I need a hero

- ...Ты не выстрелишь, - Гай опускает маленький, нестрашный, кажущийся совсем игрушечным арбалет и смотрит женщине прямо в лицо. Ведьмарь пытается глумливо ухмыльнуться, впрочем, правому уголку его сухих узких губ это вполне удается, а вот левому – нет. Кавалерии же, стоящей напротив, сейчас совершенно не до смеха или пустых гримас, но показывать свою хоть какую-то слабость нельзя: это же, черт дери, Гай. Надо быть сильной. - Ты не выстрелишь, - спокойно повторяет он, улыбаясь глумливо, но все равно делая ровно полшага в сторону открытого настежь окна, свободной от арбалета рукой прижимая к груди похищенную у Витяры нерпь – трусливо и смешно; Калерии невероятно хочется рассмеяться, да ситуация не та. У них всегда не та ситуация. – Не идет речи о том, попадешь или нет: просто не выстрелишь. Тонкая светлая косичка сердито дергается: Кавалерия чуть поднимает вверх белый острый подбородок, не отрывая тяжелого, пронзительного взгляда от лица мужчины; она медленно, одними губами считает до пяти, а потом еще раз до пяти – в обратном порядке. Говорят, помогает расслабиться и перестать злиться; говорят, станет легче. Чушь. Им вообще уже мало что поможет. - Ты сбегаешь, - деланно спокойно отвечает мужчине она; арбалет – тяжелый, куда более внушительного размера, чем Мокшин - направлен Гаю прямо в грудь. Белые холеные руки, в которых оружие кажется каким-то чужим и лишним, ничуть не дрожат: не в ее правилах. - Сбегаешь позорно и трусливо, Гай. Не хорошо для такого большого главы, как ты, - в ее очках-половинках грустно и безразлично переливаются блеклые солнечные блики, проникающие в кабинет сквозь открытое окно. Гай тихо смеется: в ее глазах - горечь и боль, разделенные с ненавистью к нему. Большая честь, не так ли? - Ты все так же видишь только то, что хочешь видеть, - отмечает он, вскидывая голову. - А на войне, Лерочка, все средства хороши. Кавалерия медленно, но твердо кивает - вот тут-то Гай прав: на войне. На невероятно затянувшейся, многолетней кровопролитной войне, где при следующей встрече кто-то из них двоих должен умереть. Арбалет в ее руках чуть дергается и на долю секунды меняет направление, а потом вдруг опять упирается в грудь ведьмарю, на этот раз – куда прочнее. Все, хватит; надо быть сильной. Жаль, конечно, что не шнеппер, но тоже хорошо - по крайней мере, верней. Гай делает последние полшага в сторону окна и ставит одну ногу на подоконник. Второму уголку его губ все-таки удается чуть подняться вверх и ведьмарь одаривает шнырку издевательской усмешкой, пробирая ту до костей, до мурашек, до затаенных в глубине души воспоминаний, надежно и крепко спрятанных за маской суровой директрисы. Палец женщины нервно пляшет в каком-то жалком сантиметре от курка арбалета, в голове роем совершенно не золотых пчел вьются мысли – отчасти неправильные, жалкие и посторонние; Кавалерия мысленно считает до пяти, но то и дело сбивается, и тщетно начинает сначала. Гай снова смеется, перешагивая через окно. - И ты дашь мне уйти? – усмехается он, удивленно вскидывая брови; он пришел попрощаться – пришел после всего содеянного и произошедшего, сбежав из Зеленого Лабиринта, сбежав от заставшего в своей комнате Витяры, швырнувшего в него ботинком, и вломившись в ее кабинет. Кавалерия не сразу осознает, что он пришел к ней – и как бы нелепо это звучало, сути никак не изменишь. – Так просто?.. Вместо ответа женщина закусывает губы и прижимает курок, вкладывая в это быстрое, мимолетное движение пальцев всю горечь, боль и ненависть, которую только и может питать к Мокше. Тот лишь улыбается – зло и глумливо – и даже не делает попытки уклониться от летящего прямо ему в грудь арбалетного болта. Узкая холеная рука странно и предательски дергается, а в последний момент Кавалерия вдруг словно испуганно отводит оружие в сторону, и болт пролетает в какой-то ладони от Гая, царапнув тяжелую оконную раму. Все-таки выстрелила. Выстрелила. А потом Гай, кажется, что-то ехидно говорит ей на прощанье – до Калерии все доносится словно сквозь мягкую, упругую вату – и совсем уж скрывается в окне, стремительно удаляясь по заснеженной лужайке. Калерия стоит у распахнутого окна, устало привалившись головой к раме и опустив арбалет, и провожает взглядом убегающую фигурку самого главного и самого страшного из ведьмарей - даже странно, что он все-таки не телепортировал. А Рина спит на диванчике в кабинете, свернувшись маленьким клубочком и что-то тихо бормоча во сне; в конце-то концов, не виновата же она, что рука директрисы ШНыра в который раз дрогнула. Кавалерия обыкновенно считает до пяти, а потом еще раз до пяти в обратном порядке, но от этого почему-то легче не становится. А им с Гаем уже ничего не поможет, верно?