Артефакт Вечности

      Сталкеры долго не могли понять, в чём дело и как такое случилось. Когда мы вчетвером привели пятерых оборванцев, донельзя загруженных тяжеленными баулами и трубами «Шмелей», атмосфера воцарилась непростая. Кто-то так и остался на месте, удивлённо оглядываясь по сторонам; некоторые похватали оружие в страхе, что бандиты пришли захватывать территорию в сопровождении предателей. К счастью, обстановка быстро разрядилась, и пленных передали местным в целости и сохранности. Волк, лидер деревни, лично проводил бандитов до сырого подвала под одним из домов, где решили держать «языков» до допроса. Несомненно, он был доволен нашими трудами. Стоило немного надавить на мародёров, и те раскроют все данные о противнике. В частности, сталкеров интересовали тропы, по которым враг получал снаряжение. Одну мы накрыли прошедшей ночью, но могли быть и другие, менее заметные для постороннего глаза. Ещё в распоряжение деревни попало несколько гранатомётов, не говоря уже о трофейных автоматах с амуницией и сухпайках. Волк понимал: если бы «Шайтан-трубы» попали в руки бандитов, местные понесли бы огромные потери. В каком-то смысле наше с Авдеевым появление спасло немало жизней. Может, потому Волк и решил переговорить с нами без посторонних, подозревая о тайной цели неожиданного появления. В конце концов, многим бродягам плевать на междоусобицу, а потому в распри сталкеров и бандитов чужие впрягались крайне редко.       Комната пребывала не в лучшем состоянии: штукатурка давно облезла, стены потемнели под тридцатилетним солнцем, кое-где видна кирпичная кладка. Но в то же время здесь было по-своему уютно. Хозяин приложил руку к чистоте и порядку, приведя дом в человеческий вид. Заметное отличие обжитых построек Зоны от заброшенных или временно удерживаемых заключается в порядке. Это, в первую очередь, дисциплина, а без неё человек быстро перестаёт считаться за такового. Системность позволяет легче ориентироваться в собственных действиях и намеченных целях; так и в доме намного приятнее жить, соблюдая порядок. Волк поставил у обветшалого стола два стула и усёлся напротив. Он рассчитывал на долгий разговор, а потому пришлось подчиниться. Некрасиво перечить в чужом доме, да и не принято у сталкеров спорить между собой.       Волк был одним из первых первопроходцев Зоны. Говорили, у него до сих пор сохранились связи с некоторыми силовиками «Долга», в ту пору носившими шевроны ВСУ. Человек с невиданным багажом опыта, он нашёл призвание здесь, на Кордоне. Такие люди, как Волк, беспорядочно разбросаны по Зоне, и от их координирования в известной мере зависит безопасность вольного общества. Они создают собственные группы, чтобы поддерживать порядок в регионе. Главное, социум безоговорочно им верит и искренне их уважает.       Сталкер опёрся локтями о столешницу и скрестил пальцы, собираясь с мыслями.       — Мужики, должен поблагодарить за помощь. Вы знаете, наши двери для вас всегда открыты. Беркут, ты такой же друг местной братии, как когда-то Могильщик, земля ему пухом. Ледокол, с тобой мы тоже знакомы немало лет.       — Всегда пожалуйста, Волк, и за память о Могильщике отдельное спасибо. Учти, что бандиты с АТП хорошо снабжаются. Наш караван наверняка не единственный, а потому вам следует быть осторожными.       — Интересно, куда смотрят военные, — сказал Макс. — Поставщики оружия — золотая жила для наших «защитников Отечества». Они всегда либо накрывали транзит, либо облагали хараджем*. Тут или повышение или деньги, смотря, в чём нуждаешься.       — Боюсь, ситуация изменилась. Будь всё по-старому, бандиты не закрепились бы на АТП с огнемётами. Военные не любят держать под пазухой слишком сильных. Теперь же у них нет выбора.       — В чём дело? Боятся? — предположил я. — Кого?       — Сами не знают. Вот факт: уже месяц не утихает охота на ведьм. В роли последних военные сталкеры и группы спецназа. Почему, думаете, мародёры преспокойно гуляют по Зоне? Потому что некому их травить. Солдаты с блокпоста просекли ситуацию, вот и не суются.       — И никакой спецоперации?       — Последнюю проводили в конце июля. Хренова куча вертолётов полетела к Припяти, попутно обстреливая землю пулемётами. Почти все погорели.       — А десант?       — Я уже говорил о зачистках. Кто успел добраться до блокпостов, выжил. Остальных мы закапывали на холмах, чтоб не смердели. Хоронили то, что осталось. Охотники действовали профессионально и, судя по трупам, никакими моральными принципами не руководствовались.       Максим поиграл желваками, осмысливая услышанное. Мне тоже стоило призадуматься. Чтобы устроить холокост военным силам, нужно обладать куда более серьёзными ресурсами, чем те, что были у любого из известных мне полюсов в Зоне. Только один клан мог пойти на такое безумие, используя при этом правильно подобранный инструмент — отряд ликвидаторов. Такой вывод объяснял превосходство убийц, но наводил на новые вопросы. Если фанатики «Монолита» вновь в игре, чего они добивались? Я лишил сектантов единственной волшебной палочки, способной воплотить их больные фантазии. Как сказал Волк, вот факт: если «Монолит» вправду активировался, вокруг станет слишком жарко. Уйти в сторону не получится хотя бы потому, что они не признают нейтралитета. Оставалось одно: как можно быстрее выйти на Рейтара, а потом… Я ещё не решил, что буду делать дальше.       — Итак, — нарушил тишину Волк. — Похоже, вы над чем-то усиленно думаете. Позвольте и мне сделать пару выводов. Вы обвешаны снарягой, которую у Сидора в жизни не найдёшь, если не пользуешься благосклонностью покровителей. Только появившись, вы ввязались в бесполезную для вас войну, ни слова не сказав об этом мне. Как полевой командир, я должен был знать о предстоящей бойне.       — Извини, мы не хотели…       — Беспокоить? Спасибо за заботу, правда. Давайте я скажу, что вижу вас здесь не просто так, а вы согласно кивнёте. Мужики, ваши дела меня не касаются. За огнемёты благодарю от имени всех сталкеров Кордона. Просто хочу сказать: если вам что-то нужно, говорите сейчас, пока у подходов к деревне не стреляют.       Я еле заметно улыбнулся. Мне нравился его настрой. В расспросах Волк, конечно, прав. Когда на твоей территории начинают беспредельничать посторонние, пусть даже хорошо знакомые люди, невольно занервничаешь. С другой стороны, он понимал, что переходить границы не следует, а потому скромно предложил помощь. И предложение это было очень кстати.       — Нам нужно попасть на Затон, причём как можно быстрее. Территория для меня незнакомая, а для Ледокола тем более. Что посоветуешь?       Волк опустил голову на скрещенные пальцы.       — Значит, обычная дорога вам не подойдёт?       — Она займёт не меньше суток и пролегает через владения «Долга», бандитов и прочих прекрасных созданий. Я думал, у тебя есть что-нибудь на примете.       — Есть, — согласился сталкер, — только ничего хорошего из этого не выйдет. Слышали что-нибудь про Тёмную лощину?       — Ох, — выдохнул Максим. — Она же изолирована с одиннадцатого года. Последний выброс из тех, что кроили Зону как могли, замуровал там около двадцати сталкеров.       — Недавние потрясения в мире отразились и на нас. Открылись кое-какие коридоры, о которых мы давно не слышали. Тёмная лощина из них. Она проведёт вас на Затон часов за шесть-семь.       — А в чём загвоздка? — спросил я. — Могильщик рассказывал об этом перевале. Много аномалий, но никаких артефактов, чуть завышенный фон. Прямая дорога между двумя склонами, по которым проходят железнодорожные пути. Одним словом, пустырь.       — Так было, когда Могильщик топтал Зону в одиночку. Зато сейчас с лощиной творится полная чехарда. Не все возвращаются, а кто приходит… Сталкеры не говорят, с чем столкнулись, но глядя на них, ничего хорошего не увидишь. Плохое место. Ладно, я вас оставлю. Если что решите, найдёте меня снаружи.       Волк поднялся со стула и зашагал к двери. Снаружи до сих пор ликовали. Уверен, они ещё и отметят наш успех, только чуть позже. Негоже распивать с утра горячительные напитки.       — Так что? — спросил Авдеев. — Учти, Тёмную лощину не любили и раньше.       — У нас есть выбор? Чем скорее попадём на Затон, тем больше шансов схватить Рейтара. Мы не знаем, что он предпримет, когда пронюхает о караване. В конце концов, вдвоём мы справимся с любым мутантом. Вколем цистамин и отправимся.       — Тогда не будем терять время. — Максим встал и поправил разгрузку. — Как говорится, большому кораблю и айсберг не страшен.       — Насчёт последнего твоего оптимизма не разделяю, причём небезосновательно. Однако Тёмная лощина — наш единственный фарватер до Затона.              Мы шли не меньше трёх часов. Осеннее солнце скрылось за темнеющими тучами. Собиралась гроза, и перспектива попасть под ливень нас не умиляла. Два обрыва, которые соединял мост с проложенными по нему рельсами, мы оставили позади. Вокруг, подобно монументам, стояли недвижимые холмы, вывернутые землетрясениями и гравитационными полями. То и дело мелькали вспышки «Каруселей» и «Трамплинов», реагирующих на каждый влетевший в них редкий лист с корявых, почти голых деревьев. Тропа была неширокая, каждый её метр усеян кочками и впадинами. За исключением ущербности пейзажей, ничто вокруг не предвещало угрозы. Тёмная лощина ничем не отличалась от остальных достопримечательностей Зоны. Разве что было непривычно холодно, хотя ветра я не ощущал.       — Давай-ка передохнём, — предложил Максим. — Что-то мне нехорошо.       Авдеев уселся на обочине, скинул рюкзак на жёлтую траву. В воздухе запахло цитрусовым концентратом. Я тоже устроился на земле и испил из фляги. Вокруг стояла непривычная тишина, разбавляемая лишь еле различимым шелестом разросшихся неподалёку кустов.       — Всё в порядке? — спросил я, глядя на бледное лицо товарища.       — Мысли в голову лезут, нехорошие. Воспоминания по большей части.       Я поймал себя на том, что по пути изредка подумывал об отце и Лиде. Столько лет прошло, а сколько за всё это время случилось. Когда тут вспоминать о разрушенной семье, если своих эпизодов из жизни хватало. К собственному стыду, Лиду я помнил смутно. Отца намного лучше: всё свободное время он посвящал детям. То, что произошло с сестрёнкой, не оставило нам никаких шансов. Мама долго оправлялась, а отец… Жаль, что всё так вышло, и вдвойне жаль, что Фемида не настигла виновных. Что до Немезиды, то ей вовсе не дали возможности.       — Макс, пора идти.       Напарник с неописуемой тяжестью поднялся на ноги. Что-то грызло его мысли и ни в какую не хотело отпускать.       — Подожди. — Он быстрыми шагами устремился к одному из холмов. — Я быстро!       Разумеется, оставить товарища я не мог. За возвышенностью нашёлся узенький проход в ущелье. Стало холоднее, что я мгновенно отметил про себя, а после остановился. Нужно было сразу просчитать такой исход, тем более, предпосылки были. Я сорвался с места вслед за Максимом.       — Ледокол, остановись! Там ловушка!       Его я нагнал быстро, однако задержать не мог. Схватил за рюкзак, но он грубо оттолкнул меня и побежал дальше. Из глубин ущелья донёсся чей-то звонкий голос. Плач? Расщелина вывела нас на небольшую поляну, сокрытую от посторонних сгрудившимися вокруг холмами. Под ногами чавкала глина, кое-где выступали камни.       — Алёнка!       В десяти шагах от Авдеева стояла молодая девушка. Светлые волосы разбросаны по плечам, длинная юбка скрывала стройные ноги, серая шаль накинута на белую блузку.       — Алёнка, дорогая! — Максим смотрел на неё с трепетом и обожанием и в то же время не мог пошевелиться, шокированный зрелищем. На иссиня-зелёных глазах девушки сверкали слёзы любви. Я же чувствовал лишь мороз, исходивший от неё вокруг.       — Ледокол, остановись!       — Не вмешивайся, — промолвил позади мужской голос.       — Не стоит, фантом. — Медленно обернулся, сжал ладонь на рукояти автомата.       Мужчина в синем прокурорском кителе смотрел мне в глаза, и в мыслях вновь всплыл образ Лиды, только намного отчётливее, нежели раньше.       — Алёнка, как я рад!..       — Максим, спустя столько лет?       — Не представляешь, насколько! Почему ты стоишь так далеко?       — Кто вы? — «Калаш» направлен на прокурора, палец на ствольной коробке.       — Ты не узнаёшь меня, сын? Всё держишься за оружие, думая, что только оно может тебя спасти?       — Не двигайся! Пристрелю, собака!       — Какая грубость. Вот что сделала с тобой служба. Во имя кого и чего? Я убил одного человека и на долгие годы потерял тебя. А ты? Считал, скольких лишил священного права на жизнь? Убийца с привилегиями, ты не лучше тех, кого я загнал за решётку.       — Алёнка, иди ко мне! Почему ты стоишь?       — Но есть шанс остановиться. Опусти оружие, доверь себя разуму, а не насилию.       — Алёнка, любимая!       — Ты говоришь так же, как он, но это не ставит тебя с ним в один ряд. Уходи, и я оставлю тебе твоё священное право.       — Ты прекрасна!       Не опуская оружие, я обернулся к «влюблённым». Девушка тянула к Авдееву прекрасные тоненькие руки, а тот хотел взять их в свои, поцеловать. Она же стремилась к одному: впиться «супругу» в сонную артерию.       — Выбор за тобой, Паша, и ты всегда это знал. Оставь прошлое за кормой Харона, иди со мной!       — Твои ладони божественны! А губы…       Я припал к автомату и выстрелил. Алёна повалилась на глину, разбрызгивая бурую, грязную кровь из груди и шеи. Тут же меня сбили с ног и прижали к земле. Спина ударилась о торчащий камень, благо, рюкзак немного смягчил падение. Прокурор наступил на автомат, склонился надо мной и схватил за горло, вдавливая кадык.       — Ты выбрал смерть!       От крепкой хватки невозможно было освободиться. Пальцы нащупали кобуру и изъяли пистолет, который, к счастью, не был зафиксирован. Щелчок предохранителя и выстрел. Мужчина в синем кителе отшатнулся, держась за живот. Я прицелился и вновь вжал скобу, тем самым раскроив ему голову.       Когда я поднялся, не было ни прокурора, ни Алёны. Лишь два окровавленных тела с серой кожей, на которой гноились волдыри и слабо подрагивали отростки. Максим сидел в грязи и непонимающе глядел на меня.       — Могильщик рассказывал о псевдолюдях. — В мыслях возник образ немолодого сталкера, на этот раз без чужого вмешательства. — Честно говоря, я не поверил, а оно вот как оказалось.       Авдеев уже осмысленным взглядом осмотрел тело мутанта, в чьи лапы чуть не попал.       Вскоре мы вновь вышли на тропу. Идти было тяжело, мысли крутились вокруг боли и страданий. Ледокол не мог простить себе слабости, проявленной, как ему казалось, с такой глупостью и безответственностью. Всю дорогу он молчал и не искал никаких возможностей выйти на контакт. Я его хорошо понимал, а потому не мешал чужим мыслям. Лишь смотрел по сторонам, чтобы не проморгать угрозу.       Впереди холмы постепенно рассеивались, всё больше выступала равнинная область. Значит, скоро мы распрощаемся с Тёмной лощиной. Несколько километров, и покажутся низины Затона с осевшими на высохшем дне кораблями. Ещё немного, и мы приблизимся к цели.       В какой-то момент я уловил быстро приближающийся рокот. Авдеев мигом прижался к склону, направив в небо дуло «Калаша». Там, под тёмными тучами парили два МИ-24, державшиеся друг за другом. Они летели в сторону Кордона, не обращая внимания на копошившихся внизу людей. Их воздушный фарватер вёл к теплу, наш земной напротив — загнал нас вглубь Зоны без явного намерения вытащить обратно. Всё только начиналось.              ***              Невозможно. Повсюду алела кровь: на разбитых дорогах, развороченных ступенях и даже на стенах домов. Сотни гильз рассыпаны по проулкам. На город опустилась мгла, и её холод веял прямиком из могилы. Его могилы, если конфликт не будет улажен. Да как можно уладить такое? Кучка диверсантов вынесла целый гарнизон и преспокойно покинула поле боя: бетонный островок, битва за который продолжалась уже месяц. Хоть бойцы под его командованием и отстояли город, сам полководец не чувствовал вкуса победы, ни самой капельки.       Инквизитор в очередной раз взглянул на вечернюю Припять и подумал о позоре, затмившем славное имя ликвидаторов. Именно с него спросит верховный, когда решится выйти из подвала. Хозяин не прощал ошибок и был глух к оправданиям, пусть даже значительным. Полководец не собирался снимать с себя обвинений: всё решила битва. Жаль, что не в его пользу.       К командиру подкрался солдат, носивший идентичную экипировку: бледно-серый камуфлированный комбинезон с накинутой поверх чёрной разгрузкой. В отличие от рядовых собратьев, которым снаряжение выдавалось под цвет хаки, элитное подразделение «Монолита» использовало всё в чёрных тонах, символизируя неминуемую гибель врагам веры. Главное, что отличало ликвидаторов от остальных, — противогазы с тонированными очковыми узлами. Никто и никогда не видел лиц тех озверевших созданий, что наводили ужас на обитателей Зоны. Невосприимчивые к боли и готовые к смерти, они уничтожили не одну бригаду «Долга», «Свободы» и армейского спецназа, оставляя после себя изувеченные с особым садизмом трупы как послание для живых. Теперь всё пропало. Последняя вылазка военных крыс дорого обошлась репутации клана.       — Полководец, трое выживших. Схвачены на месте.       — Ничтожества, — взревел Инквизитор. — Я взрежу им глотки!..       Агрессивный пыл, секунду назад овладевший сектантом, исчез под натиском нового чувства: всеобъемлющего, обездвиживающего холода. Ликвидатор-слуга упал на колени; Инквизитор склонил голову, не смея поднять скрытых за сплошной чёрной линзой глаз. Высокая фигура медленно подплывала в сумеречном тумане: полы чёрного плаща развевались при ходьбе, руки и стан абсолютно недвижимы. Лишь «Винторез» за спиной стучал в такт шагам. Лицо существа скрывалось за продвинутой маской военного экзоскелета.       — Во имя Харона! Во славу Монолита! — голоса ликвидаторов прозвучали в унисон.       — Оцепить город, выставить гарнизоны, усилить патрули, — прозвучал механический голос.       Инквизитор поклонился и бросил подчинённому:       — Выполняй.       Предводитель военизированной группировки «Монолит», господь для обитателей Припяти, шагнул на проспект в сторону прачечной. Полководец пристроился по правую руку хозяина, ожидая его воли.       — Твой провал приведёт нас к черте.       — Повелитель…       — Молчать! — Голос Харона проревел подобно грохоту лавины, погребающей людей в толще снега. Однако никто не слышал приказания: повелитель обращался лично к слуге, используя силу мысли. — Мы столкнулись со страшной провокацией, — вновь продолжил привычный механический голос. — Военные показали всей Зоне, что сюда, в чертоги «Монолита», можно проникнуть и вполне реально их покинуть. Скоро толпы сталкеров бросятся на поиски троп в город и найдут такие пути, о которых мы с тобой не знаем. Тогда крысы заполонят наш дом и будут пребывать каждый день, пока не истребят нас. Инквизитор, такого будущего ты желаешь братьям?       — Я отомщу им! Уничтожу всех на твоём пути!       Харон не ответил. Припять отнюдь не была большим городом, и вскоре перед лидерами предстали жестяные двери старого двухэтажного здания с выбитыми стёклами. Оконные проёмы затягивали вселенской чернотой, и только на первом этаже горел свет.       — Операция СБУ окончательно провалилась, но мы знаем, кто стоял у её истоков.       — Я заставлю Альянс бояться. Ликвидаторы уже месяц зачищают уцелевших военсталов.       — Этого мало. Места погибших займут новобранцы, а их гнев предзнаменует наше поражение. — Харон остановился перед дверьми, и дежурившие монолитовцы распахнули их для хозяина. — Генерал Модзалевский должен умереть.       — Доверь это нам.       — Ликвидаторы эффективны в Зоне, но за её периметром вас перебьют. Акт возмездия давно спланирован, а его исполнение поручено более утончённым людям.       Инквизитор негодовал. Верховный вновь напомнил о выскочках, бесправно именующих себя служителями «Монолита». В отличие от них, ликвидаторов, предвестники отвергали само существование Исполнителя желаний. Высокомерные и честолюбивые, они жили на краю Припяти обособлено от остальных. Собратья ненавидели их, но никто не смел им перечить: присутствие неверных — воля повелителя.       В фойе царил беспорядок. Военные, выгнав монолитовцев из химчистки, мало заботились об уборке, и форпост секты за месяц превратился в свинарник. Подумать только: почти тридцать дней враги сидели в осаде, строя козни истинным хозяевам города. На самом деле, их могли уничтожить в первые сутки, но Харон не хотел оставлять без контроля другие регионы. Сектанты должны были постоянно держать вахту у границ города, а ликвидаторы, способные выходить за поле действия антенн, — выслеживать и убивать военных сталкеров. Кампания проходила на фоне ужасающего сокращения рядов: с каждым днём всё больше монолитовцев терялись за пределами Припяти. Падение «Выжигателя» вело группировку к закату.       Солдат избивали. Полевая форма заляпана кровью, лица разбиты до посинения. Они стояли на коленях, а позади возвышались бойцы в бледно-серых комбинезонах, держа наготове остро заточенные ножи.       — Во славу Монолита! — прогремело приветствие палачей.       Харон остановился перед солдатами.       — Хочу видеть их глаза.       Монолитовцы схватили солдат за волосы и потянули назад. Испуганные, затравленные взгляды столкнулись о непроницаемую механическую маску, чёрные окуляры которой внимательно изучали пленников.       — Почему вы здесь?       Одновременно с вопросом военные схватились за головы. Инквизитор отлично их понимал: Харон любил использовать телепатию в качестве пытки. Тем не менее, ликвидатор не сочувствовал неверным, но, напротив, был готов лично пустить кровь и наблюдать за медленным исходом. Тот, кто отвергал волю Монолита, не заслуживал лёгкой смерти. Молодой парень, рядовой по погонам, повалился на пол; остальные держались. Повелитель ослабил контакт, позволив пленным отдышаться и сосредоточиться.       — Мы… не верили…       — Во что? В спасение? В то, что командиры вернут вас домой?       — Мерзкие трусы, — бросил Инквизитор. — Как они могут угрожать нашему величию?       — Не забывай, на какую подлость готов пойти Альянс. Сколько стоят эти пешки для Модзалевского? Мы снесли пощёчину, но пришло время отвечать. «Фарватер» провален; наступает черёд «Апофеоза».       Харон приподнял облачённую в чёрную перчатку ладонь. Тело лежачего солдата извело судорогой; изо рта, ушей и глаз полилась вязкая кровь. Пятно разрасталось, перекрашивая советский кафель в багровые тона. Наблюдавшие за казнью сослуживцы теряли последние остатки рассудка.       — Остальных в «седьмую», — прозвучал механический голос повелителя, и спустя минуту фигура в чёрном плаще скрылась среди клубов припятского тумана.