - тоже куклы, Машка, - улыбнулась Литвинова и закрыла ноутбук. - Марионетки. - А это кто? - Куклы на ниточках. Ими человек управляет. Не видела таких? - Нет. Мы тоже на ниточках? - нахмурилась девочка. - А кто же нами управляет? - Деньги. Хотя когда я на тебя смотрю, то понимаю, что ошибаюсь. Пока есть дети, не все еще потеряно. - Так, Литвинова, - Марта отбросила журнал в сторону, - что за апатия? Слышать не могу! - Где ты апатию увидела? Я что, клоун, чтобы вечно смеяться? - А чего плакать? Умирать мы не собираемся. Да, Машк? И мы ведь хотели по городу прогуляться, а ты все за ноутбуком сидишь. Так и зрение посадить можно. Уж лучше свежим воздухом подышать под очарованные взгляды прохожих. - Я хочу гулять! - вскочила Машка. - Мам, купишь мне мороженого? - Конечно, - Марта задрала подбородок, купаясь во власти. - А мне? - Рената надула губы и сморщила нос. Машка выбрала самое зеленое мороженое, хотела взять огромную порцию, но Марта была сурова. Ребенок радовался средней порции, тщательно облизывая каждый раз ложечку. Рената рисовала в вазочке шоколадом горы, неспешно и в раздумьях. Марта курила, рассматривая пейзаж за окном. Ресторан находился на достаточной высоте - можно было разглядеть добрую часть города. - Ты не здесь, - Марта сбросила пепел и забросила ногу на ногу, показывая ажурные колготки - еще бы немного, и они бы отлично подошли женщине легкого поведения, Рената такого терпеть не могла. - В каких облаках витаешь, дорогая? - Знаешь, о чем я тут подумала? Если талантливому художнику, гению, дать немного земли и приказать нарисовать шедевр, он непременно его напишет. - Так он же гений, - усмехнулась подруга. - Он бы и рад нарисовать не шедевр, но не в состоянии, - Рената подняла невидящий голубой в свете окон взгляд. - Это обреченность. Он обречен быть тем, кем он является. Или уж не быть тогда ему вовсе. - Опять твои депрессии! Тебе что, это удовольствие доставляет? - Вот ты, Марта, ты посредственный автор, признаем. Хорошо тебе живется? Уверена, это так. А на что жаловаться? Ты взяла и отказалась от того, что пишешь. Назвала бредом и отказалась. А гений? Что он? Как он может отказаться от себя самого? - Почему его творчество - это он сам? - Потому что ты, Марта, человек, а твое творчество - поверхностная ерунда. - То есть я ерунда? - Не я это сказала, - расплылась в улыбке Рената. - Ну, спасибо, - качнула головой Марта. - Хотя, знаешь, ерунде проще живется. Все вокруг - ерунда. Суета сует. Близкие нам люди лишь не ерунда. Вон Машка - не ерунда. Ты - не ерунда. А если каждый кому-то не ерунда, то и люди все - не ерунда. - Ты поражаешь меня, - Рената сунула ложку уже мягкого мороженого в рот. - Иногда на меня находит. Это ты меня заразила желанием философствовать. Мне вон гораздо интереснее на мужиков смотреть и определять, кто очень богат, а кто только хочет стать богатым. - Это тоже своего рода философия. - Еще какая. И я рада, что ты это наконец-таки признала. - Марта, я тут хотела тебе сказать. Не нужна мне твоя инициатива. И деньги эти. - А что так? Скука? Тоска по гениальной Земфире? - Я устала. Ты видишь, что я творю? По два часа на одну картину смотрю. - Но тебе же это нравится. - И что? Я хочу приехать в свою квартиру и выбросить все старые вещи. - Это ж не Новый год, Рената. - Я хочу очистить все: как внутри, так и снаружи. - То есть от меня избавиться, да? - Да, - Рената пожала плечами. - Не буду таить. - Понимаю, мы с тобой, как огонь и вода. Я пришла, принудила и надоела. Все логично. - Я позволила тебе себя увлечь. - Ну, спасибо и на этом. За снисхождение. Гигантское. - Это не снисхождения. Я хочу быть счастливой, как все нормальные люди. Но с тобой я несчастна. Мне очень тяжело, даже кошмары начали сниться, а это первый знак. - И что тебе снится такого страшного? Как ты милостыню в "Шанель" просишь? - Я все куда-то еду. Незнакомые люди, незнакомые города. Плутаю по улицам, дорогу спрашиваю и никак не найду нужного места. Туман всюду. Так страшно. И холодно. - Конечно, страшно одной-то без собственной машины, да с водителем. - Я же серьезно! - Да я тоже, - Марта погасила сигарету в пепельнице и наклонила голову. - Закончишь свои дела - отправляйся на все четыре стороны. Ты меня угнетаешь. Такая красивая баба, а столько внутри тебя нытья и черноты. - Наверное, ты права. - На месте Земфиры я бы все нытье и дурь из тебя выбила. Ну, раз она на тебя такое влияние оказывает. Хотя та сама любит в песенках поныть. Вот и наслаждайтесь коктейлем "Меланхолия" вместе. Я с бывшим как-нибудь сама разберусь. - Почему ты не напишешь такой же роман, как эти слова? Красивый, с метафорами? - Потому что, Рената, ты - человек красивый и с метафорами. Оглянись, с кем ты осталась? Где твои друзья, с которыми так фоткаться любишь? У них свои жизни, свои книги, и, знаешь, их книги без метафор и красоты. Не чета тебе, ясен пень. - Ты удивительная все-таки. - Господи, ты только поняла это? Рената сжала маленькую ручку, когда Машка, ухватившись сразу за двух персон, решила проехаться на льду, случайно попавшемуся на вроде бы чистой от снега улице. Шапка съехала ей на лоб, и Рената присела, чтобы поправить одежду девочки. Обнаружила плохо завязанный шарф, выругалась, взглянула исподлобья на Марту, которая курила, посматривая на прохожих. Машка стояла солдатом, лишь изредка поглядывала на такой привлекательный лед. Марта встретилась взглядом с мужчиной, несшим большой букет красных роз. Тот посмотрел сначала на Ренату с Машкой, а после на Марту, расплылся в улыбке и поднял большой палец вверх. Марта с улыбкой закивала и помахала рукой. Повернулась к Ренате: - Ебнутый. - Ты плохо шарф завязала. А если Машка простудится? Она же мороженого ведро съела. - На улице что, мороз? Ты вообще где-нибудь снег видишь? Привыкла к своей Москве. А это Европа. Тут снег как манна небесная. - Причем тут Москва? Я о здоровье твоего ребенка беспокоюсь. - Рената, а как же магазин? - Машка покосилась на курившую мать. - Магазин? - Марта нахмурилась. - Да мы хотели на зверюшек посмотреть, - отмахнулась Литвинова, выпрямляясь. - Попугайчики там, рыбки... Марта сморщила нос, стряхивая пепел. - Тебе что, не нравится? - Рената не скрыла улыбки. - Я же говорила! - вмешалась Машка. - Вот поэтому у нас нет дома зверюшек! - Маша, ты убить меня хочешь? - закатила глаза Марта. - Какие зверюшки? А если они напугают или покусают? - Вот поэтому мы на них только посмотрим, - Рената взяла Машку за руку. - Можешь в кафе напротив посидеть, на мужиков своих посмотреть. Если не хочешь трогать крыс, например. - Фу, гадость какая, - скривилась подруга. - Уж лучше я в кафе посижу. - Вот и хорошо. - А ты ненормальная. Как можно тащиться от крыс? - А что в них плохого? Маленькие, беленькие, с крохотными коготками. - Но у них же такие страшные хвосты! - Не замечала. Обычные хвосты. Крысиные. - Только недолго. Я скучать не привыкла. Рената кивнула, а Машка сдержала улыбку, вспоминая их договор. - Спасибо, Рената, - девочка держала в ладошках белую мышку. - Мама бы ни за что не согласилась. - Только ее нужно кормить и поить. Устроишь ей все? - Будет трудно, - вздохнула Маша. - А вдруг мама увидит? - А мы коробку возьмем и просверлим в ней дырочки для воздуха. Будешь открывать ее и кормить. - А спать ей где? Постельку сделать? - Тряпочек можно положить, - улыбнулась Рената. - Я помогу с этим. - Да. А то вдруг она замерзнет. Мышки ведь мерзнут? - Да, смотри, у них какая шерстка маленькая. - Плохая шубка, - кивнула девочка. - А имя ей можно дать? - Конечно. - Пусть будет Мышкой. - Ты Машка, а она - Мышка. - Ей надо потерпеть, пока мама меня в школу не отвезет. Там ей не скучно будет, с другими мышками. Ой, у нее такой хвостик холодный! Она в кармане не умрет? - Давай я ее лучше к себе в сумку положу. Хорошо? - А она не умрет там? - Не умрет, - Рената открыла сумку и подставила ту под ее руки. Машка осторожно положила зверюшку в темноту и неизвестность, внимательно посмотрела Ренате в глаза и крепко обняла ее. Литвинова похлопала девочку по спине и перевела взгляд на улыбающуюся продавщицу. - Куда ты ее дела? - шепотом спросила Рената, когда Машка вернулась с пустыми руками. - Она в надежном месте, - кивнула девочка, потирая руки. - Я Мышку накормила и напоила. - А колыбельную спела? - не сдержалась Литвинова. - А что, они только с колыбельными засыпают? - Что это, блять? - раздалось из ванной комнаты. - Машка! - Она нашла ее, - девочка вцепилась в запястье Ренаты. - Она выбросит ее в окно. Рената, не дайте ей этого сделать. Она может. Она уже делала так. Пожалуйста, Рената. - Я разберусь. Не переживай, - та погладила девочку по щеке и зашла в ванную. Марта потрясла коробкой из-под чайника: - Что там? Что это шероебится? Я, блять, предупреждала, что терпеть не могу всю эту живую хуйню! - Это не живая хуйня, а мышь, Марта. - Это она тебя попросила купить? - Я сама ей купила, - Рената скрестила руки на груди. - Не сдержалась. - Врешь же, - Марта прищурилась. - Как сивый мерин. - Вру, а это что-то меняет? - А если бы она выползла? - Коробка герметична, - спокойно ответила Литвинова. - А тебе бы пора избавиться от детских страхов. - Вот сейчас возьму и спущу ее в унитаз. - Я не дам тебе этого сделать. - И что сделаешь? - наклонила голову Марта, входя в азарт. - Расцарапаю кольцами лицо... Мышь тут не причем. И дочь твоя не причем. Это ты изверг. Не даешь дочери осуществить копеечную мечту. Марта, это пиздец. - Вот и ебитесь со своим зверьем сами, - Марта бросила Ренате коробку и выбежала из ванной. - И не лезьте, блять, ко мне больше! - Я же говорила, что она ругаться будет, - Машка вытерла мокрый нос и вздохнула. - С Мышкой все в порядке. Это было испытание жизнью, как полет в самолете. Пусть привыкает. - Вы лучше мамы, - девочка скуксилась, собираясь разрыдаться. - Почему мама такая? - Ну, не плачь, родная, - Рената присела и обняла хныкавшую. - Мышка в порядке. Мама успокоится. Знаешь, какое мы дело большое с тобой сделали? - Какое? - сквозь всхлипы спросила Машка. - Дали мышке свободу. Она вернется в место для мышек и найдет много друзей. - Ну, у нее и в магазине были друзья. - Совсем нет, Машка. Ее могли бы продать на корм, - Рената гладила детскую макушку. - А так она свободна. У нее теперь впереди целая жизнь. Белая и шерстистая жизнь.