Вместе нельзя нам!

Свой самый, как считалось прежде, главный день нынче Лелюк справлял в не очень хорошем настроении. Шестого ноября, в день его рождения, он впервые был одинок в плане девушки и очень богат в плане друзей. Приятели устроили ему грандиозный праздник, жуткое веселье. Но внутри все еще не отпускала самая настоящая боль. Ему казалось, будто все, что он делал раньше – было сплошным бредом. А то, чего сделать не успел – самыми важными вещами в его жизни. А что он не успел? Правильно: сказать о своих чувствах к Даше. Да ладно там сказать, хотя бы понять. Он ведь как последний баран упрямо не замечал, что влюбился, причем сильно и искренне. Думал, наивный, что она одна из десятка его девушек. Ничего серьезного. Ага, как же! Как говорится, влип и не по-детски! Он еще не раз потом видел ее с этим рыжим «приятелем», как пролепетала тогда красавица. Все внутри дрожало и взрывалось миллионами бомб, когда она появлялась в его радиусе взгляда. Дима страдал от невозможности быть вместе с ней и ничего, к сожалению, не мог с этим сделать. В этот вечер он как раз вышел из шумного клуба, в котором устроили ему вечернику друзья, дабы подышать свежим воздухом и дымом любимых сигарет (не подумайте: одно другому не мешает). Но не успел он и закурить, как медленно к нему начал приближать темный силуэт. Образ отличался заметной высотой и пушистой копной ярких волос, видимых даже в темноте. Вскоре изумрудные глазки, чем то схожие с кошачьими, уставились прямо на него. Даша. Она была в своем черном пальто, распахнутом на все пуговицы, откуда выглядывало изумительное синее платье на бретельках. Ее распущенные рыжие волосы игриво раздувал ветер, который, по совместительству, окрасил ее чувствительную кожу на щечках в легкий розовый румянец. Дима невольно поежился. Вечером в ноябре уже было довольно прохладно, а она была так легко одета. Или лучше сказать: раздета? -С днем рождения! – прошептали ее пухлые алые губы, блестящие от избытка модного нынче блеска. Она улыбнулась, но ее глаза оставались неизменно печальными. Девушка и полностью выглядела разбитой, усталой. А небольшие опухлости и круги под глазами, умело замаскированные тональником, все равно явно выделялись на идеально ровной коже. Юношу раздирало чувство внезапного желания ее утешить, обнять и успокоить. Но что он мог сделать, если сам являлся причиной ее слез и переживаний? У него не было не сил, не воли прикоснуться к ей, чтобы не почувствовать вину. Он ее довел до такого состояния… -Спасибо, - нарочито медленно ответил Лелюк, не отрывая от нее своих голубых глаз, в которых читались такие же чувства, как и у нее. Боль, раздирающая душу, тупое отчаяние и уныние. -Дим, я не знаю зачем пришла… Мне просто так плохо. Дима, я не знаю ничего. Вообще ничего. Не могу тебя забыть никак. – ее звонкий голосок сменился на хриплые всхлипы, сопровождаемые потоком соленой влаги, стекающей по загорелому лицу. Слесаревская еще никогда в жизни не представала перед ним в таком «убитом» виде. За эту осень он успел ее узнать чересчур близко. Он видел ее страх, вину и горе. Гораздо лучше были улыбка и радость. Но нельзя просто захотеть, чтобы ее настроение изменилось. Девушка явно страдала и чахла на глазах. Создавалось ощущение, будто у нее отняли все жизненные соки, силы. И в этом был виноват лишь он один. -Тише, тише, не плачь. – юноша не смог сдержаться, чтобы не протянуть руку и не собрать крупинки слез с ее щек, шеи. Кожа под его рукой, что была влажная и теплая, вспыхнула. Дима удивился: никогда прежде рыженькая не смущалась и не реагировала так на его прикосновения. Что-то изменилось за все это время в разлуке. Что-то? О нет, изменилось абсолютно все. И они тоже. Эти двое больше никогда не буду такими, какими были раньше. В этом были даже плюсы. Девушка кивнула, будто намекая, что все хорошо. В ответ она обхватила его ладонь своей ручонкой и нежно погладила. Внутри у парня все встрепыхнулось. На миг ему захотелось, чтобы она ударила его по щекам и убежала прочь, а он, снова оставшийся ни с чем, будет немощно глотать воздух и обхватывать руками пустое пространство. Юноша сжал плечо своей собеседницы, куда переместилась его рука, чтобы перестать так думать. Это неправильно. Это отголоски многодневного одиночества. Или самозащита. Возможно, он боялся снова привыкнуть к мысли, что Даша у него есть, потому что потом может быть опять невыносимо. Девушка все еще плакала, когда начала снова говорить. -Я просто не знаю, как мне жить без тебя. Дим, я тебя очень люблю, в этом моя проблема. И я так не могу. Ты ходишь за мной, наблюдаешь, смотришь своими глазищами на меня. Я ненавижу себя за слабость, за отсутствие воли. Но, Лелюк, зачем все это? Если ты хоть что-то чувствуешь ко мне, пожалуйста, дай мне знать. Дай мне хоть какую-то надежду или прогони навсегда. Я устала ставить эту точку, когда она так и норовит превратиться в запятую. Дима не выдержал. Притянул к себе рыженькую и крепко обнял, понимая, что если отпустит, хоть на секунду, то непременно погибнет. Ему она нужна. Не как дым, не как кофе. Без них они смогут прожить. А вот без друг друга навряд ли. Они были так похожи и в тоже время совсем разные. -Девочка моя маленькая, - шептал он ей на ухо, обхватывая руками ее раскидистые волосы, тонкие руки, плоский живот. – Я тебя люблю. Я не хочу и не могу тебя терять. Люблю тебя. Сильно-сильно. Будь со мной, малыш. От произнесенных слов сердце забилось еще пуще, практически начиная сбиваться от сумасшедшего темпа. Лелюк не боялся, что оно остановиться или что-то с ним случиться. Теперь он был рядом с любимой и сделал самую главную в мире вещь: признался в любви. Теперь и умереть было не страшно. Правда, смерть в тот момент казалось ему вселенской глупостью. Он думал о жизни, о своей жизни с Слесаревской. -Дима, - протянула Даша, прижимаясь к парню теснее, будто выполняя его просьбу. Теперь она плакала от счастья, от облегчения. Неужели страдания и вправду покинули ее? – Я ведь без подарка. Теперь она улыбалась и даже позволила себе немного рассмеяться. Димка наслаждался звуком ее переливающегося смеха и сам не мог не улыбнуться в ответ. -Ты – мой лучший подарок, - произнес он, радостно чмокая ее в носик и ощущая каждой клеточкой своего тела, что он – самый счастливый человек на планете. Неизвестно, сколько продлится это ощущение, но если Дашуля по-настоящему останется с ним навсегда, то оно тоже останется с ним навечно. Любовь, она как море. Иногда накрывает периодически своими волнами. Но они не главное. Нужно их выдержать, устоять. А вот когда придет время, то можно осмотреться вокруг себя, стоя по горло в воде, отпустить свое прошлое, и с улыбкой опуститься, нырнуть глубоко-глубоко, чтобы никогда больше не теряться. Только так. С любовью рождаемся, с любовью умираем. Самое лучшее – еще и жить с любовью.

*****

Полина была сама не своя с тех пор, как впервые увидела Сашу с незнакомой ей девушкой. Они весело смеялись и бурно что-то обсуждали. Блондинку охватила дикая ревность. Наверное, только тогда она полностью ощутила цену своей потери. Ей было легче, когда он был просто рядом. Она могла забываться с Ромой, но все еще помнить о нежных и ласковых прикосновениях Плисакина. А теперь ей было безумно больно представлять, как его сильные, но мягкие руки теперь гладят и трогают совершенно чужое тело. Как его музыкально одаренный голос теперь окутывает новую его спутницу, а совершенно незабываемые зеленые глаза без отрыва смотрят на другую. Поля чувствовала себя ужасно. Она поступала неправильно, причем во всем. А в чем она права? В том, что встречается с человеком, которого считает лишь другом, что поморочит ему голову? Или в том, что сама постаралась залечить свои раны другим парнем, а Саше не дает этого сделать? А может в том, что любит собственного брата? Ей было всего шестнадцать. О чем думают в этом возрасте девочки? О выпускном бале, о красивых одноклассниках и горе дисков с сериалами. А она? Ох, такие проблемы были ей точно не по плечу, хоть мама и твердила часто, что ее дочка не по годам взрослая. Видимо, сглазила. Конечно. Разве может простая школьница вынести такое? Столько потрясений, столько боли. Она не знала, как ей жить дальше. Была твердая уверенность в том, что ее чувства к забавному светловолосому парнишке никогда ее не покинут. А что делать, как делать – она ничего не знала. Ей впервые понравились тишина и глухое одиночество. Раньше она боялась оставаться один на один со своей бедой, а теперь это казалось нормальным. Нет, прекрасным. Будто перочинным ножиком резать по сердцу. А слезы – капельки крови. Мазохизм? Возможно… Но Коваленко знала: от эмоций далеко не убежишь, как бы быстро ты не бегала. Был ли смысл и дальше их заглушать? Тем более, что они все больше и больше разрастались в груди и рвали душу. Новые швы постоянно рвались со звонким треском, причиняя нестерпимую боль. Заклеивать их, сшивать было делом первой важности. Ничего в мире не было важнее, чем ее любовь к Саше. И ничего ужаснее. Сегодня Полина твердо решила сделать один верный шаг на пути к облегчению: не мучить больше Рому. Она давно замечала, как их огонь постоянно уменьшался, а теперь и вовсе потух. А был ли он вообще? Она не могла знать точно. Ей нравился Манько, но не так сильно, как хотелось бы. Этих чувств было недостаточно. А после того, как он сблизился с Саньком, все стало на свои места. Девушка видела, как кареглазый юноша тоже терял к ней интерес. Она даже догадывалась, что он был влюблен, но не в нее. Она улыбалась, когда так думала. Ромашка был изумительно хорошим человеком. Умел же Саша выбирать себе друзей. Она изменила мнение и о Диме. Тот остепенился, резко повзрослел. Странно. Раньше она думала, что когда будет плохо, то она ничего вокруг не будет замечать. Но нет. Блондинка видела печаль ее всех близких. Каждый из них по своему сходил с ума. Звучит эгоистично, но от этого Поли даже становилось чуточку легче. Она не одна страдала. -Привет. - Полина постаралась внести в свой голос нотки дружелюбия и всей доброты, что еще теплилась в ее сердечке, когда она подошла к Роме. Он, как и всегда, был в спортивном стиле и с любимой красной кепкой, которую теперь тормошил в руках. Парень часто так делал, когда нервничал. Она продолжила, когда Манько в ответ лишь кивнул. – Как ты? -Странный вопрос. – он нахмурил свои густые брови. Но даже так выглядел чересчур мило. – Норм, а ты? -Надеюсь, что будет лучше, - улыбнулась Коваленко, тут же соврав. А она, оказывается, хорошая актриса! – Ром, я хотела серьезно с тобой поговорить. -Я тоже, - вздохнул брюнет, не переставая вертеть в руках головной убор. Полина, печально улыбнувшись, забрала кепку у него и поднялась на цыпочки, чтобы положить ее на законное место – у юноши на голове. -Ты очень хороший! – вдруг выпалила, не сдержавшись, Поля. Ей нужно было это сказать. – Но я не тебя люблю. В общем, я не хочу ничего объяснять. Просто нам лучше расстаться. А ты найдешь себе лучше. То есть, уже нашел. – девушка заметно переживала, постоянно сглатывая и прочищая горло. -Ты знаешь? – ошарашено спросил короткостриженный, округлив темные глазки. Неужели он совсем не думал о безопасности, когда так откровенно гулял с другой? -Я вижу, - мягко, совсем не осуждающе, ответила Полька. -И не сердишься? - тут же просил он. В ответ последовало мотание головы. -Значит, друзья? – предложил сразу же Рома, обрадованный и облегченный. -Ага, - рассмеялась блондинка. -Значит, у нас все будет хорошо? -Хотелось бы, - кивнула девушка и посмотрела вдаль. За горизонтом уже пряталось ласковое солнышко. На минутку ей показалось, будто оно приветливо ей улыбнулось, обещая, что все обязательно так и будет. Кто знает, вдруг это был знак, а не простая игра фантазии?