***
— НУ… И… КАК… ЭТО… ПОНИМАТЬ??? Наполеон глухо застонал, зарывшись лицом в одеяло. Нет, партнера он, конечно, любил, но не в пять часов утра и не в позе карающей Немезиды с подушкой в руках. Да и голова трещит, как будто с попойки. Хотя, постойте, почему как? — Не изволит ли Ваше Императорское Величество сообщить своему преданному вассалу, — не собирался тем временем останавливаться Оноре, — каким образом оно вчера умудрилось вместе с верховным маршалом опустошить половину недельного запаса вин королевского двора? — Мы праздновали день Морского Офицера гордого государства Арига, — вяло потянулось на кровати Его Императорское Величество. Голова все еще шумела, но ноги, уже опущенные на пол, привычно нащупывали тапки. В конце концов, в бытность свою матросом он и не так выпивал. Естественный рвотный рефлекс не ощущается — уже хорошо. Хотя, наверняка, этим он обязан больше придворному магу, чем своей воздержанности: как ни ругался Оноре, вытаскивая его с очередной попойки, но антипохмельное зелье никогда не забывал готовить. — Жуков — маршал сухопутных войск. Он вообще плавать боится, у него морская болезнь начинается, — сухо отрезал Бальзак, проходя мимо кровати. Брезгливо приподняв полы своей длинной мантии, и обходя батареи бутылок, он приблизился к окну и резким движением отодвинул тяжелые шторы. — И тем более не повод пропускать утреннее совещание. Скажи спасибо, что Максим еще с утра ушел доставать моего помощника на предмет того, можно ли связаться с нашей посольской миссией по путевому кристаллу. В пути уже три дня, а от них до сих пор никаких вестей. Хлынувший в комнату солнечный свет неприятно резал глаза. Наполеон сощурился. — У Макса паранойя. Он с момента отправления посольской миссии места себе не находит. Может у них эта штука барахлит, или они проезжают над мощным природным магическим источником, который сигнал глушит. — Люди обычно называет такие вещи интуицией. Причем интуицией весьма неглупого и непьющего человека. — Оноре, не начинай, — закатил глаза Бонапарт, снова разваливаясь на кровати уже в штанах и неизменной трубкой в зубах. Приняв самую вальяжную позу, он подмигнул сидевшему на подоконнике магу, — Если тебя выносит с первой бутылки — это еще не значит, что все остальные стали махровыми алкоголиками. Тем более что такой прекрасный и мудрый император, как я, может позволить себя иногда принять немного… -…цианистого калия, — мрачно донеслось от окна. Наполеон только рассмеялся. Одним легким движением он вскочил с кровати и влез на подоконник, где в лучах солнца грелся его любовник. — Это все важные новости на сегодня? — Нет, не все. Джеки куда-то исчез…***
— Н-да, не густо. Мне почему-то казалось, что ваша элита живет немного богаче. — Ты можешь хоть минутку помолчать? Раздраженный Драйзер механически отпил из своего бокала и скривился. Вино, поданное слугой, горчило, а сложившаяся ситуация раздражала его все больше и больше. Угол, в котором они с Джеком устроились, давал прекрасный вид на освещенную залу. Старинное здание, построенное задолго до воцарения первосвященника, изобиловало подобными потайными местечками (красноречиво напоминая этим, что профессия шпиона популярна во все времена). Итак, вид был впечатляющий. Высокие стены стремились к сводчатым потолкам, дубовые столы выстроились рядами вдоль стен, а стул Его Преосвященства (разумный компромисс между троном и простым деревянным креслом) удобно устроился на выделенном ему возвышении. Вокруг всего этого великолепия пробегали шустрые слуги, спешно накрывающие на стол, проходили величавые магистры и семенили послушники, периодически собираясь маленькими группками около стен. Но даже самый мелкий и невзрачный из них был проверен-перепроверен тайной службой, и мог с уверенностью утверждать, что предан Его Преосвященству на сто процентов. Вечер обещал быть только для своих. Прием начался довольно давно, так что большая часть приглашенных уже успела перемолвиться двумя-тремя словечками и теперь лениво смаковала то или иное событие. Вон как, например, та группка у стены, которую возглавлял магистр Стиас. Еще по приходу сюда он поверхностно перезнакомил Тео с большинством присутствующих здесь санов и, взяв под руку знакомого, удалился по направлению к столу. За весь вечер он так и не подошел к Теодору, чем тот и воспользовался, заняв место в нише у дальней стены. Люди проходили мимо него, иногда бросали косые взгляды, но заговорить с ним не пытались. Все ждали Его Преосвященство. — …И это я еще думал, что у нашего Напа, который проспав заседание министров, бежит в зал в одних штанах и с короной под мышкой, проблемы с самоорганизацией, — продолжал бурчать у него под ухом Лондон. Время, которым Джек дорожил всегда, а в особенности, когда на него было завязано заклинание, уходило медленно, но безвозвратно. А все потому, что один козел… Тут, словно бы возмутившись его греховными мыслями, дверь на противоположном конце зала отворилась… Первыми вошли два монаха из ордена Действующих, затем трое Страждущих, и, наконец, сухонький старичок в богато расшитых одеждах, поддерживаемый темной фигурой в плаще. На первый взгляд Джек дал ему лет девяносто, но, приглядевшись, понял, что первосвященник гораздо старше. Его выдавали глаза: темные, все еще цепкие, но уже сдающие под напором возраста, застывшие в каком-то подозрительном страхе. Такое выражение бывает у крыс, когда их загоняют в угол, и они, поставленные между жизнью и смертью, вынуждены вцепиться кому-нибудь в горло. Голоса смолкли. Процессия медленно прошествовала к возвышению, и первосвященник дал всем знак рассаживаться. Прижимая Джека капюшоном и пытаясь совладать с судорожно колотящимся сердцем, Драйзер устроился около своего наставника. В отличие от Лондона, он уже однажды видел первосвященника, но так близко — никогда. — Братья мои, — послышалось с возвышения. Говорил первосвященник невнятно, иногда срываясь на старческий фальцет. — Я рад приветствовать вас в этот час. В час, когда мне как никогда нужны верные слуги, а церкви — надежная опора. В час, когда я приму судьбоносное решение, касающееся нашей страны. Скажите, друзья мои, что гласит Первая Заповедь нашего Бога? — Сохранять чистоту веры и охранять ее от неверующих, — ответил дружный хор голосов. «Не навязывать никому свою веру», — глухо донеслось из-под капюшона Теодора. Драйзер только поморщился. Ну, не мог Джек и тут не вставить свои два шинга*. — Да, это мы и делали на протяжении многих веков. Несмотря на многочисленные обвинения в жестокости, мы всегда радели за духовную чистоту дорогих нам прихожан… «Угу, а если что — у покойников она всяко чище». -…Не покладая рук мы пытались вернуть еретиков в лоно церкви и отступников на путь истинный… «Но чаще на дыбу». -…Показывали на своем примере то, что дает искренняя вера во Всевышнего… «Постоянный пост, молитва и стояние на коленях? Это он серьезно?» -…И, наконец, мы даже готовы были простить нашего соседа, неразумного правителя Бонапарта, который подвержен греху молодости,… «Забавно это слышать от такого старого хрыча, как ты!» -…И позволить ему отказаться от его постыдной связи… «И дровишек подкинуть, если что». -…Вернув тем самым прежние мирные отношения между нашими странами. «Да ты же их сам…» «Джек заткнись!» — оказался быстрее Драйзер. Последние пять минут его не покидало ощущение, что у него на плечах, как на одной старинной фреске, сидят ангел и дьявол. Но если, по замыслу художника, те духи должны были принимать горячее участие в делах отдельно взятого грешника, то эти явно предпочитали ругаться между собой. — Таким образом, мы сделали все от нас зависящее, чтобы вернуть прежнее положение дел, — продолжал «ангел», заткнуть которого было тяжелее. — Но, поскольку, некоторые наши справедливые требования показались нашему соседу несколько «самоуверенными»… В зале раздались смешки. -…Его посольская миссия решила приехать к нам и заключить мирный договор на нашей территории. Естественно, мы были против того, чтобы пускать в нашу страну такое количество нечестивых. Но поскольку благо народа для нас важнее, мы, скрепя сердце, согласились на это, — устало закончил первосвященник, облокотившись на ручки кресла. — Принимая во внимание возможные последствия нашего решения, мы начали заранее собирать охранную миссию из преданных нам людей, призванную защищать наших гостей в период подписания договора. Встаньте! «Преданных людей» было двенадцать. В основном это были Действующие и всего один Страждущий. Все они уже разменяли третий десяток и обладали такой внешностью, что если бы Драйзер встретил их в темном переулке, а тем паче на большой дороге, то отдал бы свой кошелек без вопросов. Он на их фоне совершенно терялся как духовно, так и физически. Вперед, тем временем, вышел Тень. — Мы с радостью приветствуем вас, господа магистры, — мягко начал он, — и желаем исполнить свой долг, как подобает настоящим слугам Господа. Именно на вас в течение нескольких дней ложится ответственность за жизнь и спокойствие наших гостей. Помните, что вы отвечаете за все, что может с ними произойти. И лишь Божье Знамение может отвлечь вас от вашей миссии! На последней фразе он слащаво улыбнулся и, повернувшись, опять занял свое место за Первосвященником. «Теодор, не хочу тебя расстраивать, но у нас проблемы» — похоронным маршем заключили над ухом. — Джек, это безумство! — Угу. — И приведет к плачевным последствиям! — Несомненно. Эй, держи фонарь ровно! Для человека, который полчаса сидит на холодном полу практически голым и подбирает отмычки для кабинета первосвященника, Джек оказался образцом терпения и кротости. И даже Драйзер, стоящий рядом и вздыхающий каждые пять минут, не мог вывести его из себя. Священник сам не понимал, как согласился на эту авантюру. Не успел Тень закончить свое выступление, как Джек, ткнувшись Теодору в щеку неожиданно теплым, как щенячий нос, огоньком, попросил его следовать за ним. Незаметно просочившись из зала, он уверенно повел инквизитора на верхние этажи и, проплутав немного в лабиринте коридоров и комнат, вывел того к заветной двери. Там он быстро превратился обратно в человека и, одолжив Теодоров плащ, вручил оторопевшему магистру неизвестно откуда взявшийся фонарь (позже оказалось, что он незаметно свистнул его у стражи). Затем позаимствовал у него же из кармана связку отмычек (Теодор мог дать руку на отсечение, что раньше ее там не было) и занялся своей антиобщественной деятельностью. И теперь Теодор Драйзер, священник, почетный магистр ордена Ищущих, с полным осознанием своего нравственного падения, стоял на стреме, придерживая рукой качающийся фонарь. Лондону были до того же фонаря моральные страдания вынужденного сообщника: дверь все еще не поддавалась на сомнительное обаяние воришки, и тому пришлось перепробовать больше половины связки. На двадцать первом ключе замок согласно щелкнул. — Прошу, мадам, — важно провозгласил он, раскланиваясь в шутовском поклоне. Драйзер, хмыкнув, прошел вперед. Неприличные анекдоты про то, как некто в темном переулке перепутал падре с особью женского пола, приняв его рясу за юбку, ходили по обе стороны границы и уже давно никого не задевали. В комнате было темно и немного влажно. Мрак, прокравшийся сквозь открытое окно, обволакивал все вокруг, а из сада тянуло сыростью. Теодор остановился в замешательстве, пытаясь светом фонаря разогнать тьму. В центре комнаты стоял большой деревянный стол, по виду поменявший на своем веку много владельцев. Своей громоздкостью он фактически перегораживал комнату на две части, в первой из которых вынужден был бы ютиться посетитель, а во второй располагались шкафы с церковной литературой и маленькая софа. По стенам были развешены душеспасительные картинки, изображавшие грешников разной степени поджаристости, и святых, взирающих на них с умилением родных матерей. Под рукой тут же послышалось бормотание Джека о каких-то там упырях и о том, что неплохо бы народу этой Долины как следует проверить свое правительство на это самое дело. Впрочем, бормотание быстро стихло, и на смену ему пришел уже знакомый священнику звон отмычек. Бегло просмотрев корреспонденцию на столе, Джек занялся непосредственно самим гигантом. Тот пал смертью храбрых буквально через пару минут. Позже из стола появились: связка богато украшенных перьев, набор чернил — от простых, черных до невидимых (для секретной переписки), два ножа из каленой стали и масса других безделушек. Дальше последовали всевозможные бумаги, стопки отчетов о засеве государственных земель пшеницей и доносы на некоторые лица государства. И ничего более. Лондона, однако, такой расклад ничуть не смутил. Аккуратно разложив все вещи по своим местам, он подвинулся к корзине для бумаг. — Джек, что ты пытаешься там найти? — Не выдержал Драйзер, остановившийся у него за спиной. — Мне нужен образец почерка вашей Тени. И желательно в письме к другим союзным для Вас государствам. — Зачем?! Джек на секунду оторвался от перебирания разного мусора и скосил глаза на недоумевающего соратника. — Мне не понравилась та фраза про божье знамение. Когда он сказал про это, половина миссии заулыбалась. Похоже, из них тебя одного о чем-то не предупредили. Я хочу выяснить, что служит сигналом, который может дать начало всему этому безобразию. — Да это просто фигура ре… — Договорить Теодор не успел. Ладошка колдуна быстро прикрыла его рот, призывая к молчанию. Его слух после недавнего возвращения из астрального тела несколько превышал человеческий, так что тихие шаги из коридора он услышал первым. Дальше для незадачливых взломщиков счет пошел буквально на секунды. Торопливо сунув часть бумаг обратно в корзину, а часть за пазуху, Джек пихнул Теодора к окну, а сам затаился под столом. Окно не располагало к тому, чтоб из него прыгать. Во-первых, оно находилось на четвертом этаже, во-вторых, выходило в сад на кусты колючей жимолости, делая и без того неприятную посадку еще и очень громкой. Можно было попробовать спрятаться за тоненькой шторкой, висящей рядом, но для этого требовалось время. А оно неумолимо убывало с каждым шагом, раздающимся от двери. Некстати вспомнился способ, к которому прибегали городские мальчишки, шпионя за дамами своего сердца. Он заключался в том, что трепетный возлюбленный цеплялся двумя руками с внешней стороны подоконника, ставил ноги на кирпичные неровности в стене и зависал таким образом в течение получаса. Тут требовались сильные руки и недюжинные способности сливаться со стеной — если из окна увидеть висящего было невозможно, то с улицы очень даже. Времени оставалось все меньше, неизвестный уже возился с дверью… Ключ повернулся в замке. Послышались невесомые шелестящие шаги, а за ними тяжелая шаркающая поступь. Комната постепенно наполнилась светом. — Мой господин, Вы уверены, что это было не слишком… ммм… самонадеянно? — А ты думаешь, что кто-то из этих баранов что-то понял? — Наш враг не посылает глупых шпионов. Кто-то из них мог догадаться. — Большинство его шпионов раскрывается в первый же день из-за своих амулетов, с которыми не в силах расстаться. Не волнуйся, те, кто не знал шифра, ничего не поняли. Ты помнишь недоумение того юнца, рекомендованного Стиасом? То-то же! — Что, кстати, с ним делать прикажете? Убирать будет слишком подозрительно да наставник его обидится. Драйзер похолодел. Теплый вечер, окутывающий его со всех сторон, уже не казался таким ласковым. Да и общее состояние не радовало: руки, не привыкшие к таким нагрузкам, уже начинали болеть, а стена — крошиться под ногами. — А что с ним сделаешь? Поставим перед фактом в день исполнения. Если он предан нашему Богу телом и душой — то у него не будет вопросов, если нет — то Действующие им займутся. В комнате опять возобновились шорохи. — Подай мне чернила! Вы уже поймали того рыжего? — Еще нет, Ваше Преосвященство! Мы проводим обыски и с содействия большинства… Боже… Пальцы уже отваливаются… Ноги опять теряют ту трещину в стене, что была точкой опоры, и священник повисает в воздухе на несколько секунд. — Слишком медленно! Найдите его до приезда посольства, чтобы не было никаких сюрпризов. — Да, Ваше Преосвященство! Будет сделано. Руки липнут, но все равно отказываются держать. — Вы пишете господину Новелю? — Как будто сам не видишь! Подай мне сургучную печать! Пот начинает заливать глаза. Каменная опора опять ускользает из-под ног… — Доставь, кому следует и быстро! Я пойду к приглашенным, скажу еще пару слов насчет договора. Через несколько мгновений свет гаснет, дверь запирается и двое удаляются в темноту коридоров, из которой пришли. Теодор уже этого не слышит: руки ломит, а тело отказывается слушаться. Сил на то, чтобы подтянуться уже не остается, а сам священник смиряется с тем, что сейчас он позорно скатится вниз по почти отвесной стене. Рука, протянутая из окна, стала для него неожиданностью. Хотя, вне всякого сомнения, приятной. Уже не задумываясь о том, как колдун собирается вытащить мужчину выше и тяжелее его, Теодор собрал все силы и… уцепился за нее. В течение нескольких последующих минут упорство и сила притяжения боролись на равных. Упорство победило. Приходить в себя на жестком, деревянном, но таком надежном полу было прекрасно. Душа изволила вернуться в отведенное ей место, а руки, хотя и обещали обзавестись мозолями, отваливаться уже не собирались. Все было прекрасно, но… — Драй-зер… Я, конечно, понимаю: признательность и все такое… Но, может, ты все-таки слезешь с меня, — донеслось полузадушено откуда-то из района Теодоровой груди. Моментально покраснев, Теодор откатился в сторону и, молча встав, предложил Джеку руку, которую тот без колебания принял. — Ты закончил со своей шпионской деятельностью? — Спросил священник, когда они, пошатываясь от перенапряжения, подошли к двери. Им оставалось еще пройти кордоны Действующих, добраться домой, обсудить услышанное… Но думать об этом пока не хотелось. — Угу, — ответил Джек, опираясь на его руку. И вдруг хихикнул. Потом еще раз. А затем залился звонким хохотом, под удивленным взглядом Драйзера. — Я тут подумал… хорошо, что у вас влюбленные парочки ночью в садах не гуляют…, а то бы их ждало та-а-акое зрелище… Теодор мрачно зыркнул на колдуна, а потом, представив эту картину, сам расхохотался. Сердиться на этого поганца было попросту невозможно. *шинг — мелкая монета.