Трудности перевода
Лу Хань кутался в тонкую куртку и стучал в дверь с надписью: «Медицинский корпус». Здание, куда непосредственно вела эта дверь, находилось поодаль от других академических строений. Для такого его расположения имелись веские причины. Медицинский корпус «Академии Роз» представлял собой отдельное здание с толстыми стенами и стальными дверьми. В нём, помимо стандартного кабинета терапевта, имелось множество палат, большая часть которых запиралась на ключ. Эти палаты предназначались для омег, не принимающих таблетки в течку. Они приходили сюда и отлёживались несколько дней, защищённые от похотливых альф толстым слоем стен. Помимо незапланированного отдыха они получали и официальное освобождение от занятий. Дверь распахнулась, впуская в тёплое помещение холодный вечерний воздух. На пороге стоял альфа: без рубашки, в одних брюках и с расстёгнутой ширинкой. — Господи, опять! — вымученно простонал Чен. Он развернулся и ушёл обратно. Лу Хань усмехнулся и прошмыгнул следом, закрывая за собой дверь. — Он опять пришёл! Это уже третий раз за эту неделю! Мы потрахаемся когда-нибудь или нет? — Когда-нибудь — это слишком неопределённо. Омега вошёл в кабинет и застал следующую картину: на кушетке, предназначенной для приёма больных, сидел парень. Он был в одних трусах и рубашке, но сейчас натягивал ещё и узкие джинсы. Чен стоял у стены, скрестив руки на груди, и всем своим видом выказывал крайнюю степень недовольства. — Вы что, собирались заниматься этим прямо здесь? — недоуменно выпалил Лу Хань, указывая пальцем на больничную кушетку. — А что тебя не устраивает? — усмехнулся альфа. Омега, оперативно натягивающий джинсы — это Ким Минсок, сводный брат Лу Хана и, по совместительству, врач-терапевт. А тот, что так яростно возмущался — его супруг, студент третьего курса факультета информатики и вычислительной техники, Ким Чондэ. — Милый, угомонись! Минсок поднялся с насиженного места и двинулся по кабинету, начиная собирать разбросанные ими вещи. — Не говори мне угомониться! Потому что это уже грёбанный третий раз! Ну чего он постоянно заявляется сюда, а? Как будто ему тут мёдом намазано! — негодовал альфа, прожигая родственника мужа недовольным взглядом. — Слушай, Бэмби, давай ты прикроешь свои прекрасные глазёнки, и мы тут с твоим братом… — Нет, Чондэ, — строго сказал Минсок. — Это просто издевательство какое-то! Давай организуем ему ведро этих, кубиков Рубика? Это отвлечёт его как минимум на полчаса, тогда мы точно успеем… Договорить ему не дала собственная рубашка, прилетевшая прямо в лицо. — Нет, — повторил омега. Пока супруги препирались между собой, Лу Хань повесил куртку на вешалку и устроился за письменным столом брата. Он согревал озябшие ладони своим дыханием; старший омега заметил действия брата и пошёл ставить чайник. — Вот чёрт! — выдохнул альфа. Он поднял упавшую на пол рубашку и принялся надевать на себя. — Я когда-нибудь отомщу тебе таким же образом, глазастый. — Ты перестанешь ворчать или нет? — ласково спросил Минсок. Омега подошёл к супругу, притянул к себе за пояс брюк и начал застёгивать пуговицы. Тот подался чуть вперёд и обнял парня за талию. — Как я могу перестать, когда он снова это делает, — Чондэ понизил голос до шёпота. — Просто научись себя контролировать, — старший улыбнулся, когда руки опустились на его ягодицы. — Как я могу это делать рядом с тобой? Губы прижались к губам, но поцелуй так и не состоялся. Чондэ выглянул из-за плеча омеги: — Он опять смотрит. Лу Хань сидел за столом и с издевающимся выражением лица наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной. — Вы такие классные, — усмехнулся парень. — Я бы вами так и любовался. — Слушай, давай отправим его в психушку ненадолго? — прочистил горло альфа. Он отпустил мужа и забрал у него из рук свой пиджак. — Ещё хоть одно слово в его сторону и тебе будет обеспечена соседняя койка, — Минсок отряхнул пылинки с его одежды. — Ты же знаешь, у меня достаточно связей для этого. — Не люблю врачей. — Ответ не верный. — Ладно! Люблю, но только одного, — Чондэ накинул на плечи плащ. — И то не по этой причине. — Шарф не забудь. — Да, мам! — отозвался альфа. — Не умничай, а то останешься без сладенького. Омега достал из настенного шкафчика две кружки и поставил на стол. Лу Хань тем временем убрал с него все бумаги, освобождая место для чаепития. В их семейные разборки он обычно предпочитал не вмешиваться. По крайней мере, до тех пор, пока они не начинали кидать друг в друга стулья. — Ты издеваешься?! — негодовал Чондэ. — Предупреждаю: сладенькое — это не только секс. Ты реально остаёшься без сладкого. Твой торт переходит ко мне, а ты будешь жрать рыбу и рис. — Это всё ты виноват, блохастый! — наехал альфа на родственника, который даже никого не трогал. Лу Хань мерно размешивал сахар в своём чае и невинно хлопал глазами, якобы он не при делах. — У оленей разве есть блохи? — Не знаю. Один хрен, у тебя они точно есть! — Ты ещё здесь? — усмехнулся Минсок. — И ты что, меня даже не поцелуешь? — Чондэ всплеснул руками, возмущённый поведением своего мужа. И кто из них больший ребёнок? — А ты заслужил? — Ну, поцелуй ты его, — закатил глаза Лу Хань. — Пусть свалит уже. — Ну ладно, — Минсок поставил кружку на стол. — Иди ко мне. Альфа шагнул по направлению к нему и заключил парня в крепкие объятия. Он прижался губами к любимым губам, целуя нежно, словно извинялся. Омега разомлел в его руках и, кажется, уже простил. — Я люблю тебя, — выдохнул Чондэ ему в губы. — Я тоже тебя люблю, — улыбнулся Минсок. — Иди уже. — Я ушёл! Парень махнул рукой, кивнул на прощание Лу Ханю и покинул кабинет. — Чондэ-я, шарф! Но за альфой уже захлопнулась дверь медицинского корпуса. — Вы уже два года как женаты. Может быть, ты перестанешь с ним нянчиться? — Нет, милый, — Минсок с улыбкой покачал головой. — Я стал ему нянькой в тот момент, когда сказал «да». — Он твой альфа, а не сын. — Ты утрируешь, — старший подпёр голову рукой и посмотрел на брата. — Ты ведь пришёл поговорить не о нас, верно? О Сехуне, я угадал? — Сложно не догадаться, — вздохнул младший. — Недавно произошло кое-что странное. — Рассказывай. — На днях я столкнулся с ним в библиотеке. Он мне нагрубил, причём два раза, — Лу Хань даже пальцами показал. — Я старался не реагировать, но ты же знаешь, что рядом с ним у меня мозги отключаются напрочь! Так вот, я послал его, не откровенно конечно, но он понял. И потом этот паршивец разбил мою кружку! Ту самую, что ты подарил! Разбил, конечно, совершенно случайно; он не хотел, так перепугался. Даже осколки собрать помог, представляешь? Так вот, он пообещал новую купить. И ведь купил же! Пришёл на следующий день в библиотеку, весь такой красавец, ну и подарил эту чёртову кружку. А на ней олень… Я там чуть лужей у его ног не растёкся. Потом он позвал меня пройтись. Мы гуляли по парку, но почти не разговаривали. Потом он отдал мне свой шарф. Сам, представляешь? Когда мы пришли в общежитие, он стал передо мной извиняться. Сказал, типо, долго думал и понял, что вёл себя со мной как сволочь. И тут как спросит: «Как я могу искупить свою вину?». А я убежал, понимаешь?! Нет, я, конечно, промямлил, что своими словами он делает мне больно, но потом-то убежал! И что всё это значит?! — Тише, тише. Минсок успокаивающе погладил брата по руке, в которой он до побеления костяшек пальцев стискивал кружку. Младший запыхался от своего сбивчивого рассказа, теперь пытаясь как следует отдышаться. — Прости, хён, — мерно выдохнул омега. — Просто я уже который день не в себе. — Я вижу, — улыбнулся Минсок. Он высвободил остывшую чашку из его рук и взял ладонь Лу Ханя в свою. — Знаешь, что я ещё вижу? Этот мальчик, которого ты так отчаянно любишь, похоже сам не понимает, что им движет. Не каждый побежит покупать кому-то новую кружку, при этом выискивая рисунок, символизирующий имя. Из этого вытекает только один разумный и, заметь, логичный, вывод: ты ему нравишься.***
Раздался тихий стук в дверь: постучали ровно три раза. — Входи! — крикнул Чанёль из ванной. Дверь отворилась, и в комнату вошёл Сехун. — Давно не виделись, — с сарказмом усмехнулся Кай, даже не отрывая взгляда от книги. Гость прошёл в комнату и плюхнулся на кровать Пака. — Я тоже безумно рад тебя видеть, — отозвался Сехун. — А ну свалил с моей кровати, малявка! — гаркнул Пак. — Я сейчас ещё и в обуви залезу! — с наглой улыбкой заявил альфа. — Вы идиоты? — почти серьёзно поинтересовался Чонин и захлопнул учебник. — Я абсолютно нормален, — пыхтел Сехун, перебираясь к нему на постель; Каю пришлось потесниться к стенке. — Ты чего припёрся? — буркнул Чанёль. — На рожу твою ушастую пришёл посмотреть. — Ах ты, засранец! Я тебе щас… — Да заткнитесь вы! — не выдержал Чонин. Он запустил подушку Сехуну в лицо и на пару секунд в комнате воцарилась тишина. — Реально, парень, ты чего пришёл? — Вообще-то поговорить, — ответил тот, обнимая подушечный снаряд. — Ну, так говори… — Пак, заткнись! — Да что я-то? — возмутился парень. Он закинул полотенце на плечо и завалился на свою кровать. — Рассказывай, — обратился Чонин к Сехуну. Тот поёрзал на месте, не зная, как подобрать слова. — В общем, у нас с Лу Ханем происходит что-то странное… — Мне нравится начало: «у нас с Лу Ханем». С каких это пор появились какие-то «мы»? — не унимался Чанёль. — Чего к словам цепляешься? — альфа раздражённо дёрнул плечом. — Просто сказал так. — Ты же его отшивал постоянно, а теперь говоришь «у нас»! — Да не хотел я его отшивать! — огрызнулся Сехун. — Просто не мог по-другому. — Почему? — удивился Чонин. — Не знаю! — А я, кажется, знаю, — сказал Чанёль. — Ты просто хотел, чтобы он продолжал тебя добиваться. Я всегда знал, что тебе это льстит. — Нет, всё не так, — попытался оправдаться парень, но его пылающие щёки выдали его с головой. — Глупый малыш Сехунни! — рассмеялся Кай. Он обхватил друга за шею и принялся ерошить его волосы кулаком. Сехун пытался уворачиваться, но Чонин был сильнее; Пак заливался истеричным хохотом. — Придурки! — прошипел парень, кое-как отбившись. Он рухнул на постель и посмотрел на друзей печальными глазами. — Парни, я его так сильно обидел. Что мне теперь делать? — Для начала, попробуй извиниться. — Я уже извинился! — альфа отчаянно стукнул кулаком по подушке; в воздух поднялось облачко пыли. — Мне кажется, он обиделся ещё больше. — Я всегда знал, что этот парень ненормальный. — Заткнись! — Кай пнул соседа под зад, когда тот нагнулся. — Не понимаю, зачем тебе вообще это надо. Ты же говорил, что Лу Хань тебе не нравится. — Я соврал, — тихо сказал альфа и потупил взгляд. Услышав это, Пак присвистнул, а Чонин завис на пару минут. — Ну, ни хрена ж себе! Я дожил до этого момента! — на всю комнату завопил Чанёль. — Наш Сехун наконец-то влюбился! Боже мой, твои родители, наверное, с ума сойдут от счастья! — Только попробуй им хоть слово сказать, Пак, и ты труп! — зашипел Сехун. — Мы ещё даже не встречаемся. — Так в чем проблема? — спросил Кай. — Пригласи его на свидание. Лу Хань же любит тебя. Сомневаюсь, что он откажет. — Если бы всё было так просто… — обречённо вздохнул альфа. Видимо, выбор в любом случае оставался за ним.***
— Не понимаю, — задумчиво прошептал Кёнсу. — Я ничего не понимаю… Он стоял перед стеной, завешанной белой тканью. Проектор выводил на неё изображение двух омег, которые мирно беседовали за чашкой чая в кабинете педиатра. Минсок жаловался на семейные хлопоты и вечно разбросанные по комнате носки мужа. Лу Хань слушал его с жадностью, но на подобных моментах морщил свой очаровательный нос. В голове у омеги стоял звон посуды и переплетались их голоса. Кёнсу вроде бы понимал, о чём они говорили, но суть разговора оставалась от него далека. Парень пытался вникнуть, понять важность слов Минсока, но у него не получилось. Психанув, он переключил на другую камеру. С экрана улыбался Кай — не ему, а какому-то омеге в коридоре общежития. В разгаре была вечеринка; студенты скинулись на взятку коменданту и теперь готовы были куражиться до утра. Бэкхён пару часов назад ушёл туда же, в самую гущу событий. Кёнсу остался в своей тёмной, но просторной каморке, в компании мониторов и сосущего чувства одиночества. Время было за полночь, с субботы на воскресенье. Чужое веселье раздражало — хотелось напиться и разбить бутылку об чью-нибудь голову. Кёнсу напряжённо наблюдал за тем, как его друга обнимали большие, загребущие руки. Чанёль стоял к Бэкхёну так близко, что омеге мерещились искры между ними. Бён шипел и скалил зубки, но его друг-то знал — парень не был против компании Пака на ночь. Желательно, не на одну. Он-то видел, чем они занимались этим вечером. Нервы натянулись до предела, потолок вибрировал от громкой музыки в чьих-то колонках. Кёнсу отключил проектор и набрал номер Кая; из трубки донеслись гудки. — Да? — Я хочу тебя видеть. — Кёнсу, — вздохнул на том конце провода альфа, — самый разгар вечеринки, я хочу отдохнуть… — Немедленно! Кёнсу оборвал звонок и бросил телефон на постель. Его всего трусило от злости и холода. Почему они веселятся, когда ему тяжело даже выдавливать из себя улыбку? Почему они смеются, когда ему хочется разломать к чертям мебель в комнате? Почему Кай смел с ними флиртовать, когда Кёнсу ему запретил?***
Чонин поправил причёску и постучал. Прошла минута, но ему так никто и не открыл. Он потянул вниз ручку — дверь оказалась не заперта. Альфа вошёл внутрь, прикрывая её за собой. Перед ним предстала странная картина, которую он уж точно не ожидал увидеть. В помещении царил полумрак. Дальняя стена комнаты была завешана тканью, которую освещал луч проектора. Альфа замер на месте, вглядываясь в картинку на экране. Слуха коснулся жутко знакомый, мелодичный стон. Парень увидел кровать, на которой извивались два тела. В них он узнал себя и Кёнсу — в этой самой комнате, каких-то несколько дней назад. — Нравится? Чонин вздрогнул от неожиданности и обернулся. На кровати, только уже реальной, лежал омега. Он согнул ноги в коленях и держал в руке бокал красного вина. На нём были надеты растянутый тонкий свитер, который слегка задрался, белоснежные боксеры и такого же цвета махровые носки. И больше ничего. — Что за повод для веселья? — грубо спросил альфа. Он не хотел, само вырвалось. — Знаешь, как-то утомило всё, — усмехнулся Кёнсу. — Не всё же вам веселиться. — Ты мог бы спуститься и присоединиться к остальным. По крайней мере это лучше, чем напиваться в одиночестве. — Да лучше один, чем с вами! Мне не доставляет удовольствия наблюдать за тем, как расфуфыренные куклы крутят задницами перед тебе подобными в надежде, что их наконец трахнут! — Откуда столько морализма? — саркастически усмехнулся Чонин. Он отключил проектор, устав отвлекаться на завораживающую картинку на экране. — Смелый стал? — ухмыльнулся омега. Он отставил бокал на пол и откинулся на спинку кровати. Взгляд его осоловел, но не терял своей цепкости и холодности. — Раздевайся. — Я не буду заниматься с тобой сексом, когда ты пьян. — Раздевайся, я сказал. Тон голоса Кёнсу был приказным: альфе не оставалось ничего другого, кроме как смириться. Фыркнув от негодования, он принялся снимать с себя одежду. Его движения были рваными и нервными — Кай психовал, сам не зная почему. Оттого ли, что снова чувствовал себя игрушкой в руках сумасбродного омеги, или потому, что в груди поселилось предвкушение. Оставшись полностью нагим, альфа забросил комок своих вещей в кресло. — Молодец, — похвалил его омега. Он кивнул и похлопал по постели между своих ног. — Иди ко мне. Чонин чувствовал себя цепным псом, которого тянули за поводок. Под внимательным взглядом карих глаз он забрался на кровать и присел перед Кёнсу на колени. — Чего ты хочешь? — Подрочи себе, — ответил омега. Альфа на мгновение замер и вытаращил на него удивлённые глаза. Ему ещё не приходилось заниматься рукоблудием на глазах у другого человека. — Не стесняйся. Кёнсу облизнул губы, с наслаждением рассматривая тело Кая. Он кусал палец и откровенно фантазировал, что же мог сделать с ним этой ночью. Когда рука альфы опустилась на живот и скользнула ниже, к лобку, омега не смог сдержать томный вздох. Возбуждение струилось по венам вместе с кровью, стирало границы между смущением и развратом. Член альфы твердел, пока тот гладил себя по промежности и щипал за соски. Взгляд Кёнсу, прикованный к его пальцам, возбуждал Чонина не меньше. Он заметил, как сбилось его дыхание и как натянулась ткань на его трусах. — Чёртов извращенец! — прошептал альфа и обхватил ладонью член. — Ты ведь тоже этим наслаждаешься. — Предлагаешь мне дрочить на свои фантазии? — решил поддеть его Кай. — Нет, — ухмыльнулся Кёнсу и снял с себя свитер. — На меня. Чонин заворожено следил за тем, как омега откинулся на постели и широко расставил ноги. Узкая ладонь легла на скрытый тканью белья член и принялась медленно поглаживать. Альфа сглотнул и сжал собственные пальцы в кулак; они торопливо заскользили вверх и вниз по стволу, причиняя неприятные ощущения. Ласки на сухую не были пределом мечтаний. Омега подцепил большими пальцами резинку трусов и приподнял бёдра, чтобы было удобнее их снимать. Оставшись полностью обнажённым, он облегчённо вздохнул. Выдержки Кая хватило ненадолго — ровно до того момента, как парень поднял на него глаза. Альфа сорвался: он навис над омегой и впился в его губы крепким поцелуем. Кёнсу сдавленно простонал и обвил руками широкие плечи; он явно не ожидал такого напора. Они целовались до одурения, кусали и облизывали губы друг друга, едва не сталкиваясь носами. — Где смазка? — прошептал альфа, оторвавшись от карамельного рта. — К чёрту смазку! — выдохнул омега. — Что, потёк уже? — усмехнулся Чонин. Он протиснул руку между их телами и коснулся пальцами влажного входа. – Хм, и правда… — Заткнись! — Презервативы есть? — Да, на столе. Чонин оставил влажный поцелуй на его щеке и поднялся с постели. Кёнсу наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц, закусив губу и лаская сочащийся смазкой член. Взгляд не отрывался от стройных, поджарых ног и упругой, загорелой задницы. Альфа вернулся и присел на своё место. Тонкие пальцы коснулись его лица и очертили контур пухлых, влажных губ. Кёнсу схватил его за волосы и потянул голову вниз; Чонин понял всё без слов. Он накрыл его ладонь, что сжимала член, склонился и обхватил чувствительную головку губами. Омега блаженно закатил глаза и задрожал всем телом. Кай медленно и со вкусом принялся посасывать и ласкать языком возбуждённую плоть; Кёнсу сладко стонал, не в силах сдержаться от накатывающего удовольствия. Это был второй минет в его жизни — от такой бури эмоции хотелось кричать. Наслаждение маленькими иголочками пронизывало тело. Чонин скользил губами по члену и помогал себе рукой. Язык играл с уздечкой и порхал по переплетению вздувшихся вен, заставляя омегу с силой сжимать пальцы в чужих волосах. Альфа из-под взмокшей чёлки наблюдал за мечущимся в агонии парнем: щёки и шея раскраснелись, губы распухли и блестели от слюны. — Трахни меня уже, — прошептал Кёнсу. — Ты ничем не лучше тех сучек, — усмехнулся Кай, выпустив его член изо рта. Он провёл пальцами по промежности омеги и дотронулся до входа, проник одним в податливое тело. Он входил легко, потому что внутри было влажно и скользко. Чонин облизнул губы и добавил ещё два пальца: лицо Кёнсу исказилось от удовольствия. — Хочешь меня? — Да… Пальцы покинули тело омеги; с его губ сорвался разочарованный вздох. Альфа разорвал зубами упаковку презерватива и раскатал латекс по до предела возбуждённому члену. Его руки дрожали, чего раньше никогда ещё не бывало. В душе клокотала злоба, приправленная возбуждением и желанием. Кёнсу вскрикнул от боли, когда обтянутая противной резинкой плоть погрузилась в его тело. Альфа замер, тяжело дыша. Омега оцарапал его плечи и шумно дышал в шею, втягивая воздух через нос. — Не останавливайся, — прошептал парень. — Не бойся сделать мне больно. Кай и не собирался быть аккуратным. Ладонь опустилась на худую шею и сжалась вокруг неё до побеления костяшек. Кёнсу впился пальцами в его запястье, словно искал опору. Чонин повёл бёдрами вперёд и назад, вгоняя член на всю длину и полностью покидая тело омеги. Почти сразу он сорвался на быстрый темп, заставив парня под собой скулить и кричать. Ставший влажным от смазки член разрывал упругие стенки. Кёнсу кривил губы от боли, смешанной с мазохистским удовольствием. Набухшая головка попадала по простате, заставляя омегу извиваться и впиваться ногтями в руку альфы. Чонин не щадил его, совершая ритмичные фрикции, и кусал за хрящик уха. — Больно? — с издёвкой прошептал он и шлёпнул омегу по ягодице. Тот вскрикнул и выгнулся, вынуждая ослабить хватку на шее. — На колени, живо! — грубым, приказным тоном. Кёнсу распахнул глаза и поймал взгляд нависшего над ним парня. Не смея сказать ничего против, он послушно перевернулся на живот и встал на колени, ухватившись рукой за спинку кровати. Омега опустил голову и уткнулся лбом в сгиб локтя. Сейчас он чувствовал себя полностью открытым и находящимся в чужой власти. И ему, чёрт возьми, это нравилось. Чонин провёл рукой по белоснежной спине, очертил пальцами контуры изящных позвонков и надавил на поясницу; Кёнсу послушно прогнулся. Ладони накрыли бёдра: альфа на удивление плавно толкнулся в податливое тело, погружая член на всю длину. Омега простонал и сам подался навстречу, желая принять в себя как можно больше. Кай уткнулся лбом в его лопатки и начал размеренно двигаться, что никак не вязалось с расцветающими синяками на мягкой коже. — Ты сучка, Кёнсу, — обжигающий шёпот во взмокшую шею. — Моя сучка, слышишь? Кёнсу готов был скончаться от удовольствия. — Да! Чонин выпрямил спину и увеличил темп, запрокинул голову назад и прикрыл глаза от удовольствия. Он наслаждался мелодичными стонами, срывающимися с карамельных губ, и жаркой теснотой, что так приятно обволакивала его член. Он шлепнул ладонью по белоснежной ягодице, сделав её нежно-розовой; Кёнсу простонал громче. Эта лёгкая боль, вкупе с невероятным удовольствием, доводила парня до исступления. Чонин обхватил омегу одной рукой поперёк груди, заставив выпрямиться и прижаться к нему спиной. Он развернул его лицо к себе и впился в губы, едва не столкнувшись с ним носами. Пальцы очертили бусинки сосков; горячая ладонь опустилась ниже и накрыла пылающий член. Кёнсу больше не мог вытерпеть этой сладостной пытки. Он разорвал поцелуй и кончил, срываясь на высокие ноты; выпачкал чужую руку и свой живот горячей спермой. Его мышцы сократились и сжали член альфы внутри тела. Кай также достиг пика, до боли вжимаясь в дрожащие бёдра. Чонин почувствовал, как по его ноге потекла смазка омеги. Кёнсу тяжело дышал и хватался за его руку, словно за спасательный круг. Волосы у него на затылке взмокли, по спине струились капли пота. В порыве неожиданно нахлынувшей нежности альфа прижался губами к щеке омеги. Он почувствовал на кончике языка соль и влагу. — Тише, мальчик, — прошептал Чонин ему на ухо. — Это всего лишь секс.***
Кай откинулся на подушки и вертел в руках упаковку от презерватива. Его волосы были мокрыми; он надел джинсы на голое тело. Кёнсу сидел рядом, замотавшись в одеяло и прижав колени к груди. Хмель уже выветрился из его головы, и теперь омега чувствовал себя отвратно. — Что с тобой не так? — нарушил молчание альфа. — После секса себя так не ведут. — «Так» это как? — Ты чураешься моих прикосновений. Мне в принципе по барабану, но чёрт возьми, Кёнсу… это пугает. Парень не ответил: он придвинулся к Чонину ближе и осторожно, словно с опаской, положил голову на плечо. — Так пойдёт? Альфа не ожидал такого жеста. Его взгляд упал на растрёпанную макушку, и сердце сдавила жалость. Омега казался хрупким и беззащитным, словно маленький ребёнок. Ладонь нерешительно дрогнула, но Кай взял себя в руки и обнял парня. — Да, так лучше. Они замолчали. Из комнат наверху доносились приглушённые крики и грохотала музыка. В каморке Кёнсу было тихо и даже по-своему уютно. — Почему ты не попросил об этом Бэкхёна? — У нас с ним совсем другие отношения. Мы как братья. — Кто ему Лу Хань? — Хань… У них есть общий секрет. То, что их объединяет не так, как нас. — Секрет? — удивился Чонин. — Почему он не рассказал его тебе? Вы же так близки. — Я не могу его понять, — холодно бросил Кёнсу и поморщился. Очевидно, эти слова причиняли ему боль. — Я чёрствый и бесчувственный. — Кто сказал? — Я сам это знаю, — омега посмотрел на альфу и неожиданно улыбнулся. — Мне плевать на твои чувства, понимаешь? Я делаю тебе больно, но меня это не трогает. — Мне не больно, — сказал Кай. — Противно, не более. — Я видел, как ты плакал. Пальцы Чонина с силой сжались на худом плече Кёнсу. Ему хотелось закричать от обиды, ударить омегу, чтобы он почувствовал то же самое. Но Чонин не мог, совесть не позволяла. В глубине души парень не верил ни единому его слову. — Как они познакомились? Альфа решил сменить тему. — На зимних каникулах. Они пересеклись в кафе и случайно разговорились. У Лу Ханя друзей особо не было — омеги ему завидуют, а альфы хотят затащить в постель. Вот Бэкхёну и стало его жалко. — Как так получилось, что они стали спать вместе? — Случайно. Они как-то раз напились и переспали. — Зачем? — Чтобы забыть. — Кого? — Хань — Сехуна своего ненаглядного, а Бэкхён… — Кого хотел забыть Бэкхён? Кёнсу не ответил. Он отстранился от альфы и переместился на другую сторону постели. — Я спать. — Ты будешь спать здесь? — удивился Чонин. — Да. — А мне что делать?! — Что хочешь, — отозвался Кёнсу из-под одеяла. — Можешь остаться, а можешь уйти. Кай закатил глаза и сполз на постели, укладываясь рядом. Он повернулся к омеге лицом и закинул на него руку. — Так и скажи, что хочешь, чтобы я остался, — прошептал альфа в макушку Кёнсу.