Обреченные на счастье

      После этого рокового вечера Кристина никак не может найти себе места. С момента премьеры «Триумфа Дон Жуана» прошла целая неделя, а о её учителе так ничего и не известно: местные газеты молчат ровно как и парижская жандармерия, изначально поручившаяся взять на себя его арест. «Ангел, мой Ангел, что же я наделала? Я предала его!» — хаотично думает Даае. — «Он верил мне. Он доверял, а я растоптала его душу, разбила сердце и, быть может, обрекла на погибель. Где же он теперь?..» — Кристина, что с тобой, душа моя? — взволновано спрашивает виконт де Шаньи у невесты, бережно обнимая ее со спины поперек подтянутого живота. — Ах, Рауль, если бы я могла объяснить тебе… — грустно отвечает Кристина. — Тот вечер и все произошедшее никак не выходит из моей головы. Мне горько от того предательства, что я совершила. Мне страшно от мыслей о том, что могли сделать с ним те люди. Ты видел их, Рауль?! Они были словно звери…       Она не лжет жениху, но и не говорит всей правды, ведь на языке так и крутится вероломное «он мне нужен», осознанное лишь сейчас, когда все мосты сожжены и пути назад больше нет. — Дорогая, всё это в прошлом. Что бы с ним не сделали те люди, знай, это заслуженная кара за все те злодеяния, что сотворило это чудовище.       Молодой человек пытается приободрить совсем помрачневшую девушку, но лишь вызывает в ней совершенно неожиданный гнев: — Никогда, слышишь?! Никогда не смей говорить о нем так! — чеканит девушка, встряхнув копной кучерявых волос.       Ее возмущает безразличие жениха, его хладнокровность по отношению к бедному, потасканному жизнью Призраку, никогда не знавшему любви и тепла, росшему в ненависти и насилии. Ее возмущает его непонимание. Непонимание того, как значима была роль «чудовища» в жизни Даае. Возмущает его неспособность разглядеть в этом одиноком человеке нечто большее, чем некрасивую оболочку. Ей вдруг становится паршиво от осознания: ее выбор — ужасная ошибка. — Он держал тебя там под оперой, принуждал играть роль его жены! Кристина, он убивал! А ты говоришь, что он не монстр?! Ты вообще в своем уме? — гнев невесты передается и Раулю — он приходит в бешенство.       Девушка резко вырывается из рук виконта и делает несколько больших шагов к выходу из дома — ей хочется подышать воздухом и привести мысли в порядок. Уже у самой двери она оборачивается на жениха и, утерев застоявшиеся в уголках глаз слезы, сдавленно шепчет: — Неужели в твоем сердце нет и капли жалости? Рауль, он благородно поступил, отпустив нас. Он сделал этот непростой выбор, несмотря на свою любовь, а я, поверь, знаю, она очень сильна. В этом у меня нет сомнения. — Ах, ну конечно! — виконт вскидывает руки и нервно усмехается, одергивая воротничок рубашки. — Восторгаешься им и его всеобъемлющей любовью? Это жалкое отродье не способно ни на что, кроме уничтожения!       Злые слова «жалкое отродье» въедаются в разум Кристины. Они переворачивают с ног на голову весь ее и без того шаткий мир. Они заставляют ее усомниться в том, что она вообще знает своего жениха. Его настоящего, а не маленького благородного мальчика, кинувшегося спасать из реки ее любимый красный шарф.       Маленькая ладонь Даае рассекает воздух и со звоном приземляется на идеально выбритую щеку виконта, оставляя под собой ярко-алую отметину. Сглотнув подступивший к горлу ком, она гневно шипит на молодого человека: — Это ты жалкий, Рауль! Жалкий лицемер! Знаешь… Пускай уже поздно выбирать между вами, я предпочту остаться одна, чем жить с человеком, который под маской сердоболия прячет столько гнили. А он… Он был самым искренним человеком, несмотря на то, каким жестоким был к нему мир.       С этими словами Даае разворачивается на каблуках и, подхватив полы юбки, быстро направляется в сторону выхода из особняка де Шаньи.

***

      Погода на улицах Парижа оказывается точным отражением состояния души Кристины. Холодный ветер едва не сносит Даае с ног, а ливень больно бьет тяжелыми каплями по лицу: Кристина же срывается на бег. Ей хочется оказаться как можно дальше от Рауля, ставшего в считанные секунды словно чужим, но тем не менее показавшего себя настоящего. Он что-то кричит ей вслед и даже предпринимает попытку догнать ее, но она всё же ускользает, словно песок сквозь пальцы.       Все дороги, будто зачарованные, ведут лишь в одно место и вскоре Даае оказывается у величественной лестницы, ведущей в Оперу — ее охватывает дрожь. Сможет ли она теперь отыскать того, кого так безжалостно бросила на произвол судьбы? Сможет ли смириться, если его теперь там не окажется? Сможет ли жить дальше, узнав правду о его судьбе? Какими бы ни были ответы на эти вопросы, Кристина решает двинуться вперед. Вперед по тому пути, которым Призрак некогда впервые привел ее в свое Царство.       Это волшебное место оказывается совсем разрушенным: портьеры разорваны, многочисленные канделябры разбиты, сожжены дотла все нотные клавиры, трепетно хранимые Призраком десятками лет, а все ценное разворовано. От этого зрелища сердце Кристины болезненно сжимается в груди и она не сдерживает громкого всхлипа.       Пройдя в комнату в стиле Луи-Филиппа, сделанную учителем специально для нее, Кристина без сил падает на кровать в форме лебедя и рвано выдыхает, уже не пытаясь сдерживать распирающие грудь рыдания. Ей отчаянно хочется вернуться в совсем недалекое прошлое и исправить все это. В мыслях сами собой одно за другим всплывают воспоминания… Как она впервые услышала его. Как впервые увидела. Как сорвала с него маску и встретила тот взгляд полный боли, который невозможно забыть. Этот взгляд изумрудных глаз — он преследовал ее и… Преследует по сей день. И, должно быть, самое ценное из всех воспоминаний — их первый и последний поцелуй на грани реальности. — Ангел, прости… — шепчут влажные от собственных слез губы Даае, губы, все еще помнящие его ласку.       Кристина устало прикрывает раскрасневшиеся глаза, сжимая замерзшими пальцами обивку подушки, на которой покоится ее голова. Девушка слишком сильно утомилась за этот непростой, возможно, изменивший её жизнь день — бороться с усталостью у нее совершенно нет сил и она неизбежно проваливается в тревожный сон.