Драконодрабблы

Мариан Хоук, Изабелла, на фоне Мариан/Фенрис, дружба с привкусом фемслэша...       К тому моменту, как Изабелла знакомится с Хоук, она уже кое-что знает о ней (нет, совершенно ничего). Оказывается Хоук — не имя, да и сама Хоук не суровая и беспринципная. Изабелла сказала бы, что во многом она довольно обычная, разве что умеет принимать решения и нести за них ответственность, да едко и остро шутить. Вот, пожалуй, и вся её необыкновенность и "выдающность". Вся, да не вся. Было в ней что-то, что заставляло идти за ней, верить ей и в нее. Хоук не судила и не осуждала. Хотя это не означало, что она принимала все безоговорочно.       Потому Изабелла с таким естественнонаучным интересом наблюдала за тем, как Мариан и Фенрис возили ходили вокруг друг друга.       Мариан словно приручала дикого зверя, прикармливала жуткого монстра, который возле неё становился совсем ручным. Но если бы Изабелла хоть раз вслух сказала нечто подобное, о дружбе с Хоук можно было забыть. А пиратке эта дружба была необходима. Свой шкурный интерес всегда был на первом месте. И в этом не было ничего плохого, в конце концов кто будет её любить сильнее, чем она сама?       Их пестрая сумасшедшая компания встревает во все проблемы Киркволла разом, не говоря уже о походе на глубинные тропы, где Мариан теряет брата, а Серые стражи получают рекрута. Взгляд у Мариан почти гаснет и всё, что ей остаётся: огромный пустой дом и грустная улыбка матери. И Фенрис. Который с упорством осла не замечает, какими глазами Мариан на него смотрит. Как она восхищена всем им: его несносным угрюмым характером; вязью лириумных татуировок; обагренными кровью руками, секунду назад вырвавшими чьё-то сердце; его бархатным, пробирающим до костей голосом; его зелёными кошачьими глазами; голыми в любую погоду пятками.       Изабелла помнит, что в тот вечер, когда подруга сидела раскрасневшаяся от выпитого и жаловалась на несносного эльфа, шел дождь, а в огромном камине жарко трещали дрова, Пирожок лежал у её ног и пускал слюни на модные дорогущие домашние туфли, а Мариан выглядела такой расстроенной, что Изабелле хотелось рвануть в особняк, что есть силы встряхнуть этого тупоголового Фенриса и насильно притащить в поместье Хоук. А ещё, самую малость, Изабелла завидовала — её никто ни разу так не любил. Со всеми недостатками и достоинствами. Никто никогда не принимал её до конца, возможно, даже она сама не принимала себя до конца, что уж от других ждать?       — Он идиот, если не понимает, как сильно ему повезло! А я понимаю! Так что двери моих апартаментов, а также каюты, всегда открыты! — смеётся пиратка.       — У тебя нет корабля, и нет каюты, — улыбается Мариан.       — Пока нет!       Они перемещаются в спальню Мариан и пьют почти до рассвета, и Изабелла остается спать на прохладных хлопковых простынях в кровати Мариан. Рядом с Мариан. И не может уснуть. Она рассматривает небрежно брошенные у двери грязные ботинки Хоук, грязь с которых уже стала частью кожи и сам создатель не смог бы привести их в порядок; разглядывает неаккуратно торчащие из шкафа шелковые платья, которые Хоук носила лишь под страхом ссоры с матерью; гадает сколько золотых отдано за мажеские мантии, более похожие на лёгкие разбойничи доспехи; любуется посохом, что больше похож на двуручный меч со странным деревянным эфесом. И сердце у Изабеллы сжимается от переполняющей любви и благодарности к подруге.       Мариан у неё первая. Во многих смыслах первая: первая честная работодательница, первая настоящая соперница в алкогольных забавах, первая настоящая подруга. Полдень встречает их влажной духотой и горячим золотым океаном, расплескавшимся по комнате, а ещё громким "Хоук!".       Хоук! Хоук! Хоук! Только и слышно сил всех концов Киркволла. Даже сама Изабелла не называет Мариан иначе. Сама не знает почему. Или знает. Возможно. Но Создатель свидетель, каждый раз, когда Фенрис произносит это своё "Хоук", Изабелле хочется разбить о его голову все кувшины в Висельнике. Неужели он не понимает? Неужели не видит, что Мариан словно теряет собственное имя, растворяясь в череде бесконечных "Хоук", теряя что-то важное, что-то глубокое и внутреннее, что-то, что принадлежит только ей самой. Изабелла не может четко сформулировать свои мысли, но знает, что права да что процентов.       И когда она однажды слышит тихое "Мариан", видит, как Фенрис прикасается к ней, как смотрит, как целует, всё становится правильно и хорошо.       Надолго ли? Изабелла не знает, но ей впервые хочется верить, что это так.       Да, Мариан у неё во многом первая. И, возможно, единственная.