Темный, темный лес

Стемнело еще быстрее, чем я ожидала. Лес наполнился стрекотом сверчков и шелестом листьев где-то высоко над головой. Луч фонаря разгонял темноту впереди, но за моей спиной она снова смыкалась черной непроглядной тьмой. Телефон я повесила на шею, чтобы время от времени поглядывать, нет ли на дисплее признаков присутствия твари, что преследовала меня. Свободной рукой приходилось раздвигать колючие влажные ветви – чем дальше я шла, тем чаща становилась гуще. Если возле дома Алехандро лес состоял из одних стволов, да мха и мелкой поросли, то здесь я на собственной шкуре ощутила, что значит – продираться сквозь кусты можжевельника и дикого шиповника. Майка напоминала изодранную тряпку, а щеки, предплечья и локти были в саднящих царапинах. Впрочем, вскоре начался подъем, и я обрадовалась – похоже, иду правильно. Прогулка и так была не из легких, а теперь стало еще тяжелее, и я обругала себя за заброшенный абонемент в спортзал. Сидишь, Мария Делавера, в офисе, и целыми днями жуешь пончики. Так и знала, что когда-нибудь мне моя лень выйдет боком. Большая попа хороша на пляже, но не в чертовом лесу, когда кошмары из снов объявили на тебя сафари. Пляж… Я мечтательно повела озябшими плечами. Сколько уже я не брала отпуск? Если выберусь из этого ада, то рвану в Майами. Ветка, на которую я облокотилась, пытаясь удачнее поставить скользящие ноги, хрустнула. У меня душа ушла в пятки – все, сейчас сломается, и я полечу вверх тормашками, через все эти кусты и сучья… Но ветка выдержала. Я утерла со лба холодный пот и продолжила свой путь. Пару раз дисплей начинал рябить, и я ускорялась, забыв про многочисленные ушибы и ссадины, про опухшее запястье и холод. - Когда же ты отстанешь, сволочь? – прошипела я сквозь зубы. По-прежнему было очень страшно, но злость придавала сил. Добравшись до вершины холма, я посмотрела вверх. Над деревьями мерцала красная точка радиобашни, показывая мне дальнейший путь. Внезапно телефон завибрировал так сильно, что я чудом не закричала. Мне не нужно было смотреть на него, чтобы понять – чудовище меня нагоняет. Звон в голове усиливался, я задыхалась – тяжелый подъем давал о себе знать. Мое внимание привлекли несколько стволов, упавших друг на друга. Доковыляв до них, я выключила фонарь, нырнула в углубление, образованное стволами, и нагребла на себя листьев, искренне надеясь, что это меня спасет. Осознав, как же громко мое дыхание, я заткнула рот обеими руками и замерла, напряженно всматриваясь в темноту. Сквозь противный звон и стрекотание сверчков прорвался новый звук – шелест сухих листьев. Что-то быстро ползло по земле, приближаясь ко мне. Мне стоило огромных усилий не поддаться панике и не покинуть убежище. Шелест становился все громче, раздаваясь с разных сторон. Я вздрогнула, когда что-то хлестко ударило по стволам над моей головой, и зажмурилась, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Когда все стихло, я подождала еще несколько минут, чтобы убедиться, что это нечто и правда ушло, и только потом оттолкнула бревно и выбралась из убежища. На одном из деревьев висел тетрадный листок. Он резко выскользнул из темноты, как только я включила фонарик. Уже знакомая мне пожелтевшая бумага и корявый детский рисунок. Вернее, записка – неровными крупными буквами гласившая: «Уходи! Торопись!». Я была полностью солидарна с автором записки. Скомкав ее и зачем-то положив в рюкзак, принялась быстро идти туда, где горела в небе моя красная путеводная звездочка. Вышка стояла на самом краю большого оврага. Я не была уверена, что сумею разглядеть его дно даже при дневном свете. Типовое сооружение из деревянного трехэтажного помоста с лестницей, удерживаемое толстыми металлическими канатами, крепежи которых были намертво вкопаны в землю. На удивление крепкая конструкция, хотя и выглядевшая заброшенной. Однако когда я поднялась в саму рубку, заперев за собой люк и подвинув на него тяжелый ящик, с удивлением обнаружила, что приборы не покрыты большим количеством пыли, словно ими недавно пользовались. Больше того – в рубке было включено электричество. Я включила настольную лампу и принялась рыться в бумагах. На столах и даже на стенах их было великое множество – газетные вырезки, какие-то корректировки, схемы, записи. Попались мне и несколько знакомых детских рисунков. Мельком взглянув на них, я отложила листки в сторону. Одна газетная вырезка на стене привлекла мое внимание. В ней говорилось о пропавшем в девяностые годы пятилетнем Стюарте. Мальчик пропал в этих лесах, похоже, здесь двадцать с лишним лет назад должен был располагаться детский лагерь для детей с ослабленным здоровьем. Я поняла, чем мне так приглянулась эта заметка – похоже, я уже видела Стюарта. Я узнала эту светлую челку и оттопыренные уши. Карандашом я зачернила фотографии лицо, от висков до подбородка, и вздохнула. Я была права, похоже это он встретился мне на берегу ручья. Полистав еще газетных вырезок, я узнала, что были и другие детские исчезновения, в семидесятые, восьмидесятые, девяностые, последнее произошло в 2005 году. Детский лагерь закрыли в девяносто седьмом, но на озеро – здесь есть и озеро? – приезжали время от времени семьи, иногда с детьми. Я хмыкнула. Странные люди. Ни одного ребенка до сих пор не нашли, а любителям пикников на уик-эндах и дела нет. Купила же какая-то семья неподалеку дачу, ту самую, в которой я и нашла свой фонарик… Я устало потерла лоб рукой. Не знаю, Алехандро ли, но кто-то здесь явно жил, и жил довольно долгое время, судя по количеству информационного материала. Такую кипу бумажек за пару дней не собрать. Кто-то пытался расследовать исчезновения ребятишек, но куда он делся, в таком случае? Непохоже, чтобы он вышел по грибы. В шкафчике я нашла сигнальную ракетницу и две ракеты. Положила в рюкзак – пригодится. Здесь и пережду ночь. Неплохо было бы чего-нибудь поесть, а потом и подлечиться. Я включила электрическую плитку, налила в чайник воды из своей бутылки и поставила греться. Радио, как было уже сказано выше, работало. Однако эфир был глух. Минут пять я промучалась, пытаясь поймать что-то, хотя бы отдаленно похожее на местную лесную службу, но рейнджеры либо не желали со мной общаться, либо что-то глушило мой сигнал. Я в сердцах сплюнула на пол. Наскоро пожевав бутербродов и обмыв царапины и ссадины, я перебинтовала себе все, до чего могла дотянуться. Не хотелось бы подцепить какую-нибудь грязь. Мой взгляд упал на дверь, выходившую на балкончик, который опоясывал всю рубку по периметру. Необходимо проверить, что там. Железная дверь приоткрылась со скрипом несмазанных петель и я осторожно выглянула наружу. Вопреки всем моим ожиданиям, там никого не было. Перехватив обеими руками фонарь, я медленно обошла балкон, осматривая каждый темный уголок. Кроме табуретки и щитка ничего не обнаружила. Я немного успокоилась и осмотрелась. Лес гудел под ногами огромным черным морем. Тревожное зрелище. Небо раскинулось надо мной мириадами ярчайших звезд, и я вспомнила, что в последний раз видела столько звезд только в детстве. Проживая в большом городе, среди небоскребов и ярких рекламных щитов, среди вертолетных огней, теряешь всю природную красоту неба. Я перегнулась через перила и посветила фонариком туда, где начиналась лестница радиобашни. Мне не стоило этого делать. В голове словно колокол тяжело бухнул, когда я увидела высокую тонкую фигуру, стоящую у кромки леса. Вернее, сперва я заметила расплывчатое белесое пятно, служившее существу головой, а потом уже поняла, что стволы деревьев, в которых это пятно застряло, слишком необычной формы, чтобы быть деревьями. В горле разом пересохло. Не совсем понимая, что я делаю, я нашарила табуретку и швырнула ее прямо в то белое пятно. Молодец, Мария, но лучше бы ты промахнулась – в моих ушах словно взорвалась граната. Чуть не выронив фонарик, я упала на колени, громко рыдая от боли – столько ненависти и злобы было в этом порыве, достигшем меня. Внизу послышались глухие удары и башня пошатнулась. Это меня отрезвило, хоть и не до конца, но я сумела встать на ноги, открыть дверь и ввалиться в рубку. Удары раздавались все чаще и чаще, рубка тряслась, как вагончик на американских горках. Схватив наспех свои вещи и какие-то карты со стола, я швырнула их в рюкзак и накинула его на плечи, пытаясь проделать это все одной рукой, а второй удержаться хоть за что-нибудь. Меня швыряло от стенки к стенке, а бедная башня трещала так, словно готовая разломить свои стропила и рухнуть в овраг. Так оно и случилось. Хруст стал сильнее и громче и башня начала заваливаться набок. Я прижалась к стене между окном и дверью, молясь про себя, чтобы выдержали крепежи канатов, все еще удерживающих башню. И когда во всей этой какофонии скрипов, звонов стекла и шума ветра раздался оглушительный хлопок, а за ним еще один, внутри меня все похолодело. Тросы лопнули. На пару мгновений воцарилась тишина, в которой явственно бухало мое сердце. А затем башня издала страшный скрежет, и пол вырвался у меня из-под ног. Меня зажало в угол и словно впечатало в него. Я взвыла от боли и дичайшего, первобытного ужаса. Теперь башню уже ничто не держало и она стремительно полетела в овраг. Меня перестало вдавливать в угол и подкинуло вверх – ломая крышу, рубка затормозила ей о край оврага и застряла. Но стоило мне попытаться хоть как-то встать на ноги, и башня снова заскрежетала, балки, удерживающие ее, сломались, и бездна вновь приготовилась поглотить нас. Железная дверь, так и не запертая мной на замок, от толчка распахнулась, а от следующего удара меня вынесло прямо в открытый проем. Вылетая за пределы балкончика, я, словно в замедленной сьемке, увидела крошево из дерева и металла, в которое превратились опора рубки и лестница, а также чудовищную бездонную черноту, распахнувшуюся под моими ногами. Воздух был перемешан с битым стеклом, щепками и клочками бумаги, они веером разлетались во все стороны. Что-то темное свистнуло рядом с моей щекой, и я судорожно ухватилась за это обеими руками. Спасительной соломинкой оказался один из тросов, словно щупальца гигантского осьминога увлекаемые вниз, за радиорубкой. Притянув его к себе, я обвила трос и ногами. А в следующее мгновение мне в голову прилетел кусок деревянных перил, и я потеряла сознание. Не знаю, сколько времени я пробыла в небытии. Когда я открыла глаза, небо все еще было черным. Я висела, обплетенная тросом за одну ногу, и кровь из рассеченного затылка капала с волос. Мой протяжный стон отозвался гулким эхом. Я заворочалась на месте, пытаясь оглядеться. Рубка, вернее, то, что от нее осталось, застряла металлическими частями в одном из боков оврага, высоко надо мной. Трос спустил меня почти к самому дну – пальцами я нащупала песок. Поднатужившись, я сумела освободиться и тяжело рухнула на землю. Освобожденная нога глухо заныла, дав понять, что, похоже, вправлять придется и ее. Фонарик был разбит. Я ругнулась вполголоса и оглянулась – не слышит ли кто? Но в этой темноте я не видела даже собственных пальцев. Телефон же, как ни странно, был цел и порадовал меня свечением, хоть и не слишком ярким. Но все же кое-что в паре метров вокруг я смогла разглядеть. Приземлилась я весьма удачно – всего в полуметре от моего бока валялись доски с вывороченными наружу большими гвоздями. Когда я посмотрела на них, мне сделалось дурно. Что интересно, это было, как оказалось, еще не самое дно, а лишь небольшая насыпь, неровность овражьего бока. Я отползла подальше от края и только тогда смогла шумно выдохнуть. Выбираться из оврага было большой проблемой. Почти отвесными стенами, его бока уходили так высоко, что я и неба почти не видела. Спускаться вниз мне, все же, тоже очень не хотелось – кто его знает, какая там глубина? Убедившись, что никого рядом нет, я взяла телефон в зубы и принялась расшнуровывать ботинок. Лодыжка представляла собой печальное зрелище – без перелома, к счастью, но вывих был сильный. О том, чтобы вправить ее, не могло идти и речи, мои и без того небогатые навыки оказания первой помощи были тут бессильны. При любой попытке нога отзывалась сильной болью. Я нащупала пару небольших обломков и примотала их к лодыжке бинтом. Не знаю, можно ли так делать при вывихах, но двигать ногой стало полегче. Я даже сумела подняться. Хорошо, но что дальше? Одной рукой опираясь об стену оврага, другой – подсвечивая себе телефоном, я медленно побрела по насыпи. Когда я уже начала задаваться вопросом, а что же я, собственно, ищу, моя опорная рука провалилась в темноту. Стена кончилась. Удивленная, я повернулась и стала водить телефоном перед собой. Из темноты показался большой проем, судя по старым, полузасыпанным балкам, это был какой-то туннель. Выбора у меня не было, и я похромала вперед.