EXOdus
В небе, словно мягкий пух, стелились белые воздушные облака. Они складывались в причудливые фигуры и застилали собой лазурную гладь. Кое-где сквозь толщу пушистой массы пробивались яркие лучи солнца, образуя прекрасную картину утреннего неба. Чонин равнодушно смотрел на всё это великолепие через иллюминатор самолёта и абсолютно не замечал представшей перед ним красоты. Из-за недосыпа его терзала ужасная головная боль, а плечо ныло, затекшее под тяжестью чужой головы. Парень ёрзал на месте, стараясь устроиться как можно удобнее, но при этом не потревожить уснувшего на его плече Бэкхёна. Омега перед полётом не спал несколько суток, и Кай считал жестокостью сейчас разбудить его из-за собственного неудобства. Поэтому он терпел, пытаясь и сам уснуть, но напряжение от усталости чудесным образом отгоняло сон. На дворе стоял жаркий июль; они с делегацией из академии летели на остров Чеджу на две недели. Каникулы обещали быть насыщенными: после этой поездки Чонину предстояло лететь в Германию на обследование. Почти все свободные деньки ему предстояло провести вне стен родного дома, и он не мог понять, рад был этому или нет. По левую руку от альфы сидели Чанёль и Кёнсу. Омега склонил голову к плечу своего парня, и они о чём-то тихо беседовали. Кая буквально передёргивало от вида большой руки, бесцеремонно оглаживающей худую коленку. Он раздражённо сжал губы и отвёл взгляд, не желая этого видеть. Впереди, через пару сидений, расположились Лу Хань и Сехун. Старший обнял своего парня за руку, и они увлечённо читали одну книгу на двоих. На подлокотнике лежал плеер, от которого расходились провода двух пар наушников: эта парочка даже музыку слушала одну и ту же. На другом ряду, ещё дальше, сидели Чунмён и Исин. Они что-то бурно обсуждали; альфа был уверен, что сугубо организационные вопросы. Позади Чонина, через одно сидение, сидела чета Ким и почти весь полёт парню приходилось слушать их препирания по поводу и без. Омега отчитывал своего мужа, а Чондэ дулся на него и припоминал все промахи в постели. Что ни говори, а эта пара была самой интересной из всех. За те несколько месяцев, которые предшествовали поездке, много чего изменилось, но обо всём лучше по порядку.***
В один прекрасный вечер Кай узнал, что у его любимого преподавателя появилась личная жизнь; поведал ему об этом не кто иной, как любимый двоюродный брат. Сам же Исин молчал до последнего, и, если бы альфа не припёр его к стеночке — ни за что бы ничего не рассказал. Всё это время молодой преподаватель бегал на свидания со своим непосредственным начальством. Они ходили в рестораны, один раз побывали в кино, посетили несколько выставок современного искусства, а на прошлой неделе пара насладилась русским балетом в исполнении труппы Мариинского театра, прибывшего с гастрольной программой в Сеул. Сказать, что Чонин был удивлён — ничего не сказать. Он и подумать не мог, что его дядя начнёт ухлёстывать за молодым и очаровательным хореографом. Тем не менее, больше всего его поражало, что Исин благосклонно принимал все ухаживания и отвечал на симпатию взаимностью. Омега продолжал обращаться к Сухёну на «вы», несмотря на то, что тот обращался к нему менее формально. Парень не позволял встречать себя на машине и отвозить после свиданий домой. Он всеми силами старался скрыть эти недоотношения и при посторонних никоим образом не выдавал близкое знакомство с начальником. Альфу такое положение дел категорически не устраивало. По нему невооружённым взглядом было видно, что он нацелен на серьёзные и продолжительные отношения с талантливым молодым человеком. Возможно, именно по этой причине Исин держал его на расстоянии, проверяя выдержку. После своего неудачного жизненного опыта омеге с трудом удавалось доверять альфам, а строить отношения он откровенно боялся. Кроме того, причиной дистанции являлся Чунмён. Встречаться с человеком, у которого уже есть ребёнок — это тяжело. Исин боялся, что парень не одобрит их отношения, хоть и знал, что тот к нему хорошо относился. Сам же Сухо был только рад тому, чтобы его отец начал встречаться с хореографом. Он всеми силами старался показать молодому преподавателю, что совсем не против их отношений.***
В жизни Чунмёна началась чёрная полоса. Это было связано, конечно же, с его альфой. Последние два месяца в их отношениях был застой, а виной тому служила работа. Отец Ифаня решил вовлечь сына в дела компании, несмотря на то, что парню оставалось ещё полгода до диплома. Каждый день его почта взрывалась от десятков файлов разного размера и содержания; всё это ему нужно было либо зазубрить, либо ознакомиться и тщательно проанализировать. Между тем необходимо было продолжать безупречно учиться, чтобы поддерживать статус своей семьи. А ещё была работа в совете… Чунмён видел всё это и его сердце разрывалось. Он всячески уменьшал нагрузку Ифаня в совете, забирая практически всю его работу себе, делал за него дополнительные задания. Ни о какой близости речи и не шло. К концу первой недели Сухо начал прибирать у парня в комнате и стирать его вещи. Каждое утро он будил своего альфу и отправлял в душ, а сам заправлял его кровать, собирал сумку и готовил форму. Ифань благодарно целовал его в губы и обещал, что скоро всё наладится. И омега верил, потому что у него не было другого выбора. По вечерам он приносил своему парню ужин и делал за него домашнюю работу, если тот не успевал. Ближе к часу ночи на столе Ифаня вырастала его любимая чашка, наполненная ароматным крепким кофе без сахара. Альфа чувствовал себя виноватым. Иногда он не выдерживал: посреди ночи дверь в комнату Чунмёна тихо приоткрывалась и в неё проскальзывала осторожная тень. Парень как можно бесшумнее добирался до кровати и забирался под тёплое одеяло. Омега всегда сразу же просыпался, почувствовав такое родное тепло. Крепкие руки обвивали его тонкую талию и Крис зарывался лицом в мягкие волосы, пахнущие мятным шампунем. Он сразу же засыпал, стоило Сухо обнять его в ответ, но тот, наоборот, больше не мог уснуть. До самого утра Чунмён не сводил взгляда с красивого лица, стараясь запомнить каждую любимую черту, запечатлеть образ своего альфы на сердце. Чтобы потом, в будущем, можно было закрыть глаза и хоть на секунду представить, что его любовь всё ещё рядом. Он полной грудью вдыхал аромат своего альфы и прижимался сильнее, словно старался полностью пропитаться им. Омега с каждым днём всё отчетливее понимал, как мало у них оставалось времени. Как назло, даже его яростно отбирали. Ещё каких-то несколько месяцев, и они окончат академию, а там и эта злосчастная свадьба. Большую часть времени Чунмён старался об этом не думать, но в моменты, когда на его подушке пристраивалась светловолосая голова, мысль о неотвратимости расставания терзала больнее всего. Когда твоё счастье находится в твоих руках, и ты знаешь, что должен от него отказаться — это подобно смерти. И Сухо умирал каждую ночь под звуки чужого размеренного дыхания, но каждое утро воскресал вновь, потому что нужен был своей второй половине. Парень поклялся себе, что пока у него есть время, он сделает все возможное и невозможное, чтобы Ифань был счастлив. Чонин с болью в сердце наблюдал за страданиями брата. Хотя тот и натягивал на лицо приветливую улыбку, альфа мог видеть его настоящие эмоции. Он предлагал свою помощь в совете, чтобы хоть как-то ослабить нагрузку Чунмёна. Всякий раз замечая тоскливый взгляд брата, Кай испытывал дикую злость. Ему хотелось в тот же момент оказаться в кабинете директора и устроить дяде очередной скандал. Потому что он устал смотреть на боль и отчаяние в глазах омеги. Тем не менее, Чонин всегда останавливался, потому что знал — этим сделает брату только хуже. Апогеем стало то, что Крис не смог полететь с ними на Чёджу. Отец решил, что сыну пора перейти к полевым работам, поэтому отправлял его на две недели в Канаду; столько же длилась поездка академии на отдых. После неё, прямо с Чёджу, Чунмён улетал в Китай до самого конца каникул. Альфа обещал первым же рейсом прилететь следом. Обоим оставалось только молиться, чтобы их планы в очередной раз не пали прахом.***
На фоне всеобщих страданий неприлично счастливыми выглядели Сехун и Лу Хань. Мало кто знал, но даже между ними в последнее время повисло напряжение. Альфа хотел перейти на новый уровень отношений и даже приготовил романтическое свидание с намёком на продолжение к собственному дню рождения. Каково же было его разочарование, когда в самый последний момент омега заболел и слёг с температурой в постель. В конце концов, своё двадцатилетие Сехун отмечал в компании таблеток, градусника и своего сопливого парня. Вместо шампанского и закусок — горячий чай с мёдом и куриный бульон, вместо весёлой компании близких друзей — омега с покрасневшими глазами и носом, а вместо подарка — постоянное «будь здоров, малыш». Несмотря на всё это, парень почувствовал себя счастливым. Ему оказалось вполне достаточно общества своего возлюбленного и глупой комедии, которую они включили, чтобы хоть как-то разбавить тоску из-за неудавшегося праздника. Лу Хань ни в какую не хотел признаваться, что же собирался подарить своему парню, но тот и сам догадался. Альфу охватило приятное волнение, потому что его жажда интимной близости оказалась взаимна. Младший подтвердил свои догадки, когда в поисках таблеток от кашля обнаружил в тумбочке тюбик смазки и упаковку презервативов. Оставалось только надеяться, что на день рождения Лу Ханя ему наконец-то повезёт. Но не тут-то было: старший проболел до самого двадцатого и только двадцать первого Минсок зафиксировал, что болезнь окончательно отступила. Утром своего дня рождения Лу Хань обнаружил на столе букет ароматных белых роз и небольшую книгу в мягком переплёте с поздравлением на обороте. Каково же было его удивление, когда ровный аккуратный почерк поведал о том, что парень держал в руках книгу, которую Сехун посвятил ему. Лу Хань прочёл её на одном дыхании и расплакался от счастья. Его сердце, как безумное, быстро стучало в груди, а слёзы никак не хотели останавливаться. В таком состоянии его и застал Сехун. Омега потом ещё долго его успокаивал и уверял, что с ним всё в порядке. Ведь альфа не на шутку перепугался, когда увидел его заплаканные глаза; даже то, что это были слёзы счастья, его не успокаивало. Всю неделю, что Лу Хань болел, его парень прописался у него. Сехун перетащил к нему в комнату некоторые свои вещи и даже устроил в стаканчике в ванной свою зубную щетку. Он объяснял это тем, что не мог оставить своего любимого в беде; на самом же деле младший просто скучал. Он готов был просто сидеть с омегой и молча смотреть на него, лишь бы быть рядом. Они ютились вдвоём на узкой постели, приходилось спать в обнимку. Когда насморк старшего отступал, они упоённо целовались, обмениваясь вкусом горьких лекарств. Сехун обнимал его за талию и прижимал к себе, каждый раз желая большего. Позволял же он себе не много: лишь слегка задрать футболку на спине и погладить нежную кожу пальцами, или опустить руки на ягодицы и легонько сжать. От любых его прикосновений Лу Хань млел и стонал в поцелуй, заставляя своего возлюбленного сходить с ума от возбуждения. Держался Сехун из последних сил, которые медленно, но верно его покидали. Однажды старший полез целоваться, когда у него была высокая температура. Конечно же, альфа не смог ему отказать. Уже через пару минут он почувствовал шаловливые пальчики, развязывающие верёвочку на его спортивных штанах. Парень тогда впал в ступор и не знал, как на это реагировать. Тем временем рука успешно справилась со своей задачей и скользнула под резинку трусов, которые топорщил нехилый стояк. С губ Сехуна сорвался стон, когда маленькая ладошка крепко обхватила пылающую плоть. Лу Хань разорвал поцелуй и заглянул в его затуманенные глаза. Тот был ошарашен таким поворотом событий, но явно был доволен. Движение тонких пальцев по стволу постепенно нарастало, а вместе с тем стоны Сехуна становились чаще. Омега коротко целовал его в шею и прикусывал мочку уха, наслаждаясь метаниями возбуждённого тела. Его собственное возбуждение упиралось альфе в бедро, что заводило того ещё больше. Крепкие бёдра сделали пару резких движений навстречу ласкающей руке, а затем младший излился в неё, пачкая спермой свои штаны. Тяжело дыша и пытаясь прийти в себя, он наблюдал за тем, как Лу Хань подорвался с постели и скрылся в ванной. Альфа уже было подумал, что тому стало противно, и он побежал мыть руки. Буквально через пару минут до его слуха донёсся приглушённый стон, оповещающий о том, что омега кончил. Сехун усмехнулся и облизнул губы; кажется, они на правильном пути.***
Самолёт попал в зону лёгкой турбулентности и их немного тряхнуло. Бэкхён на плече Чонина даже не проснулся. Парень позавидовал омеге, который мог сейчас блаженно забываться сном и не терзать себя тяжёлыми мыслями. За прошедшие несколько месяцев омега изменился, но Каю казалось, что заметил это только он. Друзья Бэкхёна были так заняты учёбой и своей личной жизнью, что в упор не замечали перемен. Омега никого не винил — он вообще не привык жаловаться. Парень снова стал заниматься хапкидо, которое бросил после окончания школы. В секцию для омег он идти не захотел и настоял на том, чтобы ему позволили заниматься с альфами. И ему разрешили — первый тан сделал своё дело. Уже спустя неделю усиленных тренировок на белоснежной коже расцвели ссадины, кровоподтёки и лиловые синяки. Бэкхён стал скрывать руки и ноги за брюками и одеждой с длинными рукавами; даже во внеучебное время, когда можно было не носить форму, он кутался и закрывался. Лу Хань и Кёнсу делали вид, что верили другу и не замечали его состояния, которое постепенно становилось всё хуже. Парня начали одолевать странные приступы рвоты, наступающие сразу же после еды. Об этом никто бы так и не узнал, но однажды омега не успел добежать до туалета и закрыться в кабинке. Чонин застал его у окна в пустом коридоре, когда парня выворачивало прямо на клумбу. Альфа тогда незамедлительно потребовал объяснений, и ответ его ни капли не обрадовал. С этого момента парень старался всегда держаться поблизости, чтобы в случае чего увести омегу подальше от чужих глаз. Со временем к приступам рвоты добавились и голодные обмороки. Чаще всего они приходились на вторую половину дня, когда у парня заканчивался запас энергии, скопившейся за ночь. Бэкхёну везло, потому что рядом с ним всегда оказывался Кай. Альфа приводил омегу в чувство нашатырём, который теперь стал носить с собой, и отпаивал холодным молоком. Это был единственный продукт, который организм парня почему-то не отвергал. Бэкхён продолжал истязать себя: он похудел и осунулся, кожа стала бледной, а под глазами залегли вечные синяки; даже тональный крем не помогал их скрыть. Чонин каждый вечер вливал в него по литру молока и кутал в тёплый плед, сидя на крыше общежития. Бэкхён был ему за это очень благодарен, но выражал свою благодарность лишь вымученной улыбкой; альфе этого было достаточно. Они по несколько часов сидели на крыше и смотрели на звёзды, изредка перекидываясь парой слов. Омега курил, сменяя сигарету за сигаретой, а Кай уже устал его останавливать. Так они и коротали свои вечера — покинутые и одинокие, как на необитаемом острове. Они уже не видели возможности построить свой спасительный плот, а возможно, просто выжидали бурю.***
Чонин скосил глаза и уткнулся взглядом в растрёпанную макушку. Он протянул свободную руку и пригладил непослушные локоны, а Бэкхён поморщил нос во сне. До конца полёта оставалось мало времени, но альфа не хотел его будить. Он поднял глаза и встретился взглядом с Кёнсу. Омега смотрел на него в упор ничего не выражающим взглядом; парень невольно вспомнил всё, что успел пережить за каких-то несколько месяцев. Вместе с известием о чужих отношениях пришло и осознание собственной беспомощности. В тот день альфа плохо соображал, потому что к личным переживаниям примешивался рассказ Бэкхёна, а потом случился этот дождь и прощальный поцелуй с Кёнсу. Чонин не хотел, чтобы на этом всё закончилось. Кто бы мог подумать, что для него всё только начиналось. Любовь — это всегда больно, и Кай снова почувствовал это на себе. Он не понимал, как мог за какой-то месяц влюбиться в практически незнакомого человека. Да ещё и так, что буквально рвало крышу от одного только взгляда. Альфу терзали боль и отчаяние, непонимание того, что же со всем этим делать. Чувства пугали своей силой и масштабом; хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться, но он не спал. Чонин полюбил, второй раз в жизни и снова так неудачно. Потому что нельзя любить того, кто тебя шантажировал. Нельзя любить того, кто тебе не принадлежит. Нельзя любить того, кто не любит тебя. Кай ощущал себя, словно умер и попал в ад. Потому что теперь омега улыбался не ему своей сексуальной и порой безумно милой улыбкой. Теперь чужие руки касались этого хрустального тела с вишнёвой кожей. Кто-то другой срывал поцелуи с карамельных губ и оставлял алые отметины на тонких ключицах. Чонин сгорал заживо от невозможности что-либо изменить. Альфа изо дня в день наблюдал картины, терзающие что-то живое внутри. Он смотрел и смотрел на то, как Кёнсу улыбался Чанёлю во время обеда и болтал с ним на перерывах. Как они переплетали под столом пальцы и целовались украдкой под лестницей. Он улыбался через силу, слушая наперебой рассказы о просмотренном ими фильме или о том, куда ходили на свидание. Иногда Чонин заставал их в собственной комнате, прямо в паре метров от той самой кровати, где он любил Кёнсу. Пак и его парень обычно смотрели что-нибудь на ноутбуке или целовались, но, когда Кай приходил, тут же сворачивали любую деятельность. Омега собирался и уходил, оставляя Чанёля в недоумении, а Чонина в отчаянии. Однажды парень вернулся с заседания в студенческом совете слишком рано. Он уже хотел открыть дверь и войти, как услышал до боли знакомый голос. Кай бы мог узнать его по одному только звуку, а тут полноценный стон, который больно ударил по нервам. Затаив дыхание, он как можно бесшумнее приоткрыл дверь и заглянул в образовавшуюся щель. Яркий свет, льющийся из окна, освещал комнату и узкую спину с россыпью трогательных родинок. Тонкие лучи переливались в алых волосах, а сладкие стоны заполняли душное помещение, выбивая у Чонина почву из-под ног. Всего в нескольких метрах от него Чанёль и Кёнсу упоённо занимались сексом, даже не подозревая о его присутствии. Нижние части их тел прикрывало одеялом, благодаря чему альфа окончательно не сошёл с ума. Видеть такое было невыносимо больно. Омега запрокинул голову назад и прогнулся в спине, являя миру плавный рисунок хрупких позвонков и алую розу в мочке уха. Абсурдность этой картины заставила Кая задохнуться. Он тихо прикрыл дверь и замер, а вцепившиеся в металлическую ручку пальцы било нервной дрожью. После этого случая Чонин старался как можно меньше пересекаться со своими друзьями. Они встречались только за завтраком и обедом, и проводили вместе пары. С последним тоже всё изменилось: Чанёль теперь садился вместе с Кёнсу, а Бэкхён пожелал остаться один. Чонин поражался выдержке этого парня, но вместе с тем удивлялся глупости происходящего.***
Кай отвёл глаза, стараясь избавиться от наваждения чужого взгляда. Краем глаза он видел, что Кёнсу тоже отвернулся, возвращаясь к разговору со своим парнем. Пока омега отвлёкся, Чонин залюбовался им. За каких-то пару месяцев этот парень стал ещё прекраснее: он похудел и вытянулся, что добавляло ему особого шарма и изящества. Алый цвет волос сменил бархатный тёмно-каштановый, который при искусственном освещении казался чёрным. Альфа не мог не признать, что этот цвет шёл ему ещё больше предыдущего. Длинная чёлка стала короткой, обнажив красивый лоб и сделав Кёнсу на пару лет младше. И даже при своём новом невинном облике омега заставлял Чонина постыдно желать его молочное тело, но ещё больше парень желал его сердце. За это время все они немного изменились внешне. Лу Хань перекрасился в русый и теперь их с Сехуном на большом расстоянии можно было различить исключительно по росту. Чунмён немного отрастил волосы и осветлил их, а следом за ним стал почти платиновым блондином и Кай. Альфа ещё долго будет помнить восхищённый взгляд Кёнсу, когда он предстал перед друзьями в новом облике. Остальные решили не менять всё так кардинально: Чанёль немного сменил стиль в одежде и теперь в его гардеробе поселились пиджаки и дорогие рубашки, а Бэкхён проколол ухо: в аккуратной мочке красовался тот самый чёрный крест, придавая образу омеги ещё большую трагичность. Исин остался Исином.