Сын Империи

Вернувшись в апартаменты на следующее утро, Хан узнал о том, что малыш снова пропал. Но, на этот раз, с разрешения. А Эштор, работавший в ночную смену, оставил записку о том, что Палпатин вызвал Люка рано утром и тот до сих пор не вернулся. - Ну и где он на этот раз? - Еще не вернулся, - Горн пожал плечами, уткнувшись в пометки, оставленные вчера, как всегда излишне ответственным Индо. - Откуда? - Ээ... не могу сказать точно. Знаю только, что они на борту звездного разрушителя «Бессмертный». Мы часто его используем... его и «Вендетту», а это значит, что они покинули планету по каким-то неотложным делам. Но, по всей видимости, мы находимся по иерархической лестнице слишком низко, чтобы нас просветили, по каким именно. И видимо, Индо просто не упомянул это вслух, потому что Эштор бы все равно услышал, - Горн выпрямился, -Эй, если нам повезет, то его здесь не будет и на «день Д». Хан нахмурился, услышав в голосе Горна не только шутливый, но и натуральный страх. - Что еще за «день Д»? - День рождения, - просто ответил Горн. - День рождения Люка. Хана перекосило от ужаса. - А что, они устраивают вечеринку или что-то типа этого? Даже зная столь мало, Хан не мог себе представить малыша, отмечающего свой день рождения. С другой стороны, Хан вполне мог поверить в то, что галактика будет к нему настолько жестока, что спихнет на него добрую дюжину подростков. Да еще и подростков перед началом полового созревания. Горн покачал головой, выставив перед собой руки. - Черт, нет! Ничего подобного даже близко! Мы вообще ничего не делаем по поводу его дня рождения. Ну, разве что, крепимся. - Крепитесь? - Он их терпеть не может. Где-то за неделю прямо с катушек съезжает. Ну, ты сам уже видел. Не вздумай даже упоминать это при нем, слышишь? Ни слова... Ой-ей, - Горн уставился в свою деку, на которой как раз загружались утренние сообщения. - Что на этот раз? - Ну, есть тут у меня один друг в главном военном центре... - Еще один? Проигнорировав это, Горн продолжил. - Он пишет мне, что его командир, Каплан, ну ты его знаешь, да? Он подтвердил, что в конце недели у него запланировано три встречи с Лордом Вейдером - здесь, во дворце. Вейдер. Прошлой ночью малой упомянул его реакцию по поводу одного лишь его существования. «Вейдер и мой отец... похоже, там целая история... наверное, поэтому Вейдер тогда так разозлился. Он там с ума сходил от гнева». - Что, все настолько плохо? - Не то слово. Если Вейдер будет здесь на день рождение Люка, то это катастрофа. - А что между ними вообще происходит? - Не знаю. - Да ладно тебе, ты же все знаешь. Горн покачал головой. - Не знаю. Знаю только одно - что-то там нечисто. - Уверен, ты знаешь куда больше. Ты же Терн Горн! - подначивал его Хан. - Ты же в курсе всего, что здесь происходит! - для Хана было немыслимо то, что он знал часть головоломки, о которой Горн был не в курсе - информацию про настоящего отца Люка - Кеноби. Горн пожал плечами. - Я правда не знаю. Знаю только, что они постоянно на ножах, и я уверен, что Люк завидует Вейдеру по той же причине, по которой Вейдер завидует ему самому. Для Люка, Вейдер свободен и у него есть хоть какая-то автономия, в том время как он находится под постоянным наблюдением - Палпатин следит за каждым его шагом, любой мелкой провинностью и ошибкой. Люк видит в Вейдере того, кому дозволена независимость, пока Люка во всем сдерживают и наказывают за любую оплошность. Хан кивнул, понимая, что это еще одна причина, по которой Люк хочет стать Рукой Императора - держаться подальше отсюда. - С другой стороны, - продолжал Горн, - Вейдер видит в парне того, кто появился буквально ниоткуда и теперь занимает все внимание Императора, а Вейдер оказался в прошлом, по сравнению с Люком, Император его просто игнорирует. Конечно же, за исключением тех случаев, когда Палпатин вызывает его для исполнения приказов. Император каждый день интересуется тем, чем занимается Люк, и он постоянно держит его поблизости. Он лично поручает ему дела и отдает приказы... Вейдер ревнует! Я тебе говорю - Палпатин вряд ли бы смог их настроить друг против друга лучше, даже если бы захотел. - Может как раз хочет. Я как-то не заметил, чтобы он пытался как-то облегчить парню жизнь. - О, поверь мне, для вражды им не нужно вмешательство извне. Чуть ранее в этом году, они присутствовали на официальной конференции вместе с Императором и пятью моффами, и ссора дошла до того, что они оба подорвались со своих мест с такой скоростью, что кресла грохнулись на пол. Вейдер достал меч... и Люк вытащил свой! Он вообще не должен был носить его без разрешения! А он его взял и стал специально нарываться на драку. - Меч? - Световой меч, - Горн закатил глаза, словно говорил об очевидных вещах. - Ты ведь знаешь, что ситхи носят световые мечи, да? Как и джедаи. - Да, я в курсе, - ответил Хан. Он был военным, поэтому не раз видел список запрещенного оружия. О нем знал каждый солдат. Он часто слышал шутки о том, что если видишь человека немного за сорок и одетого во вручную пошитый плащ, то его нужно остерегаться. - Я не знал, что у малого такой есть. - Да ладно тебе, он же тренируется каждый день. Ты наверняка видел, как он с Индо уходил, одетый для тренировок. Когда он тренировался с Вейдером, во дворце был просто дурдом. Впрочем, забудь. В общем, у Люка есть световой меч, но ему запрещено его носить. С тех пор Индо его хранит у себя, хотя вряд ли это сильно остановит Люка. - Может, он взял его зная, что Вейдер будет вести себя так же? - Но нельзя же пользоваться запрещенным оружием в присутствии Императора! Ни при каких условиях! - Так что там произошло? - Я слышал, что они начали драку прямо за столом, пока Император не остановил их. Люка он отослал сюда. Палпатин рвал и метал, я имею ввиду - он был просто в ярости. Не знаю, что там случилось с Вейдером, но Люк четыре ночи провел в медцентре, и еще неделю здесь - у себя в апартаментах, хотя он и так был под домашним арестом, - Горн покачал головой, сосредоточившись на их насущной проблеме. - Если Вейдер будет во дворце, то Индо точно рехнется. - Знаешь, не понимаю я его. - Кого, Индо? Даже не старайся. Хотя знаешь, могло быть и хуже. Говорили, что Сейт Пестаж очень хотел получить его место, когда Люк только прибыл сюда. - Пестаж? С чего это? - Да ну тебя, ты же видел, насколько это место престижно, и в какой близости к Императору оказался Индо. В отличие от большинства, Пестаж уже был достаточно приближенным к Императору, чтобы знать, что произойдет дальше. - Я серьезно. Если бы это был Пестаж, то что, было бы по-другому? - сомнительно спросил Хан. - Еще как! Индо хотя бы знает, как обращаться детьми. Я имею ввиду, благодаря своему сыну, у него было хотя бы какое-то понятие о том... насколько Люк изуродован. - Ты же говорил, он потерял своего сына? - Да, Дубраила. Хан заколебался. - Сколько ему было лет? - Дубраилу? Четырнадцать, - Горн замолчал, и внезапно сделался серьезным, - Индо хотел, чтобы у него было все, но за это он требовал с него не меньше, насколько я слышал. Он ввел для него интенсивный курс обучения... Думаю, занимался он столько же, сколько сейчас занимается Люк, не знаю, - Горн пожал плечами. - По-моему, для ребенка это многовато. Но зато сработало - Дубраил поступил в самую престижную академию. - Этого...Обри. - Академия Д.Обри - это чистый воды успех. Верхушка одиннадцатилетнего обучения. Ее выпускники - самые востребованные, самые эффективные... но в год они принимают всего по сто студентов. Богатство и социальный статус не имеет значения при поступлении, все это должно быть по умолчанию. В основном происходит так - регистрируешь своего ребенка на поступление сразу после рождения, и затем надеешься на то, что сможешь вытянуть его достаточно, чтобы у него появился хотя бы какой-то шанс на место в таком заведении. Дубраил попал в первую десятку. А на тех, кто поступил, оказывают колосальное давление. Сразу же после первого курса обучения, отсев составляет почти пятьдесят процентов. Главной целью Индо было поступление туда Дубраила. Я имею ввиду, он всю жизнь парня превратил в подготовку к этому, так что когда его приняли, все проблемы стали не важны. Кроме одной ночи в последнем семестре на втором курсе, когда Дубраил Индо спрыгнул с тренеровочной башни по прыжкам с парашютом. Только прыгнул он без парашюта. Конечно, там было целое расследование, которое указало на неспособность справляться с трудностями в условиях стресса, но главной причиной все таки назвали давление. Конечно, официально об этом никто не говорил, потому что в свидетельстве о смерти они назвали это «нарушением рационального мышления, которое привело к смерти в результате несчастного случая», но на самом деле все было именно так. - Мальчик покончил с собой? - Я слышал, что Индо очень и очень тяжело перенес его смерть. Конечно, он не прекращал выполнять свои обязанности при дворе, но... думаю, он просто не знал, что ему еще делать, ведь все его действия так или иначе всегда были связаны с Дубраилом - он готовил его к большой карьере. Это произошло шесть лет назад. Палпатин назначил его наставником и адъютантом Люка почти четыре года назад, и он очень серьёзно и ответственно отнёсся к этой роли. - Кому ты это рассказываешь! А почему именно его? - Честно? Никто не знает. Не то, чтобы Палпатин знал его уж очень хорошо. То есть, Индо уже был при дворе, и пытался найти там нишу для своего ребенка, но насколько я слышал, никаких крупных связей у него не было. Некоторые люди до сих пор говорят, что помнят, как Индо привел Люка к Палпатину в поисках спонсорства, но ты же знаешь, какой Индо скрытный. Я знаю, что он уже тогда был известен своей системой обучения, которую он испытал на собственном сыне - этот его интенсивный курс обучения. Насколько я слышал, Люк тогда был очень своенравный. - Что, не такой, как сейчас? - саркастично протянул Хан. - Нет, тогда он был куда хуже. Он даже не разговаривал, не.. - Не что? - Он был просто...как загнанный звереныш, насколько я слышал. За эти два года, пока я был здесь, ему стало намного, намного лучше, и поверь мне, это огромная разница. Программа обучения Индо со всеми этими его учителями и специалистами, уроки с утра и до ночи семь дней в неделю. Насколько я могу судить, эти четыре года Индо обучал его, начав практически с чистого листа. В добавку ко всему, Люк - трудный ребенок, с ним тяжело работать. Палпатин - единственный, кто хоть как-то может его контролировать. Индо заставляет его, но это скорее для того, чтобы утомить Люка спорами, и ему не пришлось приказывать. К тому же, у них вместе целая история, а в жизни Люка не так много постоянства. - А может, это именно то, что ему нужно - человек, на которого можно положиться. Поняв скрытый смысл, Горн покачал головой. - Не делай этого, Соло. Позволь мне кое-что сказать тебе: Люк не любит сближаться с людьми, а если даже каким-то чудесным образом это происходит, Палпатин их тут же убирает. Я тебе уже говорил - не лезь. Только не здесь. Люка это устраивает, Индо это устраивает, и Палпатина это тоже вполне устраивает. В словах Горна не было угрозы, но в них отчетливо читалось предупреждение. Хана посетила мысль о том, что Горн, возможно, видел как они с малышом разговаривали прошлой ночью, сидя на балконе. А если видел, то расскажет ли он Индо? - Какое ему вообще дело? - Он потратил годы на то, чтобы убедиться в одном - кроме Палпатина, он - единственный человек, к которому Люк обратится за помощью. - Ну тогда, почему Палпатин позволяет это, если он никого не подпускает к парню? - Ты же видел, как Индо обращается с Люком. Он - не угроза Палпатину, потому что поддерживает все, что делает и говорит Император. Всегда поддерживал. Индо... - Горн взглянул на дверь, и еще сильнее понизил голос, - Индо служит своим целям. - Тогда почему Люк подпускает его к себе? Он ведь знает об этом, а ты видел, на что малой способен. - Посмотри вокруг себя. Ты видишь, как Люк вырос здесь. Он просто не знает лучшей жизни. Да и откуда ему знать? Для него это нормально. К тому же, Индо делает его нормальным, и Люк знает об этом. - Ему это не нужно. - Нет? Ты был в его комнате, Соло? В той, что за зеркальными дверями? Хан заколебался, - Нет... Горн вздохнул, глядя в сторону темной анфилады, -Он далеко не такой нормальный, каким кажется. - Что там? - Там Люк. В комнате ничего не меняли с тех пор, как он только прибыл сюда. Ну кроме стен, конечно. Вся его жизнь... это всего лишь хорошо замаскированное повторение тех комнат, через которые парень отчаянно пытается разобраться в том, что происходит, а в это время все остальные просто отводят глаза и игнорируют это... или что еще хуже - просто всё закрашивают, словно там ничего и не было. Как будто это все пройдет само собой, - Горн грустно покачал головой, - А если нет, то ничего страшного... ведь у нас еще много краски. * * * Их не было еще два дня, пока не пришло сообщение об их возвращении. Но к тому времени, когда Люк вернулся к себе в апартаменты, уже было темно. Он быстро прошел по главному коридору, ни разу не замедлив шаг, а затем скрылся за зеркальными дверями своей комнаты. Хан собирался посчитать до десяти - дать малышу немного времени. Он досчитал до четырех, а затем резко встал, и быстро вышел из офиса, намереваясь пойти за ним. Проходя мимо библиотеки, он услышал голос Индо: - Куда это, по-вашему, вы собрались, лейтенант? - Я просто...хотел... - Убедиться что он в порядке? Сейчас это звучало просто глупо. -В вашем вмешательстве нет необходимости, лейтенант Соло. Думаю, что вы уже и так сделали достаточно, разве нет? - Индо взглянул на настенные часы, отсчитывавшие часы, которые малыш ежедневно проводил за уроками с бесконечным потоком преподавателей. - Ваша смена только что закончилась. Будьте так любезны, проинформируйте лейтенант-коммандера Эштора, что вместе с ужином он должен принести Люку таблетки. У него на сегодня еще запланировано совещание. - Но он...я имею ввиду, он в порядке? У него были неприятности... Палпатин сказал, что они поговорят позже. И прозвучало это... как угроза. - Правильно говорить не Палпатин, а Император, или Его Императорское Величество. - Вы же в курсе того, что произошло с тем шпионом на базе Синто? - проигнорировал его слова Хан, - Люк...он и правда... - Да, я в курсе этого инцидента, - коротко ответил Индо. - Его уже уладили, ровно, как и его последствия. Вам не стоит беспокоиться по этому поводу. Индо отвернулся, оставив Соло с осознанием того, что его действия на базе Синто были оценены и признаны недостаточными по строгим стандартам виконта. Он последовал за ним в библиотеку, где Индо начал раскладывать датапады и инфочипы для завтрашних занятий. - Эй, если бы мне кто-нибудь рассказал, на что именно способен малой, я может, был бы и в состоянии... ну не знаю, сделать что-нибудь. Но вы здесь всех так запугали, что никто даже не осмеливается говорить об этом. - По приказу Императора, способности Люка являются закрытой информацией, лейтенант Соло. И если вы чувствуете, что не в состоянии выполнять приказы, вы в любое время можете положить на мой стол официальную просьбу о переводе отсюда. А пока, как я уже упомянул раннее, ваше дежурство на сегодня окончено. * * * Сидя в гулком зале советов, чьи темные мраморные стены тянулись сплошной тенью до самой стеклянной крыши, через которую открывался вид ночного неба Корусканта, Люк рассеяно слушал, что говорилось на собрании. Развернув полномасштабную операцию «Страх» и «Призрачный наездник» по уничтожению базы повстанцев на Бриджии, Адмирал Холиджен, являющийся частью ударной силы, но еще не имеющий в своем арсенале ни одной победы, явно чувствовал, что должен что-то доказать Императору, излагая ему свой план по поимке группы повстанцев, скрывающихся на территории хаттов. Голографическая карта известных регионов, которую вполне можно было растянуть на весь зал, сейчас была сжата до одного сектора - планеты Моралан и прилегающих к ней территорий. Свечение карты отражалось от полированной поверхности стола и подсвечивало лица девяти нервных офицеров, сидящих вокруг него. Сидя по одну сторону с Учителем, и будучи к нему достаточно близко, чтобы быть вне его кругозора, Люк издал тихий вздох, и отвернулся от серьезных лиц присутствующих офицеров. Он изо всех сил старался не поддаться искушению закатить глаза. Идиоты. Лакеи, чьих мозгов хватает только на «Да, ваше превосходительство», и то, только по команде. У повстанцев было четыре маршрута, охватывающие территории Моралана и основные соединения Периферии, находящиеся в сутках полета оттуда, но адмирал Холиджен считает, что он сможет вломиться туда с флотом из пяти звездных разрушителей, одним крейсером «Запрещающий», и удержать их. Он ошибается. Очень сильно ошибается. Даже Люк видел это. Сидя во главе стола, Палпатин медленно повернул к нему голову и произнес голосом, который скорее напоминал рычание, - Тебе есть что сказать, дитя? Несмотря на то, что в словах явно прозвучала угроза, Люк все равно высказался. Возмущенный очевидными ошибками, он обратился к Холиджену: - Они не будут так действовать. Вы думаете, что они - военная сила, но это не так. Они не обучены дисциплине так же, как ее вбивают в Империи, и они знают, что у них нет ни выгодной позиции, ни хотя бы приблизительной огневой мощи. Они - партизаны, и они это прекрасно понимают. Вы планируете с расчетом на то, что они попытаются удержать свою позицию, в то время как им просто нечего защищать. И у них нет ни малейшей причины удерживать построение, ведь они не собираются драться. В ту самую секунду, когда они увидят «Запрещающий», они расформируются и попытаются скрыться. Они будут искать любой способ, чтобы вырваться в гиперпространство, а отследить столько векторов просто невозможно. Они выйдут из гиперпрыжка только для того, что бы оторваться от нас, и лишь тогда перепрограммируются на прыжок к реальному пункту назначения. Вы готовитесь к организованному отступлению, а его просто не будет... - Ты так считаешь? - тихо спросил Палпатин. Его шепота хватило на то, чтобы Люк замолчал, понимая, насколько ледяным стал тон Учителя. - ...Да, учитель. - Считаешь, что ты - пятнадцатилетний мальчишка, понимаешь куда больше, чем лучшие военные стратеги Империи? - Нет, Учитель, я... - И, все же, ты перечишь им. В их же присутствии... в моем присутствии, - Палпатин полностью повернулся к нему, и в комнате повисла гробовая тишина, - Пытаешься меня оскорбить? Унизить меня? Может быть, ты считаешь, что твое виденье более точное и дальновидное, чем мое? Люк наконец поднял глаза, - Нет! Рука Палпатина, словно нападающая кобра, обвилась вокруг шеи Люка, и острые ногти впились в мягкую кожу. Он притянул Люка к себе, и впился в него своими охровыми глазами, и тот уже знал, какое за этим последует оскорбление. - Ты - не ситх! Даже не близко... ты всего лишь голубоглазый мальчик. Ребенок, играющий с огнем, - он отпустил Люка, оттолкнув его от себя, и пренебрежительно отвернулся, -Ты будешь иметь право на личное мнение, когда ты посмотришь на меня глазами ситха. А пока, ты - ничто. Ничтожное развлечение, жалкое раздражающее существо, которое уже и так заняло слишком много моего времени. Люк стиснул зубы, проклиная свои голубые глаза - его позор. Потому что несмотря на все, что он сделал по приказу Учителя, его глаза так и не поменяли свой цвет, как это происходило с настоящими ситхами. Учитель сказал, что он все еще слишком молод, и что он еще не осознает свои действия и их последствия. Но ему почти шестнадцать - он уже не ребенок. Жизнь в тени Палпатина в мельчайших деталях показала ему, насколько катастрофические последствия может иметь нрав одного человека для окружающих его людей, и насколько это разрушительно - противостоять чужой ярости. Насколько сильно наказание лишает сил. Он понимал причину и следствие, понимал ощущения разрушающейся надежды и потери безопасности, которые приходят, когда ты осознаешь собственную уязвимость. Было ли это слабость, что он понимал все это? То, что он чувствовал сострадание к собственным жертвам и жертвам Учителя? Люк знал, что Учитель ничего не чувствует, вообще ничего... Но он никогда и не жил так, как жил Люк. Жизнь под чудовищным давлением и угнетением. Жизнь, в которой тебя без конца осуждают и наказывают. Никогда он не делал что-то достаточно хорошо для Учителя, который и так с трудом терпел его. В лучшем случае, он его просто игнорировал, в худшем... Он даже представить не мог, что у Учителя могут быть слабости. Что он может быть уязвим. Не мог себе его представить иначе, чем абсолютный центр галактики с несгибаемой волей, вокруг которого вращался весь остальной мир. Он, не моргая, смотрел за тем, как Учитель отворачивается от него, и как всегда, ощутил странную смесь облегчения и чувства, словно его бросили. Ведь он знал, что о нем уже забыли. Палпатин снова откинулся в своем тяжелом кресле, и жестом приказал своим советчикам продолжать заседание. Из-за свечения голограммы их лица выглядели очень бледными и мрачными. Люк не двигался несколько долгих секунд, пока Учитель вновь не посмотрел на него с отвращением на лице, - Почему ты все еще здесь? Убирайся. Уже давно привыкшей к такой манере, Люк встал и поклонился, но как только он отошел, его окликнули вновь. - Подожди. Вернись и встань здесь. Может, хоть чему-то научишься. В голосе учителя звучала всё та же самая горечь разочарования, а Люк был смертельно уставший. Но он тут же развернулся, и встал на указанное Учителем место - рядом с его резным креслом. Уже зная список кораблей, адмиралов и моффов, вовлеченных в игру, он изо всех сил старался вникнуть в разговор. Люк знал, что у блокады, разработанной стратегами Учителя, есть куча недостатков, которые Восстание, хоть и неосознанно, но использует. Но он прикусил язык. Если Учитель захочет услышать его мнение, он его спросит. Но поскольку его мнения никто не спрашивал, то наверняка для этого была своя причина. Скорее всего - найти слабое звено в совете. Люк пробежался взглядом по девяти сидящим за столом советникам. Он догадывался, что именно голова Холиджена покатится с плеч, и мысленно вычеркнул его из списка дворцовых сановников. Учитель посмотрел на него, и Люк вновь сосредоточился на голоизображении на случай, если после ему устроят опрос. * * * Когда собрание подошло к концу, Палпатин распустил своих моффов и генералов, и наблюдал за тем, как они, поклонившись ему, уходили прочь. Мальчик старался держаться как можно ближе к толпе, хоть и знал, что его ждет... Тем не менее, Палпатин позволил ему дойти до самого порога двери, прежде чем окликнуть его. - Антилесс. Мальчик слегка напрягся, затем повернулся и зашагал обратно, мысленно готовясь ко всему, что могло произойти с ним на этот раз. Как же это отрадно - владеть кем-то настолько, что они добровольно пойдут навстречу своей судьбе. Внешне мальчик казался невзрачным - худой и миниатюрный. Такая себе маленькая, еще до конца не выросшая тень. Он стоял, опустив глаза к полу. Темные синяки на лице уже начинали сходить, и он старался оставаться уважительным и покорным, виноватым, даже сам не зная, за что. Но в Силе...в Силе.... Большинство обученных Силе можно было легко обнаружить по пульсирующему присутствию, которое всегда мерцало на границе ощущений другого форсюзера. Но мальчик был другой. Сила вибрировала в каждой клеточке его существа, она пронизывала его всего, как и его отца когда-то. Невероятная связь с Силой. Палпатина тянуло к этой Силе, и за это он ненавидел мальчишку. Он посвятил жизнь тому, чтобы создать ее - она принадлежала ему. Он создал ее, и поэтому она была только его. Но он понял, что должен заплатить за ее создание: проглотить горькую пилюлю. Потому что контролировать ее - не значит владеть ею. Вместо этого, он может лишь наблюдать за тем, как другой является воплощением той невероятной связи с Силой, которая для него навсегда останется недостижимой... ему никогда самому не испытать ее. Не понимая причин негодования, исходившего от Учителя, мальчик неловко потоптался на месте. Палпатин повернулся к нему, изогнув губы в усмешке, - Ты светишься своим присутствием, словно маяк. Ты что, вообще не умеешь себя контролировать? - Вы... вы мне сказали никогда не подавлять м... - Это нетерпимо. Оскорбительно. Ты - Ситх. Ситхи способны полностью скрывать свое присутствие в Силе. С этого момента ты будешь его скрывать. Всегда. Под проницательными ментальными пальцами Палпатина, буквально за секунду, присутствие мальчика в Силе полностью исчезло. Идеальный контроль... сегодня. Завтра та же сила может стать блеклой, или даже неощутимой. Ни закономерности и ни единой причины, которую бы смог увидеть Палпатин. Просто случайные колебания, которые с каждым годом становятся только хуже и хуже. Палпатин нашел новый источник силы по счастливой случайности, но он ухватился за него обеими руками. Эта династия принадлежала ему, она была создана для его использования. Сила, которую видел Палпатин была связана с другим существом - ребенком, но тем не менее, она принадлежала ему, и он имел право делать с ней все, что ему пожелается. Поэтому он забрал ребенка. Терроризировал его и мучил, изуродовал и выпил все жизненные соки еще до того, как тот успел вырасти. В отчаянном желании контролировать и использовать это существо, он привязал ребенка к себе. И какой выбор оставался у мальчика, когда он был отрезан от тех, кто мог попытаться помочь ему, от всех, кто хотя бы просто замечал его. Уязвимый и сбитый с толку, он склонился под бесконечной бурей, сдаваясь её ярости, поскольку изменить ничего просто не мог. Невидимый и игнорируемый всеми, брошенный на милость его мучителя, он страдал и мучился от голода, он старался вынести тьму, через которую его тащил Палпатин. Он доводил ребенка до отчаянной, бессмысленной ярости и смеялся над его беспомощностью. Он давал ему надежду только затем, чтобы вновь отобрать ее, давал ему редкие моменты свободы лишь ради удовольствия, которое он получал, вновь их отнимая. Что мальчик мог еще сделать, кроме как научиться жить в этом доме кинжалов и тьмы. Проходили дни, месяцы и годы детства за пределами реальности и милосердия, пока мальчик не стал вздрагивать от любой помощи извне, зная по собственному тяжелому опыту, что это не продлится долго, что это был самый жестокий из трюков и самый суровый из всех уроков. Он все еще носил шрамы прошлого, и Палпатин знал об этом... но это был правильный выбор - так поступать с ним. Теперь у мальчика, подобно его отцу, в сердце живёт кровоточащая рана, которая отталкивает от него всех остальных и приковывает к Палпатину своей ненавистью и стыдом. Знанием, что Учитель пойдет на все, чтобы удержать его рядом с собой. Никого нельзя к себе подпускать: никогда и никого. Палпатин объяснил это очень доходчиво. Какой жестокий урок для ребенка. Но и с этим, Палпатин мог навсегда потерять мальчишку. Забирая разум, будь то ребенка или взрослого, всегда остается риск. Ломая душу и силу воли можно создать что-то новое, но один неверный шаг может все разрушить. Просчитаться. Недооценить. Величайший риск, захватывающая интрига, самые чудесные минуты - все так же, как было и с его отцом. Его отец... смакуя этот факт, и то, что он собирается сказать, Палпатин слегка улыбнулся. - Лорд Вейдер прибудет во дворец к завтрашнему дню. И он уже выразил свое... недовольство твоими недавними действиями. Мальчик вздрогнул; содрогнулся от одного упоминания о возвращении Вейдера, и сейчас его светлые глаза казались невероятно яркими на фоне исчезающих синяков. Но он тут же разозлился на собственную слабость и плотно сжал губы. Палпатин почувствовал, как его собственные губы затрагивает усмешка при мысли о том, насколько сильно сейчас мальчик был похож на своего отца, настоящего отца - Энакина. И все же Папатин вложил в убеждение о том, что мальчик был сыном Оби-Вана Кеноби столько, что Вейдер видел в мальчишке исключительно своего старого наставника. Худосочное телосложение, сформированное сочетанием генов матери и нескольких лет воспитания Палпатина, лишь сильнее подтверждали ложь в глазах Вейдера. И это была такая простая ложь - узнать в и так спрятанном мальчике сына Кеноби, а не Вейдера. Вейдер семь лет оплакивал утрату жены и своего нерожденного ребенка, и все из-за Кеноби. Поэтому скормить ему неправду оказалось проще простого. Взять ложь, которая уже и так окутала прошлое мальчика, и использовать ее в своих целях, перекрутить ее для собственного развлечения. Эта игра велась сразу на нескольких уровнях. Потому что правда: правда, которую Энакин никогда не узнает, заключалась в том, что тот был воплощением всего, что мечтал иметь сам Палпатин - он был чудом с невероятной силой. Все это было так близко, но никогда не принадлежало ему самому. И каждый год Палпатин наблюдал за тем, как рос Энакин, и вместе с ним, превосходя все мыслимые и немыслимые ожидания, росла его Сила. И когда Палпатин уже поздравлял себя - внутри стали прорастать первые ростки негодования. Гнева, который появился, когда он понял, что он может лишь влиять, а не чувствовать настолько естественную, инстинктивную связь с Силой. Что ему придется снизойти до простейших манипуляций, чтобы контролировать ее. Наблюдать за тем, как Энакин владел ею, а затем впустую расстратил, просто выбросил, как мусор, в приступе слепой ярости. И все это, как оказалось, было из-за женщины. Та самая вещь, которая позволила Палпатину контролировать Энакина, стала и тем, что обрезало его силу до уровня любого джедая. Он должен был быть рад, ведь Силу, которую он так желал и которой так завидовал, у Энакина отняли. Отняли у него не только ее, но и гораздо больше. Но этого было недостаточно. Он хотел большего. Глубочайшего унижения и страшной мести для того, чья сила затмила его собственную. А затем к нему в руки попал сын Энакина... и это стало сладчайшим возмездием. Украсть у него единственного сына, и настроить их друг против друга до такой степени. Это дало Палпатину личную, глубочайшую удовлетворенность от знания, что именно он сделал это. Владеть тем, чем по праву, должен был владеть Энакин. Запугивать и издеваться над мальчиком, подначивая его родного отца делать тоже самое. Какая замечательная, греющая душу, месть. Каждый раз, когда он издевался над мальчиком, и видел, как это делает Вейдер, он улыбался от удовольствия. - Лорд Вейдер прибудет завтра... - Палпатин замолчал, пристально изучая мальчика, и позволил усмешке перейти в легкий смех, когда он кое-что осознал, - Завтра почти ровно девять лет с тех пор, как ты прибыл сюда, практически день в день. Мальчик опустил глаза и по его лицу пробежала тень. - Какой мирской тогда была твоя жизнь. Насколько спокойной и безопасной, вплоть до жалости, - Палпатин шагнул вперед и протянув руку, дотронулся до щеки, по-прежнему сияющей красотой юности. Мальчик напрягся, но не отвернулся. - Нам было суждено найти друг друга, тебе и мне, - прошептал он, смотря в эти встревоженные глаза, -Тебе было суждено оказаться здесь. Суждено было служить мне. Все остальное не имеет никакого значения... Помни об этом. Наклонившись вперед, он нежно прикоснулся губами к исчезающему над глазом мальчика синяку, который своей же рукой поставил в гневе три дня назад. Сбитый с толку, мальчик моргнул, и его ресницы коснулись губ Палпатина. Затем он отступил, отпуская смутившегося ребёнка. Отвернувшись, Палпатин сделал легкий жест рукой в знак того, что мальчик может быть свободен и вернулся к пустому столу, чтобы еще раз изучить светящуюся голограмму. Полностью игнорируемый, мальчик еще долгое время оставался неподвижным... В конце концов, он поклонился Учителю, и быстро покинул большой зал, оставив улыбающегося в тени Палпатина. * * * Хан раздраженно ударил по офисному комлинку, обрывая связь. - Итак, собрание закончилось два часа назад, дежурный адъютант сказал, что Люк задержался на несколько минут, а затем ушел. И, конечно же, здесь он не появлялся. Впрочем, Хан не был удивлен. Он уже давно понял, что уход Люка из одного места никак не связан с его появлением в другом. А если он к тому же был не в настроении, то мог и не явиться вовсе. Когда Хан только появился здесь, то не понимал, почему Индо считает необходимым, что бы Люка сопровождали везде, куда бы тот не шел. Но сейчас, Хан ловил себя на мысли о том, почему Люка никто не сопроводил на это совещание. Да, доступ туда был закрыт, но, черт возьми, сопровождающий мог бы подождать и снаружи. Как бы то не было, они уже проверили всё, и безрезультатно. В любую другую ночь это не было бы проблемой, но поскольку это был канун дня рождения Люка, все были на нервах. Индо уставился на голографический макет дворца, задавая одни и те же вопросы уже в четвертый раз. - Его нет на крыше главного зиккурата? - Нет, сэр, - покачал головой Горн. - Посадочная платформа? - Нет,сэр. - Крыша Законодательного Собрания? - Нет, сэр. Хан должен был признать, что Горн вел себя очень терпеливо. А еще казалось, будто он дройд с заевшим голосовым модулем. - Музей? - Нет,сэр. - Тренировочные залы? - Нет, сэр. Имперский дворец размером в полную квадратную милю был достаточно большим местом, если бы вы захотели потеряться в нем, особенно, если у вас, подобно малышу, были годы опыта в этом деле. Хотя, исчезновение было далеко не таким простым делом, как сначала казалось Хану. Как он узнал позже, каждый главный коридор был напичкан камерами. Стоящий рядом с ним Индо, задумчиво застыл на месте, а затем, выпрямившись, связался с охраной. Из комлинка раздался незнакомый голос: - Главный пункт наблюдения. - Это Виконт Индо… мне нужно, чтобы вы проверили для меня записи входа в апартаменты. - Сэр? - Код апартаментов С1074. Проверьте вход. - Это ВИП-апартаменты южного квадранта… Сэр, это запретная зона. - Туда было совершено проникновение? Последовало долгое молчание, во время которого Хан успел задуматься о том, что же здесь, черт возьми, происходит. - Сэр, проникновение было совершено примерно час назад, но на камерах наблюдения ничего нет. Я свяжусь со службой безопасности, чтобы проверить… - Не нужно, солдат. Все под контролем. Я сам туда схожу и все проверю. Офицер неуверенно замолчал… но затем сдался перед рангом Индо. - Принято, сэр. Но я все равно пошлю кого-нибудь туда через час или два. - Через два часа меня устраивает. Спасибо. Индо отошел от консоли… а Хан быстро двинулся к двери. - Хорошо. Я пойду. Виконт изогнул бровь, - Вы понятия не имеете, что… - Я пойду, - твердо повторил Хан. Сузив глаза, Индо смотрел на него еще несколько секунд, а затем кивнул, - Хорошо. * * * Хан неуверенно застыл перед дверями апартаментов С1074 - одних из тех, что были предназначены для высокопоставленных гостей. Гадая, почему именно они были запретной зоной, он вошел внутрь. В длинном темном коридоре было холодно, а его гробовая тишина наводила жуть. Высокие резные панели из черного дерева покрывали стены, пол же был выложен из казавшегося тёмным мрамора, хотя его настоящий цвет было сложно определить под толстым слоем пыли, которая, казалось, покрывала здесь все. Сколько же времени эти апартаменты были заброшены? Хан осмотрелся в захваченном тенями коридоре. О размерах апартаментов можно было судить уже по ряду высоких двойных дверей, а среди пыли была заметна узкая дорожка следов. То, что пыль не успела осесть, означало, что по этому следу ходили часто... но отпечатки вели лишь в одну комнату. Хан двинулся вперед, стараясь идти как можно тише и ему почему-то стало не по себе от одной только мысли окрикнуть Люка по имени. Следы дошли до третьей комнаты, дверь в которую была уже открыта, но свет внутри не горел. Хан остановился у самого входа. Удушливая тьма огромной комнаты создавали впечатление бесконечной пустоты, но малыш был где-то здесь. Уже отсюда Хан чувствовал запах алого спайса. Выпрямившись, он ступил во тьму… и подскочил, услышав тихий голос Люка, раздавшийся с пола, сбоку от дверного косяка. - Не ходи дальше. Повернувшись, Хан посмотрел вниз. Едва заметный в тенях, поджав ноги и обхватив их руками, Люк неподвижно сидел сразу возле двери, словно не осмеливаясь заходить в комнату. Он уставился в центр помещения, явно погруженный в свои мысли. Яркая вспышка сигареты слегка осветила пространство вокруг него, и этого было достаточно, чтобы Хан смог заметить потушенные бычки возле его ботинка. - Люк? - Хан запнулся, и голосом чуть громче шепота добавил, - Ты в порядке? Задумчивый и какой-то отдалённый, мальчик лишь крепче обхватил ноги руками. Хан вгляделся во мрак комнаты, пытаясь хоть что-то рассмотреть в ней. В свете, проникающем в комнату через главный вход, было видно, что она абсолютно такая же, как и все остальные гостевые комнаты. Разве что ощущение запустения, и подчеркивающий его толстый слой пыли, тяжело осевший на всех поверхностях. Мебель здесь была тёмная и тяжёлая, а стены покрывали всё те же деревянные панели. Казалось, что они впитали в себя весь свет помещения. Мрачность и запустение словно остановили время в этой комнате; словно выдернули ее из его потока. В центре комнаты стоял длинный и низкий овальный столик из черного мрамора, сразу за ним угловатая кушетка, а напротив еще два кресла. Из-за темноты и пыли вся мебель казалась почти черной. Хан вновь взглянул на малыша, уставившегося перед собой, и потерянного в своих мыслях. Он проследил за его взглядом, неотрывно прикованном к тяжелой темной кушетке, изо всех сил стараясь придумать хоть одну причину, по которой малыш был бы здесь, забившись в тени затхлой комнаты. - Что это за место? - Здесь все произошло, - ответил Люк глухим, задумчивым голосом, - Здесь все закончилось. - Что? - Это последнее место… последнее место, где я был с ними. С… - он замолчал, не имея слов, чтобы продолжить. - С кем? - Это - та комната, в которой я был, когда Палпатин забрал меня, - наконец прошептал Люк. Хан огляделся, и почувствовал, как по спине побежали мурашки. - Сколько тебе было лет? - Семь, - наконец произнес Люк абсолютно лишенным эмоций голосом. - Это был ровно неделя после моего дня рождения, и я сидел прямо там. Семь… тогда почему Горн думает, что Люк прибыл сюда в одиннадцать? Хан уселся рядом с мальчиком, а из вновь вспыхнувшего кончика сигареты появился новый виток алого дыма - единственная искорка цвета в этой мрачной комнате. - Что произошло? Люк молчал еще долгое время, а когда заговорил, его слова не только не дали ответа, но и вызвали новую сотню вопросов. - Моя мама… она потеряла здесь шпильку с жемчугом. Отец купил ей их незадолго до нашего прибытия сюда, и она была очень расстроена, когда потеряла одну из них. Я до этого еще никогда не видел, чтобы она плакала… а тогда она так рыдала, - вместе со вздохом, у него вырвался горький смешок. - Я тогда был еще слишком маленький, чтобы понять, почему она плакала. В тот день я несколько часов провел в этой комнате, пытаясь найти ту чертову шпильку. Я очень хотел, чтобы мама была снова счастлива. И я не мог понять, почему шпилька не находилась... ведь я всегда находил потерянные вещи, которые никто не смог найти до меня. - …твоя мама? - А ее я так и не нашел. Все эти годы, когда я приходил сюда, я продолжал искать. Я постоянно искал ее, - голос Люка стал хриплым, а глаза в темноте казались почти остекленевшими. - Я так и не нашел ее. Горе парня настолько затопило Хана, что несколько долгих секунд он просидел, уставившись в пустоту,… затем он тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения, и поднялся с пола. - Ну, так давай сейчас ее найдем. Малыш не двинулся с места. - Люк? - Ты не понял, да? Я тоже не понимал. Я столько раз возвращался сюда и искал, надеясь… надеясь найти хоть что-то, что принадлежало ей, - он медленно покачал головой. - Не теряла она никакой шпильки. Весь последний день, что она была здесь, я потратил на то, чтобы найти шпильку, которую она не теряла… Но что еще она могла сказать семилетнему мальчику, чтобы объяснить, почему она плакала каждый день с нашего прибытия сюда? Хан почувствовал, как его захлестнули эмоции, и сжали горло, а когда он заговорил, его слова прозвучали, как рванный шепот: - Что произошло... в последний день? Малыш молча покачал головой, уставившись в темную, словно склеп, комнату и Хан почувствовал, как на смену жгучему желанию знать пришла волна заботы и отчаянный порыв защитить. И на фоне этого, в то мгновение, все остальное стало неважным. - Люк, чтобы не произошло, это не твоя вина. Ты ни в чем не виноват. - Это все моя вина, - бесстрастно произнес малыш. - Все это произошло из-за меня, и Палпатин никогда не скрывал этого. И я не идиот. Я знаю правду. Знаю, что для него я - еще одна возможность, иначе он бы убил меня еще во время чисток. - …что ему от тебя нужно? - Я мало знаю о прошлом Вейдера, но думаю, что когда Палпатин нашел его, тот уже был под защитой джедаев. Он конечно забрал его, но для этого ему пришлось действовать скрытно, издалека, и дать Вейдеру свободу. Иначе, он рисковал потерять его насовсем. Но думаю, для Палпатина Вейдера оказалось недостаточно. Он хотел большего… и он нашел то, что искал. - Тебя. Уставившись во тьму, Люк заговорил далеким, задумчивым голосом. - На этот раз, Палпатин должен был убедиться в том, что его власть над ребенком абсолютна, что никто не сможет ему помешать. Что на этот раз за ребенка никто не заступится. Теперь он все контролировал. У него был ученик, а у меня учитель. Он никогда никого не подпускал ко мне. Только он, всегда оставался только он. А мне было плевать, потому, что это все, что у меня было. Больше ничто не существовало. Чтобы он не делал, кроме него для меня ничего другого просто не существовало… и я помню это очень отчетливо. И снова Люк замолчал, чтобы сделать несколько мелких вздохов, а затем застыл на месте, вообще перестав дышать. - Сегодня он сказал, что нам было предназначено найти друг друга. Что мне судьбой было предназначено попасть сюда. Он сказал, что я никогда не должен забывать об этом. Хан покачал головой, разозленный столь неприкрытыми манипуляциями человека, у которого не было ни совести, не сострадания. - Послушай меня. Он ошибается. Он все это говорит, чтобы контролировать тебя. В ответ, Люк лишь покачал головой, и почти шепотом произнес: - Ты не понимаешь. - О, я прекрасно понимаю этого желтоглазого ситхового сына, - прорычал Хан. - А что насчет меня… меня ты понимаешь? Или то, что я сделал? - голос парня становился более резким, - Несколько коротких месяцев здесь, и ты уже во всем разобрался, да? Хан выпрямился и сделал шаг назад во тьму. - Думаю, что да. - Люди здесь проводят всю свою жизнь, делясь секретами, и никто из них не знает правды. Но ты провел здесь два месяца, и уже все понял, - голос парня становился все громче от гнева, но лицо по-прежнему оставалось в тени. - Только ни черта ты не понял. Ты не знаешь правды. Никто не знает кроме меня и него. Ты ничего не знаешь обо мне… об этом, обо всем этом. - Эй, я всего лишь пытаюсь помочь. - И как именно? Похлопаешь меня по спинке, и скажешь несколько пустых слов типа «Выше голову, парень. Держись там»? Да ты понятия не имеешь о том, что произошло. Какое тебе вообще дело… тебя вообще кто-то просил об этом? Если на то пошло, тебя сюда вообще кто-то звал? Хан уставился в темноту, не понимая столь бурную реакцию малыша. Расстроенный тем, что он сейчас не видит лица Люка, а значит, не может прочитать его эмоции, Хан сделал шаг в сторону, и потянулся через панельный столик, пытаясь найти выключатель. Он нащупал какую-то крупную вазу, и малыш резко вскочил на ноги. - Не трогай! Ничего здесь не трогай! - Что за черт? - глядя на парня, рука Хана нащупала на столе что-то маленькое и легкое. Он повернулся, чтобы ухватиться за предмет, но, похоже, оказался недостаточно близко. Примерно на полшага… Коралловая шкатулка разлетелась на мелкие кусочки, соприкоснувшись с каменным полом. Хан тут же повернулся, чтобы извиниться… - Вон! - Люк кинулся вперед, ладонями сильно толкнув Хана в грудь. - Пошел вон! Малыш вытянул руки ладонями вперед… Вес, навалившийся на тело Хана секундой позже, нельзя было назвать ударом, но это была прочная стена огромного давления, оттолкнувшая его назад, в то время как его разум пытался осознать непостижимый для него феномен. Люк шагнул вперед, чтобы вновь толкнуть его, только вот в этом толчке было куда больше злости, чем в любом настоящем ударе, ведь он подпитывался неким невидимым и безжалостным импульсом. Тщетно пытавшегося устоять на месте Хана оттолкнуло назад в коридор. Поднялось облако пыли. - Это место не для тебя! - Люк все продолжал отталкивать Хана дальше по коридору . Хана вытолкнуло назад, к свету, за двери главного входа, и Люк сразу прервал контакт, как физический, так и ментальный. Как только он вернулся во тьму, Хан тут же шагнул вперед, но массивная дверь апартаментов захлопнулась перед его носом. - Люк? Люк! - он стал колотить в дверь и нажимать на панель доступа, но она оставалась закрытой. Наконец, кратко взглянув на камеры наблюдения в дальнем конце пустого коридора, Хан расстроено стукнул по двери, и, развернувшись на каблуках, пошел прочь, все время, бормоча про себя отборные кореллианские ругательства. * * * Индо шел по долгим коридорам, направляясь в запрещенные апартаменты, и надеясь на то, что Люк к этому времени уже успокоился. Соло вернулся злой и расстроенный, наверняка думая, что Индо специально отправил его туда без подготовки. Это было свидетельством того, что долгое знакомство обеспечивало ему необходимую уверенность в том, какую именно тактику нужно избрать в данный момент, и какой тон голоса. В отличие от Соло. В действительности, Индо уповал на возможность, предоставленную кореллианином. В последние несколько недель Соло стал к Люку нежелательно близок, и сейчас пришло как раз самое время подорвать репутацию пилота, и вместе с тем подчеркнуть безопасность их долгого знакомства с Индо. Для мальчика в жизни мало что имело значение, но апартаменты, в которых когда-то жили Бейл и Брея Органа были для него почти что святыней. Палпатин оставил их нетронутыми, наверняка зная, что они будут подобно кровоточащей ране в уже и так подорванной психике мальчика. Но Индо подозревал, что здесь было нечто большее, что-то, что пожирало и жгло мальчика изнутри, и по сегодняшний день, он понятия не имел о том, что же это могло быть. Он иногда задавался вопросом, почему Люк вновь и вновь возвращается сюда, чтобы соприкоснуться с прошлым, которое так ранило и жгло. Но все же, несмотря на то, что это место ознаменовало конец его прошлой жизни, это также было местом, в котором он в последний раз чувствовал какое-то подобие удовлетворения и безопасности - рассудил Индо. Так что когда он был взволнован, Люк всегда шел именно сюда. Виконт считал, что отослав туда Соло без малейшего понятия о важности этого места, наверняка вобьет клин между ним и Люком. Здесь были правила, неписанные, но необходимые, так что, несмотря на все желание Соло влезть в жизнь Люка, приход сюда лишь подчеркнул его статус чужака здесь. Индо открыл дверной замок, и вошел в апартаменты, создавая как можно больше шума, тем самым объявив о своем присутствии и давая Люку время, чтобы подготовиться к вторжению. Щурясь в темноте, он прошел по узкой дорожке следов, ведущей к третьей комнате, уже заранее зная, где именно будет мальчик. Но, тем не менее, Индо остановился у самого порога комнаты, зная, что дальше ему идти не следует. Голос Люка раздался с пола совсем рядом с ним. - Ты вообще когда-нибудь спишь, Индо? В его спокойном голосе читались нотки ностальгии, которую всегда вызывало это место. Индо взглянул на него лишь один раз, а затем стал всматриваться в неровные тени. -Я сплю тогда, когда и ты, - ответил он. - И я очень надеюсь, что вскоре мне предоставится такая возможность. - Тонко. - Мой юмор становится немного плоским после полуночи. - Тогда иди спать, - заботливо предложил Люк. Индо продолжал стоять. - Ладно, - парень поднялся на ноги, и перед тем, как покинуть комнату, оглянулся на нее в последний раз. - Я клянусь, у меня такое впечатление, что ты все еще считаешь меня одиннадцатилетним ребенком. Будь у тебя возможность, ты бы всю мою жизнь распланировал. - А я думал, что уже сделал это, - зная, сколько для него значили эти пыльные комнаты, Индо наклонился, чтобы подобрать окурки. - Я всего лишь позволяю тебе так думать… . Я научился этому, когда мне было двенадцать, - Люк тоже присел, голыми руками убирая пепел. Индо остановился у дверей апартаментов, чтобы убедиться в том, что они были как следует заперты. Хотя Люк ничего и не сказал по этому поводу, Индо знал, что он это заметил. * * * Они вместе вошли в апартаменты Люка, и Индо задержался по дороге, чтобы взять поднос, оставленный в Красной комнате по его приказу. - Твои таблетки, - Люк поджал губы, но Индо был непреклонен, - Пожалуйста. Вздохнув, мальчик взял лекарства, и стал раскладывать их в линию на твердом металлическом столе. А затем быстро принял их одну, за одной. Сегодня Индо не стал просить открыть рот, чтобы проверить, проглотил ли он таблетки. Продолжая смотреть на стакан, Люк поставил его на стол. - Кажется, я наорал на Соло. - Уверен, он переживет это, - просто ответил Индо. - Он разбил коралловую шкатулку. - Ту, что возле двери на столе? - Да. - Я сейчас же вернусь и соберу осколки, - пообещал Индо, понимая расстройство мальчика по этому поводу. - Я с тобой. Я должен пойти. - Нет. Уже за полночь, а тебе нужно ложиться спать, - мягко отчитал он мальчика, - Я сложу их в миску из резного дерева, что под столом. Может, ювелир сможет ее восстановить. - Нет. Оставь осколки в миске. Индо кивнул в ответ, понимая, насколько для Люка было важно, чтобы они оставались в комнате, даже в таком виде. - Конечно. А теперь давай ты пойдешь в постель. Мальчик не двинулся с места, - Вейдер приезжает. - Когда? - вырвалось из сжавшегося горла Индо. - Завтра…ну, уже сегодня. - Надолго? - Не знаю… и нет, не могу. Индо нахмурился, - Что? - Избегать его. Залечь на несколько дней. Ты же знаешь, Палпатин этого не позволит. Так вот истинная причина меланхолии Люка, - понял Индо. Вот причина, по которой он сегодня пошел в заброшенные апартаменты. - Надолго он не задержится. Звезда Смерти будет в полной боевой готовности уже через несколько недель. Его наверняка вызвали сюда, чтобы он объяснил, почему 501-ому легиону потребовалось столько времени для подавления беспорядков на борту. Люк кивнул и опустил глаза. - Горн где-то слышал про большую вероятность того, что часть информации про Звезду Смерти была украдена, но из-за повреждений, они не знают, какая именно. - Ну, тогда радуйся тому, что эта поездка окажется для Лорда Вейдера весьма неприятной. - Он найдет способ сделать меня виноватым, - устало произнес Люк, - Наверное, скажет, что если бы шпион с базы Синто остался жив, то они бы уже узнали что-то важное. - …он прав? - Нет, но его это не остановит. Никогда не останавливало. - Люк, у тебя всегда будут враги. Это правда жизни. Мальчик вызывающе вскинул подбородок, - Я его не боюсь. - Знаю…и поверь мне, он тоже тебя не боится. Успокоившись, Люк кивнул, и уже было развернулся, чтобы уйти, как Индо позвал его вновь. - Люк…- неуверенным тоном начал он, - Будет лучше, если наутро у тебя будет свежая голова. Люк взглянул на него, понимая смысл сказанного. Но поскольку капризничать ему уже не хотелось, он кивнул в знак согласия, - На сегодня мне хватит. Индо кивнул, когда открылись зеркальные двери в комнату Люка, - Спокойной ночи, - рассеяно произнес он, но дверь уже встала на место. Вслед он услышал крик, от которого он не мог не улыбнуться: - Иди спать! * * * Чувствуя, что ему удалось хоть немного успокоиться, Индо прошел по темным комнатам, проделывая долгий путь назад к пустым апартаментам. Приезд Лорда Вейдера был, мягко говоря, несвоевременным, и нуждался в четком контроле во избежание повторения катастрофы, которая произошла во время последнего визита Вейдера во дворец. Только сейчас Индо задумался о том, не специально ли Император вызвал его к себе… но, по большому счету, это не имело значения, ведь обычно Люку и Вейдеру не нужен был повод, чтобы начать драку. Возможно, в ретроспективе, сейчас было не самое лучшее время, чтобы спровоцировать провал Соло… но опять же, возможно и нет. Стабильность мальчика имела первостепенное значение, а поскольку Соло являлся ненужным осложнением, а убрать его напрямую Индо не мог, то нужно хотя бы отдалить его как можно дальше. Иногда, он сомневался в своих более решительных действиях с целью сохранить здесь статус-кво… но если он о чем-то и сожалел, то о событиях более дальнего прошлого. Если он когда либо и подвел мальчика, то это было в его первые годы здесь. Причем, виновен в этом был далеко не он один. В уме тут же всплыли непрошенные воспоминания. О Палпатине и о ребенке, которого он так безжалостно терроризировал и угнетал. О равнодушном бездействии тех, кто позволял этому происходить у них на глазах. И Индо был ничем не лучше остальных. Он выбрал благо в том, чтобы закрывать глаза на правду. Но что он мог поделать? Кто вообще мог что-то сделать? Ему в недвусмысленных выражениях объяснили, что его мнения здесь никто не спрашивал. Уже на следующий день после того, как мальчик прибыл ко двору и Император забрал его, Индо было отказано в доступе в зал собраний, который находился сразу перед тронным залом. Сейт Пестаж объяснил ему это уже хорошо заученной фразой: « Император сегодня не нуждается в вашем присутствии». Это была стандартная фраза для всех, кто, судя по всему, оказался в немилости. Иногда люди слышали ее каждый день в течении нескольких месяцев. Но. несмотря на это, от них требовалось ежедневное посещение зала собраний. И Индо каждый день приходил туда, внимательно прислушиваясь ко всем интригам, которые каким-либо образом могли помочь или воспрепятствовать восхождению его сына. И совершенно случайно, он надеялся услышать хоть что-то про судьбу того неизвестного мальчика. И то, что он слышал, было вовсе не радостным. С того, самого первого дня, мальчика держали в тронном зале, независимо от того, собирался ли двор или нет. Независимо от того, был здесь сам Палпатин, или нет. Ходили слухи, что зачастую ребенок был покрыт синяками, окровавленным и совершенно не реагировал на внешний мир. Те, кому был открыт путь во внутренний круг Палпатина, шепотом рассказывали об ужасной жестокости и насилии, которым подвергался ребенок, если он смел заговорить, или даже просто пошевелиться без разрешения Императора. Иногда, причин не было вообще и Палпатин просто срывался на мальчике, отыскивая его, если тот все же умудрялся спрятаться в этой огромной комнате. Затем, он каким-то невероятным образом умудрялся пробраться мимо охраны тронного зала, когда его одного запирали там каждую ночь, и казалось, что весь дворец стоит на ушах, поскольку сам Палпатин ходил по длинным, темным коридорам, и искал мальчика. Пестаж и Алая Гвардия даже потребовали, чтобы Индо впустил их к себе в апартаменты, и он, конечно же, дал разрешение на обыск, поскольку мальчика здесь уж точно не было. С чего они взяли, что ребенок бы направился в место, в котором провел всего несколько часов, да и разве не сам Индо отдал его Императору? Виконт тогда конечно не догадывался о том, что ждало его, но ребенок-то этого не знал. Но, изможденному, голодному и не знающему дворца, ему никогда не удавалось уйти далеко, и его находили уже в течение часа. Возмездие за это следовало моментально. Его наказывали, как умел только Палпатин, и наказание по своей сути было ужасающим. То, что его жертвой был ребенок, никогда не бралось в расчет. В первый раз, с тех пор, как Палпатин забрал его, Индо услышал, что мальчик провел последние пять ночей за пределами тронного зала. В реанимации дворцового медицинского центра, и, конечно же, под многочисленной охраной. И впервые, люди стали говорить, что было бы лучше, если бы ребенок просто умер. Но предполагалось, что в долгосрочной перспективе он все равно умрет, поскольку он просто не сможет долго выносить такой уровень жестокости. Но время шло, а он продолжал жить. * Прошло долгих шесть месяцев прежде, чем Индо снова увидел мальчика. Шесть месяцев, прежде, чем Император решил, что он достаточно доходчиво объяснил Индо, почему для него нежелательно высказываться против Императора при дворе, как он это сделал в защиту мальчика в ту, первую ночь. Ему повезло, что его вообще не отлучили от двора. Но даже это, как оказалось, было еще одним инструментом манипуляции. Так что, когда Индо наконец-то снова позволили войти в тронный зал, который стал тюрьмой для ребенка, он сразу же стал искать мальчика. Но то, что он увидел… было чем-то совсем иным. Сжавшись в том углу комнаты, что был ближе к задней части помоста позади трона, была какая-то грязная куча тряпья. С босыми ногами, обхватив себя исхудалыми ручонками в попытке защититься от холода зимнего вечера, сидело истощенное, высохшее существо, которое смотрело пустыми глазами с туго обтянутого кожей костлявого личика, покрытого синяками и шрамами, некоторые из которых были старыми и уже начинали исчезать, а некоторые, по-прежнему свежие, были красными и воспаленными. И эти светлые глаза, подчеркнутые темными ушибами, не смели встретиться с кем-то взглядом. В них больше не было ни надежды, ни веры на спасение. Эти глаза были слишком старыми для столь маленького и хрупкого тельца. Никто не смотрел на него. Никто даже не приближался к нему. Все словно не замечали его существования. Мальчик на секунду встретился взглядом с Индо, но если и узнал его, то никак этого не выдал. Уже через мгновение ребенок отвел глаза и вновь погрузился в свое несчастье. Он с трудом поднялся на ноги, когда Император Палпатин царственно вошел в комнату, и низко поклонился, как и весь остальной двор. Когда Палпатин уселся на трон, он осмотрелся вокруг и суровым голосом выкрикнул: - Мальчик! За все годы, проведенные при дворе, Индо ни разу не слышал, чтобы Император звал Люка по имени. Но Индо сам уже давно перестал воспринимать его в этом ключе, ведь он уже далеко не тот ребенок, коим был, когда его притащили сюда. Мальчик издал звук, похожий то ли на стон, то ли всхлип, и от этого звука у Индо все сжалось внутри. Ребенок сразу же послушно двинулся вперед и остановился возле трона. Теперь во всем мире для него существовали лишь он и Император. Палпатин схватил его за руку, подтащил его к месту у своих ног, и мальчик послушно упал перед ним на колени на мраморный пол, опустив голову. - Стой здесь и не двигайся. Это был единственный раз, когда Палпатин обратил внимание на ребенка за те пять часов, в течении которых Индо наблюдал за мальчиком. Он оставался столь неподвижным, что порой это даже нервировало. Даже его взгляд ни разу не переместился с одной единственной точки в центре зала, независимо от того, что происходило вокруг него. Ни единого звука, и ни единого движения. Он ни разу не пошевелил ни руками, ни головой, ни глазами. Император царственно шагал между рядами кланяющихся ему придворных. Он всегда первым уходил, когда распускался двор. Он остановился перед Индо, который тут же поднял голову по жесту своего Императора. - Индо, вас не хватало при дворе. Вы видите, что здесь ничего не изменилось. Правила и традиции, как всегда, нерушимы. Это был не слишком тонкая подколка насчет его отлучения за то, что он посмел перечить Императору в защиту мальчика, и он не собирался снова быть отлученным от двора за что-то столь бессмысленное еще на шесть месяцев. - Будет так, как вы скажете, Ваше Превосходительство. Всегда. Палпатин приветливо улыбнулся, прекрасно исполняя роль столь великодушного правителя. А затем, к нему, кажется, пришла какая-то мысль, и он слегка повернулся в сторону, - Мальчик! Ребенок быстро встал, и прошел через толпу, ни разу не взглянув по сторонам. Идя неровной походкой, он тащил за собой больную ногу, на которую, судя по всему, вообще не мог ступить. Подойдя к ним, он не издал ни звука. Просто остановился, напрягшись всем телом, и наклонил голову в знак пристального внимания, но глаза поднимать не стал. - Ты помнишь виконта Индо? - спросил Император, положив руку на костлявое плечо мальчика. Ребенок вздрогнул, слегка подняв руку, а затем на несколько секунд поднял глаза, чтобы изучить лицо Индо, который так и не смог заставить себя посмотреть на это существо с пустым взглядом, прекрасно понимая, что все равно все его внимание было сосредоточено на Императоре. Ребенок покачал головой, и вновь опустил глаза. - Говори, мальчик! - рявкнул Палпатин, сильно дернув его за волосы. Как ни странно, ребёнок даже не вскрикнул и не поднял руки, чтобы защититься. Он просто ждал, когда это закончится, хоть его и пошатнуло от такой силы. Затем он заговорил без колебаний, хоть голос его был тихим и срывающимся. - Нет, учитель. - Нет, - повторил Палпатин, слегка ослабив хватку, но не убрал пальцы из спутанных волос мальчика, а лишь сильнее впился когтями в кожу головы, - Но, возможно, он помнит тебя. А это было бы… нежелательным, не так ли? Мальчик еще раз поднял на него глаза, зная, что от него ждут определенного ответа, и он должен дать его немедленно. - Ддд…да? - рискнул ответить он и слегка поднял руки, чтобы быть готовым отразить возможную атаку. - Да, - повторил Палпатин, продолжая выжидающе смотреть на Индо, тем самым не оставляя сомнений в том, что он имел ввиду. - Как скажете, Ваше Превосходительство. Но я боюсь, что… не помню этого мальчика, - если единственный способ остаться при дворе, чтобы заботиться об интересах сына, означало держать при себе свое мнение насчёт ребёнка, который, по сути, теперь даже не существовал, то именно так он и поступит. Этого, казалось, было достаточно для Императора, и он изогнул рот в довольной улыбке. - Как там ваш сын, виконт? Я слышал о нем лишь только самое замечательное. - У него все хорошо, благодарю вас, Ваше Величество. Он не может дождаться, чтобы вернуться сюда. - Хорошо, хорошо. Мне сказали, что вы - прекрасный пример для подражания и выдающийся педагог. Я предвижу для него великое будущее здесь, при дворе. Если он, конечно же, окажется столь же похвально лояльным, как и его отец… Да, великое будущее. Поклонившись вновь, Индо почувствовал вспышку гордости за признание Дубраила в глазах Императора… но его глаза все равно невольно вернулись к мальчику, съежившемуся под железной хваткой Палпатина. Почувствовав, что он ясно выразил свою точку зрения, Император продолжил свой путь вдоль комнаты. Несмотря на то, что голова Индо была опущена в знак почтения, его взгляд провожал хромающего ребенка, для которого лицо Индо было уже забыто. - Оставайся здесь, - прорычал Палпатин, достигнув выхода из тронного зала. Мальчик застыл, не коснувшись порога. Он смотрел вслед Императору, или же просто на мир за пределами своей роскошной тюрьмы. Придворные проходили мимо сгорбившегося ребенка, задевая и толкая его, пока он наконец не повернулся, и не прохромал обратно мимо Индо, чтобы вернуться в свой угол позади помоста. * * В целом, за те четыре года, что бедный ребенок был предоставлен милости Палпатина, он вынес очень многое, причем абсолютно один. Из придворных никто так и не осмелился вмешаться. Все, включая самого Индо, предпочли просто не видеть, как из испуганного, но нормального ребенка, он постепенно стал превращаться в психически травмированное, молчаливое, и попросту дикое создание, из которого, благодаря жестокости Палпатина, любые мысли о сопротивлении были попросту выбиты. Иногда, оставшийся при дворе Индо, который по-прежнему старался обеспечить будущее для своего сына, видел, как мальчик, забившийся в углу тронного зала, становился все более похожим на скелет. Он все слабее реагировал на окружающий мир, а огромные голубые глаза, в которых раньше читалось неверие и отчаянье, стали пустыми и остекленевшими. Но несчастное, покалеченное создание, прятавшееся в тенях тронного зала, это ослабевшее и вялое от голода существо, над которым так жестоко издевался Император, игнорировали абсолютно все. Никто не смел заговорить о безжалостном насилии, которому подвергался теперь уже всегда безмолвный ребёнок. Он больше не ждал сочувствия, или какой-то помощи от окружающих. Он больше не встречался взглядом с людьми, поскольку они никогда не смотрели ему в глаза. Он просто выживал. День ото дня. Иногда, час за часом, пока Император беспощадно срывал на нем свою злость. И, как все остальные, Индо тоже отводил взгляд. В глубине души ему больно было видеть мальчика, который так напоминал ему собственного сына. Но ради Дубраила, он отводил глаза, уподобившись всем остальным. И молчал. В те мрачные дни, даже люто ненавидящий его Дарт Вейдер полностью игнорировал ребенка. Хотя с тех пор он в лихвой наверстал упущенное. Так что Индо не ждал милости от Темного Лорда, прибывающего сегодня во дворец. И из всех дней, именно на шестнадцатый день рождения Люка. Наврядли мнение Вейдера по поводу недавних действий Люка на базе Синто окажется столь терпимым. И Император, конечно же, послушает его. Если бы мальчика отдали ему в семилетнем возрасте, сейчас бы не было таких проблем. Его поведение, его самые тяжелые и темные черты характера - все это были последствия четырех лет, проведенных в тронном зале, и Индо знал об этом. Также, он знал причину, по которой Император делал все это - он хотел полностью контролировать ребенка. Или, возможно, причины были куда глубже… Иногда Индо задумывался о том, знает ли он всю правду, и узнает ли хоть кто-нибудь всю правду об этом мальчике… Даже, если Лорд Вейдер и знал больше, чем он, то конечно, никогда не соизволил бы поделиться с ним информацией. А то, что знал Индо, он бы никогда в жизни не рассказал Вейдеру. Он нахмурился, вновь раздумывая о том, почему Люк вновь и вновь возвращался в эти пустые апартаменты… Раздумывал о скрытой от посторонних глаз комнате Люка в конце анфилады. Отдельные факты никогда не станут общей картиной. Индо понимал это. Только сам мальчик и Император знали всю правду. Он часто задумывался о том, что, пожалуй, это и было тем, что их связывало.