Освободитель поневоле

Устало опираясь на зубцы крепостной стены, сотник Роджерс, временно ставший «военным командиром» крепости ди Вольпе, щурясь, смотрел на восходящее солнце, даже не удосуживаясь прикрыть глаза. — Хвала Богине, перетерпели… — вырвалось у него. Сказать, что ему было плохо — ничего не сказать. Все тело страшно ломило, в животе был настоящий ураган, глаза немилосердно жгло и резало, мозги напоминали болото, в котором недавно загорелись торфяники, и, в довершение ко всему, страшно хотелось спать. Единственным, что его радовало, был тот факт, что О'Иннеру, стоявшему рядом, было так же плохо, как и ему, и всему населению крепости. Этой ночью их мозги атаковали особенно яростно. И, если бы не выпитая всеми вечером чашка настойки, многих бы людей гарнизон мог не досчитаться. Люди были измотаны постоянными ментальными атаками и бессонницей, ведь выспаться днем просто не представлялось возможным — атаки шли круглосуточно. — Бл*ть, если бы эти сволочи хотели нас захватить, им бы просто надо было атаковать. — Роджерс глядел на демоническую территорию с бессильной злобой в глазах. — Мы же тут с ног валимся, один щелбан — и на полу… Стоявший рядом О'Иннер нехорошо ухмыльнулся и попробовал достать Роджерса щелбаном, но из-за усталости не рассчитал расстояние и теперь бессильно махал ладонью рядом с его лицом. — Убери от меня свои грязные лапы… — вяло возмутился Роджерс, силясь вспомнить, по какому алгоритму люди ходят на двух ногах. — Не-е-е… — Это саботаж… — Да-а-а… Отмахнувшись от, похоже, вконец спятившего напарника, Роджерс, пошатываясь, пошел вниз по лестнице. Каждый шаг давался ему неимоверным напряжением остатков воли, а удержание тела в вертикальном положении съедало остальные ресурсы мозга. Видимо, из-за этого он не сразу осознал две вещи: он на земле и его кто-то зовет. — Сотник! — кликнул его проходящий мимо солдат. — Сотник, вас Робинсон зовет! Он у ворот! — А? А… — глубокомысленно ответил Роджерс и пошел туда, куда было сказано. Серьезно, что ему надо? Робинсон, хотя и находился в тех же условиях, что и остальные, держался, казалось, лучше всех. По крайней мере, пока вы не подойдете поближе и не увидите, что он просто физически не может согнуться или совершить какое-нибудь резкое движение — намертво затекла спина и плечи, не сгибавшиеся где-то двое суток. — Что такое, зампотылу? — выдавил из себя Роджерс, облокачиваясь на зубцы крепостной стены. — Прислушайся. Последовав совету, Роджерс слегка напрягся, вслушиваясь в звуки окружающего мира. Да ничего особенного. Птички поют, ветерок дует, издалека доносятся слова песни… Секундочку. — Песня. Далековато, правда, слов не разобрать. — осенило Роджерса. — Так и есть. — Робинсон кивнул. — Зови всех, кто может сражаться, мы должны быть готовы. — А вдруг наши? — Тем более надо их встретить при полном параде. — Хорошо. — тихо выругавшись про себя, сотник поковылял собирать остатки гарнизона по всей крепости. Когда уставшие и злые солдаты вместе с не менее уставшими ополченцами заняли боевые посты на стене, песня стала достаточно громкой, что можно было услышать ее слова. Пары слов песни хватило, что бы Роджерс узнал её. Это была так называемая «Бочка виски», довольно популярная в узких кругах застольная песнь. Факт этого немного приободрил Роджерса — вряд ли монстры знают ее, но, с другой стороны, этот же факт заставил Роджерса напрячься еще сильнее. Солдаты Лескатии отнюдь не страдали от кретинизма и вряд ли бы стали петь что-то подобное, находясь в пути. Вскоре, вслед за песней, на горизонте показались знакомые знамена Лескатии с золотым крылатым крестом на белом фоне. «Мы спасены!» — подумал Роджерс, мысленно радуясь зрелищу. — «Наконец подмога!». Видимо, те же чувства обуяли и стоявших рядом солдат — знамена были встречены радостными криками. Сразу за знаменами показалась процессия конных и пеших воинов. Во главе процессии, прямо за знаменами, широко шагая, двигался человек в крепкой и очень тяжелой на вид стальной броне. Судя по громкому реву, что доносился из-под закрытого глухого забрала, немолодой мужчина являлся главным голосом в своеобразном хоре. Мама, это все фигня! Беда такой пустяк, Беда такой пустяк, Коль виски ждет тебя!  — донеслись до ушей солдат весьма громкие и удалые слова припева песни. Судя по тому, с каким надрывом они были выкрикнуты, припев был последним. К тому же, командир решил больше не насиловать уши солдат гарнизона и к подъемному мосту колонна подошла относительно молча. — Значит, все-таки послали его. — прокомментировал Робинсон, глядя на лидера колонны. — Ожидаемо. — Кого «его»? — Роджерс пребывал в недоумении, пытаясь узнать символы, выгравированные на доспехах. — Первый раз вижу такой герб. Кто-то с южной границы? — Ну… технически да. — уклонился Робинсон от ответа. — Скоро узнаешь. Давай спустимся, он не любит ждать. — Ладно. Опускайте мост! — прокричал Роджерс солдатам, что дежурили у подъемного механизма, с грустью поглядев на все еще болтающиеся на петлях останки ворот — снять их не было ни времени, ни сил. После того, как край моста ударился о землю, колонна быстро и практически без шума (что Роджерс всегда считал признаком профессионализма) вошла в крепость. Быстро построившись в четыре шеренги, солдаты встали по стойке «смирно». Судя по тому, что почти сразу же к их командиру подошел Робинсон, все эти действия были предписаны неким этикетом, о котором Роджерс ничего не знал. — Добрый день, сир Боррик. — слегка поклонился Робинсон, обращаясь к командиру. — Мы рады видеть вас в крепости ди Вольпе. Челюсть Роджерса, как и у половины стоящих рядом с ним, некрасиво отвисла. Сир Боррик… Сир Александр Боррик, один из четырех паладинов, здесь, прямо перед ними, во плоти! Но следующие события окончательно выбили их из колеи. Фигура в доспехах одним движением могучей руки сняла шлем, явив миру лицо, что было под ним скрыто, после чего в воздухе раздались слова, произнесенные немного хриплым басом: — Клянусь своей бородой, Робинсон, если бы не вино в погребах твоего графа, то черта с два я бы поперся в такую даль! — Разумеется, сир Боррик. — Робинсон кивнул. — Я дам вам ключ, как только ваши солдаты разойдутся по своим местам. Наши люди устали и им требуется замена. — Без проблем. — паладин повернулся к своим солдатам и, подняв правую руку вверх, скомандовал. — Мужики! По боевым позициям — разбегайсь! Через десять секунд ни одного солдата перед воротами не стояло. Удовлетворенно хмыкнув, Боррик повернулся к онемевшим от удивления солдатам гарнизона, после чего, отхлебнув из фляжки, сказал: — Ну, народ, показывайте, кому тут надо навалять во славу Ордена. Чем больше за эти два дня Роджерс узнавал о сире Боррике, тем больше давали трещину его светлые убеждения о паладинах. Впрочем, узнав от Александра, что только он один такой «за*бись ох**нный», сотник на свои опасения плюнул. Кстати о паладинах. Паладинами в Лескатии, как правило, стремились стать герои, отслужившие делу Ордена некоторое время и, достигнув там больших высот, подавшиеся в Воины Церкви. Но этого было мало для обряда Посвящения. Воин Церкви должен был свершить что-то небывалое, чтобы обратить на себя внимание самой Илиас, которая, лично обратившись к кандидату, и посвящала его, даруя специальную митру (в Лескатии «паладин» — церковный сан). Что конкретно совершил Боррик — никому не известно, кроме, пожалуй, Саши Фолмун и королевы, поэтому в войсках гуляли легенды одна страшнее другой. Причем наибольшей популярностью пользовалась та, в которой Александр Илиас просто перепил. И она не была беспочвенной, так как поглощать алкоголь сир Боррик мог долго, упорно и не пьянея. Паладины владели высшими чудесами, были храбры, сама Илиас освящала их доспехи и оружие. Говорят, что они могли даже некоторое время находиться на территориях оскверненных настолько, что обычному человеку хватило бы и минуты, чтобы сойти с ума от воздействия демонической энергии на все каналы восприятия. Они могли выйти в одиночку против огромной армии, но… была одна беда. Как вы уже поняли, их даже в рассвет Лескатии было всего десять, а сейчас и вовсе лишь четверо — остальные пали, когда вместе с невероятно мощной волной демонической энергии на континент вторглись армии монстров. Простые солдаты тогда почти все «обратились», так что сопротивление продолжали лишь паладины. Шестеро пали тогда, остальным пришлось отступить, выжигая все на своем пути. Сейчас реально выйти на бой мог только Боррик — двое выживших потеряли почти все свои силы от ран и скверны, хотя и готовы были вернутся в строй простыми героями, а еще одного Илиас оставила охранять свой главный храм на континенте Илиас, тот не смог ей ничего возразить. Боррик мрачно шутил, что богине просто не с кем общаться, вот и держит там бедолагу. Воины, которых он привел с собой, были из отряда, основанного когда-то героем Джоном «Мщу-за-всех». В него вступали люди, которые когда-то пострадали от монстров и теперь решили вернуть должок. У кого-то жену сделали суккубом, кто-то чуть не был изнасилован, чью-то деревню захватили, чья-то любимая ушла в секту Падшей Богини… Причины не разглашались, но и нужды в этом не было — люди без колебаний помогали друг другу и верили своим товарищам по оружию безоговорочно. Ненависть к общему врагу сближает. В те времена, когда Лескатия еще могла себе позволить попытки отвоевания территорий по причине слабого «фона» (и даже кое-где преуспела), отряды примерно на три четверти состояли из этих людей. Так или иначе, теперь гарнизон крепости был усилен, так что Роджерс и остальные наконец-то выспались вволю…