Холод

Они сидели в том самом баре, где Земфира могла не опасаться автограф-сессий и пьяных с желанием получить заветное "селфи". Как две зеленоглазых кошки - черная и рыжая. Бармен смотрел с интересом и явно прислушивался к их разговору. На сцене практиковалась группа Эль, играли приятные мелодии собственного сочинения. У многих композиций даже не было текста, лишь музыка. Эль подперла щеку ладонью, повернулась к "своим" и тяжело вздохнула: она была крайне неудовлетворена их - общим для четверых - дилетантством, все выглядело сыро и неумело, да и на сцене все чувствовали себя зажато. И не было надежды на то, что эти трое - школьные друзья - смогут дотянуть их коллектив до известности. Как и она сама (слова Земфиры про непростое будущее прочно сидели в голове), хотя амбиции приятно жгли самолюбие. Эль отпила через трубочку алкогольного коктейля и опустила взгляд. - Неужели ты, неудержимая Эль, начала думать головой? - продолжила беседу Земфира, стряхивая подросший пепел. - Я всегда думала головой. Ну, почти всегда. Просто многое начала видеть. - Прозрела, - кивнула певица. - Наконец-то. - И понимаю, что у нас мало шансов. Вы были правы. - Я такого не говорила, - качнула головой Рамазанова, усмехаясь. - Я сказала, что будет тяжело, что нельзя ни в коем случае халтурить, что делу нужно посвящать всю себя и что всему свое время. - То есть: если не суждено нам быть известными, значит мы так и будем играть по барам? - А чем тебе этот бар не нравится? Смотри, какой бармен красавчик, - улыбнулась Земфира, без стыда рассматривая парня за стойкой. - И ты же не хочешь быть только известной и все? Где одержимость? Где высокая цель? Или тебе важнее собрать "Олимпийский"? - Я не вы, и это многое объясняет, - Эль отбросила соломинку и отпила прямо из стакана. - Вы намного больше и шире меня. Умнее. И дело даже не в возрасте. Еще я думаю о препятствиях, которые могут встать у нас на пути. Эти люди... А если им не понравится? Если никто не пригласит никуда? Я ж возненавижу их. - Ненависть к людям иногда помогает. Я не за филантропию. Вообще, не понимаю я этих категорий, не признаю. В каждом человеке есть и хорошее, и плохое. Нахуя делить все? Человек что, салат, чтоб его на составляющие резать? - Я не готова. Ужасно не готова. - Время идет, - Земфира в тему посмотрела на часы ее телефона. - Тик-так, неудержимая Эль. Пока ты будешь подготавливать хрупкое существо твоей души, место твое займет бездарное чудовище. И что самое интересное, чудовище это будет популярнее тебя. Одним словом, не просри. - В интервью так и буду говорить: "Великая Земфира сказала мне в один из вечеров заветное "Не просри", с этого все и началось", - рассмеялась Эль. - Только боюсь, что желтуха все исковеркает и напишет, что у нас роман. И что я малолетка. Это будет бомба, конечно. - Ты что, все это читаешь? - Земфира закатила глаза. - Не лучше время с пользой потратить? - Дайте мне помечтать о подвигах и славе. - Хуевая слава, если тебя запомнят как малолетнюю пассию Земфиры, а не как хорошего музыканта. - Но мы-то знаем, что я не ваша пассия. Просто я фанат, которому повезло больше других. Хотя был... есть еще один фанат, которому повезло. - Мало кому везет, - задумалась Земфира, тыча в пепельницу сигаретой. - Было бы очень просто, если бы все объяснялось фанатством. Все было бы просто и легко. Но, понимаешь, ничего в жизни простым не бывает, как мы этого ни желаем. Хотя я и не сторонник откровений, все же скажу: в последнее время так хочется расставить все по местам, найти место для себя, вернуться на прежнее место хотя бы, но не получается. Вот поэтому я сдурела и пью с малолеткой в захолустном баре. - Буду говорить друзьям, мол, я бухала с Земфирой, а вы мне сейчас - "Тебе все равно никто не поверит". Земфира широко улыбнулась и вернулась к рассматриванию фигуры бармена, занятого служебными делами: - Бармена притащи. Он подтвердит. Кстати, у тебя парень есть? Вон у него девушка есть. Счастливчик. Чертов баловень судьбы. - Нет. Я даже не знаю, - Эль поерзала на стуле. - Я долго думала. Кажется, мне девушки нравятся. - Ну да, - кивнула Земфира. - Ты же типаж. Как ни прискорбно. - Вы считаете меня активной стороной? - И что тут удивительного? Пусть ты нытик, но внешность... - А что с внешностью? Короткая прическа? - Например. - Это все, - кивнула Эль. - Ты не хочешь быть типажом? Это тебя оскорбляет, что ли? - Наверное. - Детский сад, - хмыкнула певица. - То, что ты выглядишь, как кто-то другой, не наполняет тебя таким же в точности содержанием. Колись. - Ну, у меня пирсинг был. - Так. - На языке. - Да? - И еще кое-где, чисто ради эксперимента. Неудобно было. Только не говорите никому. - Эль, ты номер, - Земфира продолжала смеяться. - И тату. Это ведь не делает меня мужиком? Мне не нравятся женственные. Мне нравятся умные, а там уже как подвернется. - Никто тебя мужиком не делает. Мужиком стать - это, прости, присобачить себе кое-что. - Я не разобралась в себе еще. - Любишь кого-нибудь? Влюблена в кого-нибудь, кроме себя? - Вы опять начинаете? - Я и не заканчивала. - Ой, отстань от меня, прошу! - взвыла Земфира, широкими шагами перерезав комнату. - Меня уже тошнит от твоей интонации! - Но зачем они так со мной? - дрожащим голосом практически пропела Рената, идя следом. - Ни слова! - рявкнула Рамазанова, указывая на нее пальцем. - Ни слова больше! - Я не могу! Мне же надо кому-то все рассказать! - Не хочу ничего слышать, - Земфира скрылась на балконе, придерживая дверь. Рената дернула дверь и снова захныкала. Почувствовав бессилие, громко взвыла и прислонилась к стеклу щекой. Провела по холодной глади ладонью - сверху вниз. Она видела, как Земфира нервно курит, ее рука вздрагивает. Это уже был не первый раз, когда она скрывалась от нее. Иногда это случалось на балконе. В некоторые - самые сложные случаи - Земфира закрывала на балконе не себя, а Ренату. Та бы точно не совершила суицид, но ветер, иногда и северный, приводил ее мысли в порядок. И тогда она делала самый жалостливый вид, показывая, что хочет курить. Принимала с покорным видом сигарету и крепко сжимала ограждение, словно боялась упасть. Земфира же обнимала себя за плечи, ежась от холода, смотрела на реку, на деревья на том берегу. Тем временем Литвинова умирала по ту сторону двери, желая хотя бы одного благостного взгляда, который бы обязательно излечил ее страдающую в тот момент душу. Она объясняла это тем, что не могла не увлечься чувством (той же ненавистью), потому что это так красиво - упасть в океан одной эмоции. Но показывала эмоции Рената не каждому, точнее вообще редко кому, кроликом для испытаний была Земфира: вот с ней можно было делать все, та любит, та простит. Телефонные разговоры по половине суток, с перерывами, не удовлетворяли Ренату, ей хотелось больше, большим служил эмоциональный отклик любимого человека. Пусть весь мир знает ее разумной, рассудительной до мозга костей, доброй и порядочной, а здесь не весь мир - здесь ее "пыльный рай" и человек, который поймет даже самую безумную истерику. Нет, истерики, конечно, были нечастым гостем в их жизни, но все же случались: редко, но метко. Так сказать, освежали мелкий быт и философские разговоры. А еще Рената объясняла это страстью. - Успокоилась? - Земфира открывала дверь, впуская в квартиру поток свежего воздуха. - Ты сбежала от меня, - выдыхала Рената и брала ее за руку. - Иногда лучше сбежать. - Я чуть не умерла. Я же умру без тебя. Зачем ты так со мной? - Я не хочу, чтобы наши отношения разрушили какие-то твои проблемы, о которых даже говорить не стоит, потому что они мелочны и связаны с деньгами. - Я знаю. Я знаю. Это так некрасиво звучит. А ты все это выслушиваешь. Так некрасиво. - Успела насладиться моментом? - Каким? - Твоя ладонь. - Ну, что мне делать, если я на самом деле так хочу себя вести? - Опять? - Земфира хватала ее за запястье. - Давай сходим куда-нибудь? Сбежим от проблем. И они сбегали. Теперь же сбегала лишь она. Пряталась в задымленном до состояния, что в воздухе можно повесить топор, баре. Выпивала, хотя знала свою меру. Говорила не о себе. И думала: о чем же она думала? Заставляла себя думать как можно меньше. Или она не сдержится. И позвонит, например. И начнется все как встарь: сколько раз они проходили этот сценарий? Роли она уже знала наизусть. Как и текст. - Вы же страдаете, - Эль поставила пустой стакан перед собой. - И мне больно от этого. И если бы вас увидели в таком состоянии ваши близкие, они бы тоже страдали. - Сколько ты выпила? - Я хорошо соображаю. Не утыкайте меня. - Что ж ты в душу ко мне лезешь? - Я не лезу. Я хочу помочь. - Чем мне может помочь девочка, которая не любила никогда? - Я книжки читала. - Да ты сердцеедка, я смотрю. - Если вам так плохо сейчас, то почему бы это не исправить? Вы хотели простоты? Вот она. - Я сама разберусь. Без соплей. - Вы хотите казаться сильной, но у творческого человеке сердце на самом деле ранимое и тоскует оно гораздо чаще сердца обывателя. И это прекрасно видно по вашей музыке. Я не беру тексты - там очевидно все. Музыка говорит о вас больше, чем слова. - Эль, пусть ты и пьяная сейчас, такой ты мне нравишься гораздо больше. - Меня родители убьют, - улыбнулась Эль. - Я в стельку. - Пусть тебя друзья до дома довезут. - Мы на метро. Да, я доберусь. Постараюсь. - Блять, - Земфира посмотрела на телефонные часы. - Ладно, сама тебя довезу. - Надо пацанов предупредить, - Эль с трудом щелкнула пальцами. - Эй, бармен! Как тебя там? Счет известным музыкантам! Быстро! Земфира посадила Эль на заднее сиденье с мыслью "блять, сама связалась - сама и расхлебываю". Эль завалилась набок и после непонятного лепета засопела. Рамазанова прокрутила в голове адрес, который все же успела узнать у ее друзей, и повернула ключ зажигания. Золотистого цвета машина покинула задний двор бара. Время было поздним. И о чем она думала? И о чем подумает, когда получит от ее родителей пиздюлей? Ей на некоторое время даже показалось, что она возвращается в бурную молодость, когда она так же "разносила" обдолбанных и пьяных друзей по домам. Ей всегда хватало сил остановиться. Земфира не чувствовала на себе каких-либо серьезных обязательств по поводу Эль - решила помочь девочке с большими амбициями. А почему бы нет? Ей помогли - поможет она. А вдруг та на самом деле войдет в историю? С таким-то характером - подавно. Закурила, приоткрыла окно. Порывы ветра лихорадочно глотали струю дыма. Вспомнились времена, когда она могла часами под любимую музыку колесить по городу. Без цели. Круг за кругом. Любовалась ночной Москвой, особенно зимней. Куда же ушло это время? И какое время пришло ему на смену? С трудом водрузив расслабленную и хихикающую подругу на третий этаж - благо, с домофоном все обошлось удачно, Земфира нажала на звонок. Дверь открыл мужчина в восточном халате. - Вечер добрый. Простите, что так поздно, но у меня, видимо, ваша дочь. - Господи, где вы ее нашли? - мужчина принял "груз" себе на грудь. - В одном из баров, - замялась Земфира, засовывая руки в карманы куртки. - Кто там? - из-за спины мужчины послышался приятный женский голос. - Элеонора? - Меня не должно здесь быть, - потопталась на месте певица. - Скажите, что она сама пришла. - Вы ее подруга? - женщина уже спешила по коридору. Земфира сбежала от расспросов и пытливых взглядов. Радуясь дворику, в котором не было ни души, села на чистую лавочку. - Откуда я ее знаю? - мужчина повернулся к жене. - Лицо знакомое. - Господи, Элеонора! - женщина стала стучать дочь по щекам. - Надо же было так напиться! И в кого она у нас такая, Жоржик? Земфира упала на спинку лавочки и подняла ввысь голову. Заметила запутавшиеся в черных ветках звезды. Выдохнула облако пара. Словно и не Москва вовсе. Словно она вновь вернулась к стареньким дворам с пятиэтажками. Словно ей семнадцать. Словно это она приползла домой на четвереньках. А на лавочке сидит забытая всеми печаль. "Курить или не курить тебе, печаль? Или до машины дотерпишь?"