Просто вместе

      Майлз шумно выдыхает и поворачивает голову к безмятежно улыбающейся Агнесс. Она со смешком подтягивает тонкую бретельку лифчика и кивает ему на стакан виски, стоящий на тумбочке, - на краю отпечатки ее помады, и Кейн прикладывается прямо к ним ртом, чтобы потом, вытерев губы, долго рассматривать неяркую красную полосу на руке.       Ему все порядком осточертело. Осточертело настолько, что он широко-широко улыбается ей в ключицу, радуясь, что она не видит, как это неправдоподобно и что никто этого не видит. Майлз неожиданно для самого себя оказывается просто отличным актером. Просто ох…енным.       Когда она уходит, Кейн хватает телефон и вчитывается, вглядывается в стройный ряд одинаковых сообщений. «Возьми трубку. Возьми трубку, Майлз». Возьми хоть что-нибудь, возьми, вцепись и вылези из этой загнивающей зловонной трясины. Месива из вечеринок, ненужных знакомств, мельтешащих лиц, фальшивых оскалов, своих беспомощных улыбок и бегающих взглядов в ответ на все вопросы об Алексе. Из этой раздражающей среды, в которой он, как рыба в воде - рыба с вспоротым крючком брюхом, рыба с торчащей изо рта леской.       Майлз не понимает, начинает ли тот огромный снежный ком обиды на Тернера таять или же наоборот затвердевать в ледяную глыбу. Он скучает, и ему кажется, что это видно по нему, что это просачивается через кожу, льется каким-нибудь особенным светом из зрачков - должен же он хоть что-то видеть в этой пестроте.       Хоть чем-то занять себя.       Но группа - уже не жилец: катастрофически не хватало денег, как должны были подумать все. С финансами реально был напряг, но он был и с Майлзом, уперевшимся в себя, как в глухую стену, просто не желающим что-либо делать. Ребятам это надоело, Кейн был слишком занят собственными переживаниями и зализыванием огромной раны, разверзнутой под ключицами, где так любил ставить метки Ал, и идущей до сердца, отравляя его всего едким ядом, болезненными рывками нерастраченных эмоций - наружу. «Мошенников» больше нет, но Кейн тот еще ловкий плут. Он думает, что так усердно врать всем и иногда самому себе вряд ли кому-то удастся.       В последний раз Тернер звонил совсем недавно - Майлз зависал в прострации, готовый в любой момент встрепенуться и показаться всем улыбчивым и оживленным. Ма - душа любой сраной компании, но отнюдь не компании самого себя. Он сбрасывает, как и все предыдущие разы, не догадываясь, откуда в Алексе смелость, которую он никак не найдет в самом себе.       У Кейна начинают дрожать пальцы, и руки, и колени, и нижняя губа, и он слушает кажущийся мерзотным из-за такого количества раз рингтон, вперив глаза в идеальную белизну потолка.       Он начинает писать - хватает на неполный блокнот - и играть… в попытке собрать себя хоть в какое-то целое. В целое, сшитое, слепленное по кускам. С одним потерявшимся.       Тернер. Тернер выглядит ужасающе беспомощным - волосы обрамляют скуластое лицо… Майлз искал фотографии в интернете. А еще он разговаривал с Мэттом недавно, и у них тоже не все так гладко, как хотелось бы. Кейну аукается глубоко в сердце каждый замеченный им выход в свет Алекса и Алексы. Он не уверен, что в их неспокойной паре все хорошо, но уже начинает понимать, что Чанг так просто не выпустит уставшего и, кажется, за…банного всем Ала.       Майлза славно сцапали в свою компанию ребята из The Coral или он к ним прибился - неважно. Кузены потащили его в небольшой тур, протащили вместе с собой, шумя и смеясь. И теперь только кинувший сумку в коридоре Кейн получает из рук мамы самый что ни на есть простой белый конверт, по одному взгляду на размашистый почерк угадывая отправителя.       «Черт», - думает он, прочитав. Сжимает вспотевшие ладони в кулаки и, не веря словам, прикрывает глаза. «Черт, черт, черт». Каждая строчка заостренной иглой впивается в горло.       Это и есть правда, и ему тяжело говорить и дышать.       Майлз хватается за телефон, потом за истрепанный блокнот - сжимает в руках, но ничего не делает. У него в глазах мутная влажная пелена, а за ней, в самом отверстии зрачка - Ал.       Кейн про себя заходится в крике, потому что ему надо сказать, что он любит. Если не с первой встречи, то со второй, третьей это бы неумолимо случилось; Майлз чувствует, что так надо. Надо взять за руки, надо ощущать рядом. Надо обхватить узкое лицо руками, со всей нежностью, которая копилась-копилась и сейчас готова выплеснуться из него, огладить большими пальцами скулы и линию челюсти – Боже, как же давно они не виделись! - и шепнуть Тернеру, какой же он дурак, шепнуть, что, ну какие могут быть условия - их же соединит как половинки магнита, и что Майлз тоже дурак. Майлз просто непроходимый тупица, но он влюблен по уши.       «Черт» - думает Майлз, краснея и все еще не понимая, что ему надо сделать. Он позвонит, или напишет, или приедет и сгребет Алекса в охапку, зацеловывая его всего. Обязательно.