Гарри Поттер принадлежит мне (рабочее)

То ли выговор Макгонагалл, то ли то, что Гарри неделю отлеживался в больничном крыле, примирила гриффиндорцев и с проигрышем, и с уходом Гарри из команды. Рон, заикаясь похлеще, чем Квиррелл на первом курсе, и нервно теребя край мантии, сподобился извиниться. И перед Гарри, и перед Невиллом с Гермионой. Последние двое явно были в шоке от слов рыжика. Стоило крысе поселиться в клетке, как кот Гермионы тут же про неё забыл. А вот сама Короста была этому явно не рада: апатичность, которая так волновала Рона, тут же исчезла. Опрятнее крыса выглядеть не стала, но, видя её беготню по клетке, мало кто мог сказать, что она на грани смерти. Гарри же серьезно задумался о своей проблеме с дементорами. Том нехотя признался, что занятия окклюменцией должны были снизить чувствительность Гарри к этим тварям, но, судя по всему, произвели обратный эффект. В обморок Гарри упал гораздо раньше, чем в поезде. Поиск в библиотеке также ничего не дал. Будто о стражах Азкабана было ничего не известно. Нехотя Гарри пошел к профессору Люпину, который уже заслужил себе славу лучшего преподавателя ЗОТИ. Гарри был бы с этим согласен, если бы профессор так навязчиво не опекал его! На практических занятиях к исследуемому материалу он допускался в самую последнюю очередь. Профессор неизменно хвалил его при ответах на банальные вопросы, а трудные всегда доставались Гермионе. А больше всего Гарри раздражали занятия после письменных проверочных работ: его «П» неизменно озвучивалось перед всем классом, что привлекало к Гарри совершенно ненужное внимание. А неизменное мягкое приветствие в начале урока «здравствуйте, дети» вызывало глухое раздражение — профессор будто обращался к душевнобольным и недоразвитым особям человечества, которых нельзя раздражать. Если бы профессор еще и прощался с ними так же — Гарри бы взвыл. Люпин встретил Гарри благодушно, тут же пригласил в личный кабинет на чашечку чая, не забыв про своё фирменное «здравствуй, Гарри», вызвав у оного еле сдерживаемый зубовный скрежет. Профессор даже не поинтересовался, зачем Гарри явился, чем заставил насторожиться параноидального Тома, высказал своё сожаление о неудачном для Гриффиндора матче и тут же дал развернутую лекцию о дементорах. «Такое ощущение, что тебя он давно ожидает, — хмыкнул Том. Для восстановления ментальной связи хватило двух ночей, хотя Том все еще не рисковал с телесным проявлением. — Сейчас точно предложит обучение для борьбы с ними». Профессор и правда свернул пространственный монолог о том, какие дементоры плохие и какой плохой Блэк, раз смог сбежать из-под их надзора. Гарри не понял, при чем тут Блэк, но вопросов решил не задавать. — Бороться с дементором можно при помощи высшей магии, обычно в школе её не изучают. Это заклинание Патронуса. «Гарри, не спи! — ругнулся Том, — прояви хоть одну эмоцию! Профессор же старался!» — И как оно действует? — с задержкой поинтересовался Гарри. Уж слишком голос профессора был размерен, без мысленного пинка Тома он бы и не понял, что тот закончил. — Если всё сделать правильно, заклинание вызовет Патронуса, — пояснил Люпин, а Гарри почувствовал себя не очень умным человеком. «Ватсон в действии», — непонятно чему хихикнул Том — А что представляет из себя Патронус? — осторожно уточнил Гарри. — Патронус — что–то вроде покровителя, будет тебе щитом против дементора. В общем, антидементор. Том тут же подкинул картинку, как Гарри съежился за гигантской фигурой, чем-то напоминающей тролля, сжимающей в руке огромную дубину. — Патронус — это вид положительной силы, воплощение всего, что дементоры пожирают — надежду, счастье, стремление выжить. Но, в отличие от человека, Патронус не знает, что такое отчаяние, и поэтому дементор не в состоянии причинить ему вреда, — продолжил профессор Люпин. — Однако я должен предупредить, что заклинание может оказаться для тебя слишком сложным. Оно бывает не по силам даже опытным волшебникам. «Как же, — фыркнул Том. — Заклинание явно работает на эмоциях, а те, как правило, мимолетны. Без работы над своим сознанием тут точно ничего не получится». — У каждого волшебника получается свой Патронус, — продолжал Люпин.— Надо сосредоточиться на одном–единственном, самом счастливом воспоминании и произнести магические слова, — объявил профессор. Том в голове уже явно хохотал. Уж очень нелепо сочетался профессор нездорового вида в потрепанной одежде с тем высокопарным тоном, который он выдерживал. Люпин выдержал долженствующую быть эффектной паузу и продолжил: — А теперь слова... — профессор прокашлялся. — Экспекто патронум! Если Гарри и должен был впечатлиться сложностью заклинания, то профессор явно не достиг нужного эффекта. Под руководством Тома уже были выучены и более сложные заклинания. А что уж говорить про скороговорки, над которыми Гарри целое лето ломал язык и продолжил благое дело в школе. — Профессор, вы можете меня научить этому заклинанию? — Гарри постарался вложить в голос как можно больше надежды. — К сожалению, я не могу сейчас с тобой заниматься, Гарри, я заранее сообщу тебе о начале наших занятий. Гарри удрученно кивнул и выскользнул из кабинета, уже ощущая предвкушение Тома перед новым направлением в их занятиях. Схватить эмоцию за хвост, как это поименовал Том, оказалось непросто. Особая сложность заключалась в том, что эмоция должна была быть положительной. «На грани щенячьего визга», — едко прокомментировал Том. Гарри перебрал не такой уж и большой арсенал положительных воспоминаний. И приход Хагрида к Дурслям, и первый полет, и первый пойманный снитч, вспомнил и первое Рождество в Хогвартсе. «Поттер, — Тома категорически не устраивали все варианты. — Почему у тебя всё «первое?» Не имеешь счастливых воспоминаний, так придумай что-нибудь!» И Гарри попытался придумать. В преддверии следующего похода в Хогсмид учителя вновь начали косо посматривать на Гарри. Макгонагалл даже попыталась провести с ним беседу о Сириусе Блэке, но, судя по всему, передумала, как только в кабинете трансфигурации они остались одни. В своей речи декан ограничилась грозящей опасностью одиночных походов по школе. Чем ближе был поход, тем более напряженными становились учителя. — Профессор Макгонагалл, — по совету Тома Гарри решил не искушать судьбу и задержался после очередного урока трансфигурации. — Я хотел сообщить вам, что не пойду в Хогсмид. — Я могу узнать, с чем это связано? — сдержанно поинтересовалась Макгонагалл. — Не хочу, чтобы преподавательский состав утруждал себя выдумыванием повода для отработки, — довольно грубо ответил Гарри и, пока декан приходила в себя, поспешил сбежать из кабинета. Вместо похода в Хогсмид Гарри решил сходить в гости к Хагриду. Тот если еще и обижался на то, что Гарри отказался от ухода и полгода не общался с ним, то виду не подал. К вящему недовольству Тома, который испытывал к лесничему жуткую антипатию, всё оказалось не так плохо. За огромной кружкой ароматного чая Хагрид рассказывал о своих нехитрых проблемах: о том, что списался с бывшим профессором Кеттлберн, который дал несколько дельных советов и даже выслал старые планы учебных занятий. О том, что многие обитатели леса ушли в чащу — подальше от дементоров. За разговорами как-то незаметно пролетело время, и когда Гарри вернулся в школу, то встретил там обеспокоенных Рона и Гермиону, которые уже давно вернулись из деревни. Незаметно пролетели рождественские каникулы. И профессор Люпин напомнил о давно назначенных занятиях. Том оценил идею с боггартом, хотя и удивился, что Гарри реагирует на него, как на настоящего дементора. Несмотря на все ожидания Гарри, что заклятие он усвоит быстро благодаря тренировкам с Томом, его ждало разочарование. Стоило перед его глазами появиться дементору, как сознание радостно махало ручкой и улетало в заоблачную даль. Седых волос у профессора Люпина после первых двух занятий явно прибавилось, а количество шоколада — значительно уменьшилось. После третьего занятия Люпин уже и не рад был, что вообще согласился на эту авантюру. На четвертом Гарри прекратил сразу же падать в обморок и успевал выкрикнуть заклинание. На пятом, когда нервы одного и терпение другого были на пределе, у Гарри получилось создать небольшое светлое облачко. Правда, Гарри так и не понял, что он вспомнил в этот момент. Радостный Люпин со словами: «Это большой прогресс, тебе надо отдохнуть» – быстро выставил его за дверь. Лежа в кровати вечером, Гарри пытался проанализировать то, что произошло в кабинете. «Сначала я думал о родителях, о том, как они меня любили. А потом…» — Гарри никак не мог сформулировать свои ощущения. Том ему не мешал. Он-то явно уловил то воспоминание, которое позволило Гарри сотворить пародию на Патронус, но сообщать об этом не собирался. После выходных Гарри вновь пришел к Люпину на дополнительные занятия. Плитка шоколада заранее лежала на столе, сундук с боггартом стоял не шевелясь. В кабинете царило напряжение. И вот костлявая рука, покрытая струпьями, показывается из-под крышки, черная фигура дементора за какие-то секунды вырастает чуть ли не до потолка — именно так кажется напряженному Гарри. — Экспекто патронум! — раненой белугой заорал герой магического мира. На какой-то миг кабинет залило слепящей вспышкой света. Когда зрение восстановилось, боггарта нигде не наблюдалось. — Что ж, — Люпин сел на стол, чего ранее себе не позволял, и задумчиво засунул в рот кусок шоколада. — Занятия можно считать успешными. — Ага, — в остолбенении согласился Гарри. — Хочешь шоколада? — растерянный профессор впервые с начала учебы показался Гарри настоящим. — Да, — Гарри так же сел на парту. Том молчал. — Я пойду, профессор? — Да-да, иди, Гарри, — рассеяно отозвался Люпин. И когда Гарри подходил к двери окликнул его: — О чем ты думал? — О родителях, — не моргнув глазом, соврал Гарри. — О том, как они меня любили, об улыбке мамы. Выйдя из кабинета, Гарри бегом бросился в Комнату желаний. «Том, — окликнул Гарри, оказавшись в родной мансарде, — ты знаешь, о чем я подумал?» «Это было очень ярко, Гарри», — голос Тома был очень довольным и буквально лился патокой. «Но тогда это не вызвало таких ярких чувств!» «Главное, что сейчас вызывает». «Я… Я не понимаю» «Я уверен, что скоро ты всё поймешь, — откликнулся Том. — Главное, с дементором ты кое-как бороться научился».