Времена года

Тоширо/Карин       Снег бил в лицо, оседал на ресницах, пробирался под тонкое пальто и тут же таял, мутной водой стекая за шиворот. Ветер трепал волосы и нашёптывал что-то о настоящем холоде и северном небе кристальной чистоты.       Тоширо поёжился: чувствовать холод было непривычно, не управлять белой бурей тоже. Ему хотелось, чтобы Хёринмару был рядом с ним, поддерживал, направлял, требовал особой сдержанности. Самообладание покидало Тоширо, стекало на асфальт и расплывалось мелкими лужицами.       Хицугая запоминал детали – серые прожилки неба, шершавость пальто, почти неразличимый гул автомобилей, – чтобы не думать о главном.       Какая трусость.       Он знал, что прийти сюда, прийти к ней в облике шинигами было бы ещё большей трусостью, и радовался, что не позволил себе этого.       Тоширо запустил руку в спутанные волосы гигая. Мелькнула глупая мысль, что надо будет попросить Урахару причесать эту штуку в следующий раз…       «Следующий раз»… будет ли он?       Кто-то толкнул его, проходя мимо. Незнакомая женщина сделала к нему шаг, но потом поняла, что ошиблась, и резко завернула в проулок. Людей на улице было мало – снег разделял их, скрывал и запутывал.       Хицугая закрыл глаза, замер, пытаясь слиться с этим жидким снежным потоком – его единственным верным союзником в странном мире ярких машин и серых пешеходов.       – Я здесь, – Карин легко коснулась его плеча.       В гигае всё казалось каким-то обострённым, колющим, и это касание почему-то отозвалось сразу и в ступнях, сжатых ботинками, и в самых кончиках вымокших волос.       Что за глупость.       Никто не может так чувствовать. А ему и вовсе – не положено это. Нельзя.       Он обернулся и отступил на шаг, заставив себя посмотреть на стоявшую перед ним женщину, потому что всё это было тяжелее, чем ему казалось. Чем он думал, когда одолжил у Урахары этот дурацкий гигай.       Тоширо смотрел на её руки, скрытые чёрным пальто, на узкие, белые ладони, в которых она вертела какой-то брелок, и что-то горькое разливалось в нём, что-то, чего не должно было быть.       В последний раз они с Карин виделись, когда Хицугая передавал ей новости… те странные новости от ставшего капитаном седьмого отряда Куросаки. Её брата. Ичиго главнокомандующий почему-то не отпустил, поручил это дело Тоширо, а он разве разбирался в таких делах?       Сейчас разбирается?       Тогда Карин старалась держать спину прямо и нервно покусывала губу, не замечая этого, сейчас всё в ней было как-то строже, суше… Тоширо бы не взялся её описывать, просто знал, что внешне она совсем другая – выше, серьёзнее, с маленькой морщинкой между бровями.       Сколько ей лет сейчас? Сколько было тогда?       Почему-то это казалось важным. Он снова цеплялся за незначительное – за лаковые носки её туфель без каблуков, за перетянутые резинкой волосы, такие же тёмные, как тогда.       Страх накрывал его липкими волнами, и даже снег не мог помочь, смыть эту несвойственную ему мерзость.       Карин, наверняка, ждала, что он скажет что-то. Поприветствует её. Но Хицугая не мог подобрать слов, не мог даже сообразить, что ему нужно говорить.       Тишина казалась лучшим выходом.       И когда Карин предложила пойти в парк, он кивнул послушно, легко, надеясь, что прогулка поможет ему собраться с мыслями.       Они шли рядом, и Карин что-то говорила о своей сестре – кажется, её зовут Юзу, – работе, клиентах, новом доме, который она купила несколько месяцев назад.       Она точно читала строку за строкой в какой-то книге, специально написанной по случаю их встречи. Тоширо не нравился её голос – слишком ровный, будто нарочно выпрямленный.       А ещё он в тайне радовался, что нет повода, необходимости смотреть Карин в глаза, потому что это и вовсе должно было оказаться пыткой. Он представлял, сколько в них должно было быть боли, пережитого и передуманного…       – Общество Душ полностью восстановлено, – произнёс он, когда понял, что Карин замолчала и теперь, видимо, ждёт от него последних новостей.       От последнего словосочетания, подсказанного внутренним голосом, Тоширо стало смешно. «Последние новости»!       О, как различаются эти понятия в двух мирах, зависимых друг от друга…и причиняющих друг другу боль.       – Из Ичиго вышел отличный капитан, безалаберный немного, но это пройдёт, если Мацумото его не избалует. Мне кажется, она на него плохо влияет, – поделился Тоширо своими опасениями. Вспомнив о том, как Куросаки любят в доверенном ему отряде, Хицугая улыбнулся. Мысли о Сообществе Душ, о спокойной и основательной, – про себя он именовал это состояние именно так, хотя не с кем своими соображениями не делился – жизни разгоняли тревогу, сглаживали острые углы.       Он говорил и говорил… Кажется, никогда в своей жизни он не был так словоохотлив, но Карин кивала и поощряла его к новым рассказам. Ему даже показалось, что несколько раз на её губах мелькнула улыбка – вполне живая.       – Мацумото утверждает, что Ичиго и Рукия скоро поженятся, – неожиданно даже для самого себя сообщил он и сразу смутился. И когда он успел стать сплетником?       Карин замерла:       – Правда? Хотелось бы посмотреть на них…       – Может, их и отпустят. Куросаки ведь приходил? – уточнил Тоширо, точно зная, что Куросаки был здесь недавно, и от этого его собственный визит казался каким-то неуместным, лишним…       Но что поделать? Как мог он не прийти, если Карин снилась ему – сломленной, раздавленной, тенью былой себя. Он никогда не видел её такой и больше всего на свете боялся, что, взглянув ей в глаза, поймёт, что сновидения не были ложью, что он не зря выдумал нелепый предлог и спустился в Каракуру.       – Да, – она кивнула, – лет пять назад.       «А сколько лет назад приходил я?» – хотел уточнить Хицугая, но вовремя спохватился.       Они по-прежнему стояли посреди дороги. Снег сближал их, заставлял присматриваться и прислушиваться, вёл их друг к другу, сам того не ведая. И Тоширо следил за тем, как Карин снимает перчатку, поправляет выбившийся из незатейливой причёски тонкий волос…       Неожиданно о ногу гигая что-то стукнулось. Проскользив по лужам, к ним подлетел мяч.       Футбольный.       Хицугая поднял его как драгоценность, забыв о том, что трогать всё подряд руками – это вообще-то «неправильно» и «для детей». Казалось, мяч упал к ним с небес. Может, кто-то из Сообщества Душ догадался, чего им не хватает?       Нет, конечно, нет.       Он посмотрел на Карин. Она улыбалась, совсем как тогда в первый день знакомства. И в глазах её вспыхивали, разгорались искорки-чёртики.       В глазах?       Тоширо и сам не понял, как так вышло. Просто сжал мяч по крепче и затаил дыхание, потому что глаза у Карин были глубокие, тёмно-серые… Точно с двойным дном.       И найти боль было нельзя, только какое-то тёплое, искреннее спокойствие, сквозь которое просвечивали те самые огоньки.       Возможно, он просто плохо искал. Тоширо был почти уверен в этом, но она и так позволила ему увидеть слишком много и, качнув головой, заметила:       – Нужно отдать детям мяч.       Несколько ребятишек как раз подбежали к ним и теперь с удивлением смотрели на странную пару.       – Может, сыграем? – обратился Хицугая к Карин, точно не слышал её последнего замечания.       Она прищурилась:       – Может. Но детям всё равно нужно вернуть мяч, – и слегка наклонившись, отобрала у него предмет спора.       Он хмыкнул. И в этом «хмыкании» было что-то очень лёгкое. Почти спасительное. Тоширо чувствовал, что первая стенка сломлена, что шаг сделан, а будет ли ещё один… кто знает?       И, не обращая внимания на уплотнившиеся снежные хлопья, они отправились к ближайшей палатке покупать мяч. Точно только вчера потеряли старый.       Снег бушевал и успокаивался, искал кого-то и терял что-то важное. Тоширо грустно улыбнулся, когда продавец поинтересовался у Карин, «какой мяч больше нравится её сыну?». Она сжала его руку в ответ, будто пыталась сказать что-то.       А что? Кто из них мог знать... Снег был упрям и напорист, Тоширо упрям в своём стремлении понять, а Карин так красноречиво молчала, точно ей одной было известно всё на свете.       Тоширо верил в это и, прощаясь, смотрел ей в глаза, пытаясь проверить, разоблачить, узнать… Она потрепала его по голове, и это почему-то не вызвало раздражения.       Когда он подходил к магазину Урахары снег таял на щеках вдвое быстрее обычного. Тоширо сердито вытирал его рукавом.       «Всё будет хорошо, первоклашка».