Специальный агент Саурона

Хозяин трактира был хоть и пройдохой, но поскольку дело имел с наиболее состоятельными путниками, предпочитал не заходить далеко в обмане. Уж лучше было угодить высокому гостю и получить хорошую репутацию, чем одним рассказом недовольного путника всю ее испортить – этому завету он и следовал. Так и в этот раз он особенно отметил среди путников гномов – соседство с подгорным народом давно показало, что те могут долго торговаться и осторожничать, но если уж слово дадут, то не отступят от него. А эти, вроде, из Эребора, потому точно обманывать не будут, зачем им ссоры с соседями и худая слава? Когда можно за хорошую монету собрать им и вправду хорошие припасы. Трактирщик вообще устроился неплохо. Двор его был огорожен частоколом, а в услужении имелись несколько крепышей, так что мелких разбойных шаек можно было не опасаться. А больших тут и не водилось, они находились фактически в центре города. Это одиночкам легко – ограбил и сбежал, а чем больше соберется лихих людей, тем внимательнее к ним присматривается охрана, потому они держатся подальше от подобных мест, довольствуясь окраинами. Бывали, конечно, и более дерзкие банды, но эти предпочитали выбирать дома или склады наиболее зажиточных горожан, а пропивать награбленное в тавернах подальше от центра, хорошо зная, что выпитое будет мешать им, если нагрянет стража. Так что дело процветало, трактирщик точно знал, когда и кого не стоит обижать, зато запросить за это побольше и не остаться в накладе. Потому путники получили щедрую корзину с лучшими продуктами – лучшими из тех, что можно было найти в Эсгароте, конечно. За все это была получена хорошая оплата, хозяин таверны даже подумывал, провожая гостей, кто же эти гномы, что оставили два золотых сверху. Мушкетеры, покинув неприятный холодный город, повеселели, а опасаться им было нечего – их было попросту больше, чем спутников. Гномы тоже рассудили, что смогут справиться с людьми, если те возьмутся за оружие, полагая, что из всех пятерых опасным воином выглядит разве что гигант, остальные вряд ли могут похвастать огромной силой, так что опасаться нечего, а ехать по тверди им было приятнее, чем по воде. Только Сельвид выглядела по-прежнему подавленно, молчала все утро и была погружена в какие-то свои мысли. И Арамис, придержав коня так, чтобы ехать рядом с эльфийкой, попытался ее разговорить. Выходило вновь плохо. Девушка отвечала коротко и часто вовсе не то, о чем ее спрашивали. Но и Арамис не собирался отставать, уверенный и в силе своего обаяния, и в том, что их спутницу просто кто-то обидел. - Что такое сон? – внезапно спросила его Сельвид. Молодой человек опешил, принялся как-то путано разъяснять, сам не понимая, что она желает услышать, да и не в силах это объяснить ничем, кроме волей Господа, дарующей отдых людям. - А если просто ничего не видишь и не осознаешь, что с тобой происходит – это сон? – прервала Сельвид. – Люди так спят? - Без сновидений? - Что такое сновидения? - Ну… когда видишь что-то… чего в реальности нет… - Может быть, я не знаю. Но если не видишь ничего, не осознаешь себя, не чувствуешь – это что? Люди так спят? - Да, порой бывает, так… Эльфийка кивнула и вновь погрузилась в какие-то свои размышления, не обращая внимания ни на кого вокруг. Арамис, совершенно не понимая происходящего, предпочел пока больше не трогать девушку. Если ее кто-то и обидел… то она точно не желала этим делиться. А меняла тему она весьма странно. *** Пони гномов не могли бежать столь же резво, как кони мушкетеров, а потому двигались они нескорой рысью, что, все же, было быстрее, чем по реке против течения, поэтому всех этот выбор устраивал. Видимо, желая ближе познакомиться, а также разобраться в мотивах их спутников, чтобы окончательно понять, враги они или друзья, Торин спросил о мире, из которого пришли гости. Ему вновь ответил Атос, скупо пересказывая то, что считал важным для их дальнейшего путешествия. - И что же, достаточно одного желания, чтобы перейти в другой мир? В вашем мире все обладают подобным умением? - Разве что те, кто близок к Богу, - покачал головой Атос. - Близок к Богу? – гномы непонимающе переглянулись. - У нас так обычно говорят про священнослужителей. Портос, до того отмалчивающийся при королевской особе, теперь утерпеть не мог, пожелав раскрасить беседу: - Говорят, герцог д’Эпернон сложил с себя обязанности архиепископа и прибыл на осаду Ла Рошели, - посмеиваясь, заявил он. – Ришелье*, увидев у д’Эпернона молитвенник, иронично заметил, что тот занят не своим делом. На что герцог ответил: «Уж вы-то, монсеньор, меня понимаете! Приходится волей-неволей заниматься чужим ремеслом, раз другие занимаются нашим». Портос от души захохотал, Атос и д’Артаньян скрыли улыбки, а Арамис, вздохнув от такого пренебрежительного отношения к священнослужителям, принялся объяснять спутникам, кто такой Ришелье и отчего эта фраза смешна. Когда он дошел до разговора о религии, не коснуться которого не мог и без которого было бы непонятно, чем занят кардинал и отчего он не должен воевать, когда он собирался наконец рассказать про священнослужителей, Портос вновь не утерпел: - Да бросьте, дорогой друг! Господин Ришелье и религия! Кто же поверит в истинность веры Красного герцога? Однажды он велел слуге подложить шипы под седло своего «капеллана», господина де Мюло. Конечно, едва тот сел, лошадь принялась брыкаться от боли. И бедняга Мюло едва не свернул себе шею. Атос только тихо вздохнул – кажется, гиганту хотелось показать себя, вот он и взялся за пересказ всевозможных историй, которые ходили по Парижу, добрая половина которых была выдумкой, а другая хоть и была правдива, но переделана так, что уже плохо напоминала то, что в действительности произошло. - При чем же тут вера господина кардинала? – вступил в разговор д’Артаньян, отчего-то мрачнея. - А! Мюло, заметив хохот Ришелье, с негодованием сказал ему: «Вы – злой человек». На что кардинал замахал руками: «Молчите, молчите! Иначе я велю повесить вас – вы разглашаете тайну исповеди!».** Портос вновь захохотал, Арамис лишь слабо улыбнулся – эту историю он уже слышал, в гостиной мадам Рамбуйе ее любили пересказывать, а поскольку в данном случае насмешки было больше над Ришелье, чем над церковью, будущий аббат воспринимал ее гораздо лучше. Атос тем более оставался спокоен – насмешки над кардиналом и его свитой его не трогали, это не королевская семья. А вот гномы неодобрительно переглянулись – жестокость людей по отношению к себе подобным же, они понять не могли. И потому про тайну исповеди им слушать было уже безынтересно, даже не спросили, что это значит, да и про религию больше расспрашивать не стали, хотя из предыдущего объяснения поняли мало. Д’Артаньян внезапно послал коня в галоп. Остальные бросились было за ним, не понимая, что происходит, но их остановил Атос: - Нет, стойте! Он сейчас вернется. На удивленные взгляды граф отвечать не торопился, поэтому Торин, выждав, несколько мгновений, спросил прямо: - Что это значит? Куда он направился? - Ему просто надо немного остыть. Портос, вы очень невовремя заговорили о Ришелье, эта рана слишком свежа, - укорил он друга. А затем объяснил остальным: - Возлюбленная д’Артаньяна была убита Миледи. Но разрешение на это ей дал именно кардинал. Думаю, напоминание о характере Ришелье всколыхнуло эти воспоминания. Портос смущенно замолчал. *** Д’Артаньян действительно вскоре вернулся. Хотя разговор о Ришелье и его слугах не заводился все это время – слишком неприятный осадок оставался у всех после произошедшего, опасались даже упоминать, - однако и сейчас они чувствовали себя так, словно бы всю дорогу говорили об этом. И успокоились лишь при виде безразличного лица д’Артаньяна – оно почти могло соперничать с невозмутимостью Атоса. Злость и ярость ушли, он был готов преследовать Миледи – но не нестись за ней. А пересказ очередного анекдота о Ришелье… ну так гасконец хорошо знал друга, потому осознавал, что тот лишь желал всех развеселить и как-то скрасить тоскливое путешествие. Впрочем, поначалу никто не мог придумать тему для беседы. - А отчего нет никого? Здесь не ездят? – вдруг встряхнулась Сельвид, заметив, что за всю дорогу им никто не встретился, если не считать большого каравана почти у самого Эсгарота. – Это же торговый тракт. - Предпочитают рекой, - ответил ей Двалин. – Боятся. А те, кому не с руки или не хочет водным путем, ждут попутчиков. Если набирается меньше дюжины крепких мужчин с оружием, не едут. Ну, вот как тот караван – они проходят очень редко, но зато ими добираются все те, кто не хотел добираться лодками. Эльфийка горько кивнула. Ее мир менялся, все больше здесь занимали черные силы, а ведь они в Лориэне будто и не замечали этого! Собственные размышления сегодня беспокоили ее, особенно после утреннего разговора с Арамисом: выходило, что этой ночью она спала, никак иначе нельзя было назвать это странное забытье. Она спала – как люди или гномы. Что было совсем не характерно для эльдар. И Сельвид не знала, как это понимать… А теперь вот и очередные известия об опасности. Это уже не просто слухи о том, где все больше темных сил, это прямое свидетельство – путники просто держатся подальше от этих мест, а значит, силы зла тут велики! - Орки? – уточнила она. - И они, и лихие люди. - Значит, опасность все больше, - прошептала Сельвид. Негромко, самой себе прошептала, но ее услышали. - Да, а вы отсиживаетесь, - буркнул себе под нос Двалин. Эльфийка обиженно закусила губу. Да, они остаются в стороне. Еще не покинув Средиземье, не уйдя за море, они уже не считают здешние заботы своими. Никогда раньше Сельвид не думала об этом. Наверное, потому что не думала тут оставаться, никогда не предполагала, что ее жизнь может быть связана с жизнью Смертного. Никогда раньше… Правда, и сейчас ее жизнь со вторыми детьми Эру связана не была. Но ведь сегодня к ней вдруг пришел сон – человеческий отдых. Значит ли это, что она уже отказалась от бессмертной жизни? А еще почему-то мысль о невозможности отныне стоять в стороне стала казаться верной. Вдруг появившись внутри нее, казалась правильной и естественной. Она ушла из Лориэна, ушла без цели и просто за тем, кого полюбила. Но теперь начинала видеть вокруг себя то, чего раньше не замечала… Сможет ли она теперь уйти за Море? И будет ли это важно для нее, потому что, даже уйдя из Средиземья, будет ли ей под силу излечить свое сердце? *** После полудня отряд ненадолго остановился на отдых и обед. Берег в этом месте был низким, а потому река часто разливалась широко – и от тракта до леса было немалое расстояние, достаточное, чтобы заранее заметить опасность и встретить ее уже во всеоружии, даже если у врага будут луки. На этой части, ближе к реке, путники и остановились, чтобы видеть как на ладони возможного нападающего. Друг другу они уже доверяли больше, понимая простое: если бы кто-то кого-то хотел убить, то уже попытался бы это сделать. И на этот раз, после упоминания опасности пути и обсуждения места остановки, разговор зашел об оружии – гномов очень интересовали предметы из дерева и металла, которым им угрожали накануне. Вчера подробно расспрашивать они не решились, зато сегодня эта тема была более чем уместна. Но сначала они заговорили о шпагах, пытаясь выяснить у новых знакомых, чем же может быть полезно это оружие, которое было хоть и не намного, но все же уже их собственного, с таким против лат не выступишь. - Если противостоять тяжелому мечу, то все может закончиться плохо, - согласился Портос. – Хотя у меня-то еще клинок пошире… - Не обольщайтесь, - не удержался от усмешки Арамис. - Ну против лат действительно оружие плохо, - примирительно заметил д’Артаньян. - Вы имеете дело с иной защитой, - как всегда лаконично пояснил Атос именно то, что интересовало их спутников. – У нас не носят кольчуги. У шпаги задача иная – чаще колоть, хотя рубить тоже может. Торин с сомнением покосился на говорящего – ему не нравилось, что этот человек пьет вино буквально бутылками. Что делать будет, если враг нападет? Правда, пьяным Атос не казался, но об этой особенности мушкетера тут не знали. А доверять мнению этого человека или нет – было непонятно. Вел он себя почти как равный королям, но пил больше, чем гномы во время праздника. Радости вроде бы не испытывал. От горя? Тогда можно ли ему будет доверять в другой момент, когда они найдут Анну? - Чем плохи кольчуги? – удивился Двалин. Пока Торин размышлял, его друг продолжил беседу, рассматривая колеты спутников, которые никак не могли защитить так, как плетеный металл. Во многом гномы любили их даже больше, чем латы. - Совсем не плохи, просто не защитят от пули… В этот момент среди деревьев что-то мелькнуло, а через мгновение показались всадники на варгах. - Орки! Сельвид вскочила на ноги, уже через миг она готова была стрелять, только ждала, когда враги приблизятся. - Черт возьми, у них та же недобрая традиция, что и господ гвардейцев – появляться невовремя! Мы ведь только сели есть! – пробурчал Портос, лениво откладывая остатки куропатки и берясь за пистоли. – Что за дурные манеры? - Можем попробовать уйти, - бросил Арамис. - Их много! – процедил Двалин. – И все верхом! Не сумеем уйти, варги в скорости не уступают лошадям. Отправившись в путь, мушкетеры привычно зарядили пистолеты, предпочитая в незнакомой местности всегда быть готовыми к бою. Поэтому сейчас они спокойно последовали примеру девушки. - Вот сейчас и посмотрите, как пуля пробивает, - равнодушно заметил Атос, поднимая пистоли. Прогремевшие выстрелы заставили врагов остановиться. Гномы тоже вздрогнули, но владели собой лучше, прекрасно осознавая, что этот гром, похожий на странный фейерверк, производится оружием их знакомых. Варги засуетились, завыли. А мушкетеры успели еще каждый дважды перезарядить и выстрелить. Стрелы эльфийки тоже не оставались в колчане. - В круг! – выкрикнул Торин, заметив, что больше враг не опасается вспышек пламени и идет в атаку. Эльфийку он толчком пихнул внутрь образованного мужчинами контура. Та была не против – ее стрелы не годились для ближнего боя, зато принесут гораздо больше пользы, она и за спинами не промахнется. А враги были уже рядом, мушкетеры бросили пистолеты и взялись за шпаги, мечи и топоры гномов не отставали. - С ними люди! – выдохнула Сельвид, увидев «вторых», бегущих из леса на подмогу – и вовсе не другим людям и их союзникам. - Вот и узнаем, не те ли это, кто помогал Миледи, - холодно бросил Атос. И на этот раз в этом холоде девушка почувствовала не спокойствие, а какую-то ярость, предчувствие битвы.