Обреченный на потери

Блин, как-то скучно уже сидеть в четырех стенах. Может, развеяться? В клуб сгонять, что ли? Или хотя бы в бар. А может… – Пэнси, я, наверное, сегодня съезжу в магазин. Я делаю глоток кофе с молоком, наблюдая за тем, как ее чашка выпадает из рук. Осколки по полу вместе с горячим черным чаем. – Репаро, – чашка снова становится целой и сама залетает в раковину. – Ну что, как тебе идея? Я задаю этот вопрос, только чтобы меня похвалили. Естественно, Пэнси рада тому, что я возвращаюсь к жизни. Мое самолюбие еще живо. А пока живо оно, жив и я. – Как мне идея? – спрашивает она, очнувшись. Да, именно такой реакции я и ожидал. – Я счастлива, Джордж! Ты даже не представляешь, как я рада! Пэнси резко вскакивает со своего места и прежде, чем я понимаю, что она делает, крепко меня обнимает. Она такая теплая. Нежная. Вовсе не колючая и злая мисс Паркинсон из школы. Мне как будто удалось ее одомашнить. Впрочем, особых надежд я не питаю: она вряд ли когда-нибудь сможет стать домохозяйкой. Пэнси создана для прекрасной жизни в роскоши, а не для существования в съемной квартире с пьяницей-гриффиндорцем. – Черт, мне на курсы надо, а я уже опаздываю, – она мгновенно отстраняется и хватает со спинки стула черный пиджак. – Обязательно съезди! И вечером мне расскажешь! Пэнси на прощание целует меня в лоб, словно я ее маленький сынишка, и выбегает из квартиры. Это стандартный ритуал. Она все время опаздывает. Не могу понять почему: достаточно просто проснуться на десять минут раньше. Да, кстати, Пэнси занимается на курсах колдомедиков в Министерстве. Представляете, Паркинсон, которая с рождения знала, что работать не будет, собирается лечить больных волшебников в Мунго! Когда я у нее спросил, почему она выбрала такую специальность и вообще решила хоть какую-то выбрать, она ответила очень просто: «Эта война заставила меня понять, что нужно всегда помогать людям. Я знаю, что неспособна спасти весь мир, но мне хочется верить в то, что я не одна буду этим заниматься. Я хочу дарить людям счастье, здоровье и… жизнь». Я не ожидал услышать что-то, в корне отличающееся от представленного объяснения, поэтому просто кивнул, чтобы она не решила, что я остался безучастен такому проявлению благородства и сострадания к ближнему. Я действительно хочу в Косой переулок. Не знаю почему, но, похоже, во мне заиграли скрытые мазохистские наклонности. Такое бывает после тяжелых психологических травм – мне Пэнси рассказывала. Проблема вовсе не в том, как туда попасть и как я буду себя чувствовать в мире братьев Уизли, в их совместном мире. В конце концов, со мной вряд ли случится что-то более страшное, чем тяжелое отравление этиловым спиртом, а соседка моя, к счастью, будущий колдомедик и почти что алкоголик, так что вернет меня к жизни. Я не хочу никого видеть – вот что. По Косому переулку днем и ночью в любое время года шатаются волшебники, и не встретить там никого знакомого просто невозможно. Да, мне кажется, что я готов вернуться в прежней жизни, но делать это надо постепенно. Я просто не выдержу миллиона знакомых, у каждого из которых тысячи вопрос. Нет! нет! нет! Надо на себя посмотреть, что ли… О Боже! Не, ну если идти так, то меня точно никто не узнает. Даже мама, пожалуй. По ходу, у моего беспробудного пьянства нашелся плюс. Я выгляжу как… хреново, короче. Пэнси говорит, что я очень похудел. Похоже, что это так. Рубашка висит. И джинсы падают. Ладно, черт с ним, это не самое жуткое. Вообще-то в школе меня считали симпатичным. Сейчас мой внешний вид… ужасен. Да, пожалуй, это подходящая характеристика. Волосы отросли длиннее, чем на четвертом курсе. Да еще и борода. Классно! Я брутален. Но переодеться, наверное, все-таки стоит. Старые джинсы с дырой на правой коленке и рубашка без верхней пуговицы. Да, я буду не просто брутален, но еще и сексуален! Хотя… в таком виде я, наверное, смогу привлечь внимание вовсе не девушек, а полицейских. А на улице постепенно наступает весна. Гораздо теплее, чем в прошлый раз. Может, мне так кажется, потому что я тогда гулял без куртки? Если честно, я понятия не имею, куда идти. Люди от меня шарахаются как от прокаженного и вряд ли согласятся объяснить, как дойти до Косого переулка. Особенно если они – маглы. Надо покурить. А посидеть можно и на ограде. Я ж не девушка. А то в школе девчонкам постоянно говорили, что если сидеть на холодном, детей не будет. Нужно будет у Пэнси спросить, в чем там дело. Бля, да можно же Ночной Рыцарь вызвать! Почему я иногда тупею, а? Может, это Пэнси тоже объяснит? Естественно, никакого Стэна Шанпайка. Я не в курсе, что с ним случилось после войны, но, надеюсь, эта мразь сдохла самой жуткой смертью, как и все его соратники с уродской татуировкой на руке. Теперь в Ночном Рыцаре работает девушка. Хм… симпатичная. Да, очень даже ничего. Вот блять! Это ж Ромильда Вейн! Обрезала она волосы. Ну да ничего, так неплохо. – Добрый день, – да, внешне неплохо, а вот голос мерзкий. – Добро пожаловать в «Ночной рыцарь». Занимайте любое свободное место. Я у окна люблю сидеть. Нравится наблюдать за пейзажем. Хотя автобус обычно летает с такой скоростью, что ни хера не увидишь. А кресло очень удобное. – «Дырявый котел», – говорю я. – Сколько? – 5 сиклей. Кофе? Какао? Свежая пресса? Так, кофе я только что выпил, а какао ненавижу с детства. Мама варила его с молочной пенкой. Бр-р, какая гадость! – Есть свежий «Пророк»? – Конечно. Ладно, хоть ознакомлюсь с новостями, а то прожил полгода в стороне от магического да и от магловского мира. Пора возвращаться к жизни. Мать твою! Что это? Рон и Гермиона? Женятся? Что за херня? Надо почитать… «Свадьба героев войны. Рекламный ход или искренняя любовь, закаленная в огне смертельных заклятий? Вчера нашим корреспондентам стало известно о помолвке Гермионы Грейнджер и Рона Уизли. Их отношения привлекли внимание журналистов еще во время Войны. Тогда юных героев несколько раз удалось сфотографировать вместе, но никто не мог утверждать, что между ними что-то большее, чем дружба. И вот, вчера Уизли и Грейнджер заявили о своем обручении. Тем не менее, общественность до сих пор интересует, искренни ли чувства молодых людей. Многие полагают, что они просто пытаются привлечь интерес к своим персонам, немного остывший после окончания Войны». Ну и кто же написал всю эту херню? Рита Скитер! Естественно! Я и не сомневался. У нее самое воспаленное воображение из всех знакомых и незнакомых мне людей. Ну да ладно, главное-то вовсе не это. Главное, что Рон женится. Мой младший брат решил обзавестись семьей. Так сказать, создать полноценную ячейку общества, пока я предпочитаю обзаводиться заболеваниями внутренних органов, в первую очередь терроризируя печень. – «Дырявый котел». Приехал. Ну что ж. Раз. Два. Три. Да, это место, по ходу, никогда не изменится. Столы не мыли столько времени, сколько я здесь не был. Надеюсь, никого из знакомых мне тут не встретится. Впрочем, я выбрал не очень удобное для всех время. Волшебники на работе, а конченные пьяницы, проводящие здесь 24 часа в сутки семь дней в неделю, все равно меня не узнают. Тем более, в таком виде. Я больше похож на Хагрида. Ростом, жаль, не вышел для полувеликана. В Косом переулке тоже непривычно пустынно. Я-то привык бывать тут на каникулах, когда от школьников отбоя нет, а теперь… тут совсем пусто. Но магазины по-прежнему работают. В кафе Флориана Фортескью тихо и спокойно. Странно не видеть там толпы детишек, выбирающей самое вкусное мороженое. Книжки на витрине «Флориш и Блоттс» покрылись пылью. В Волшебном зверинце ухают совы, квакают ручные жабы и мяукают коты. Да, даже на каникулах скучать не приходится. Я иду в дом номер 93. Каждый шаг дается с трудом, но я продолжаю двигаться вперед. Я же мужик, в конце концов! Иду, иду, иду… Стекла совсем грязные, так что внутрь заглянуть с улицы невозможно. Веселый Фред со шляпой давно уже не надевает ее на голову. Выглядит наш магазин уныло и грустно, особенно – если вспомнить, как в нем было весело раньше. Толпы посетителей бродили у прилавков, выбирая всякие милые глупости, шумели, кричали и смеялись. Мы с Фредом едва успевали всех обслужить: носились наверх за товарами, рассказывали о приколах и продавали наши гениальные изобретения. Внутри все покрылось толстым слоем пыли. Да, полная антисанитария. Я это и должен был увидеть. На прилавках – горы товаров. Мы же с Фредом убежали на войну прямо из магазина, ни о чем не заботясь, ни о чем не думая, будучи уверенными, что вернемся сюда через пару дней. Вместе. Не срослось. В кладовке тоже ничего не изменилось, естественно. Открытые коробки с кучей какой-то херни. Я в отчаянии пинаю ближайшую ко мне, и удлинители ушей разлетаются по комнате как конфетти из новогодних хлопушек. Кстати, они тут тоже должны быть. Стул подо мной качается. Да, помнится, Фред сломал ножку, а починить не успел. Просто не успел. Мерлин, почему? Я не хочу плакать. Не хочу. И не буду. Но горло сжимается от очередного приступа. Блять, а есть заклинание, блокирующее работу слезных желез? Оно бы мне очень пригодилось, а то я в последнее время стал слишком похож на девчонку. Мы так радовались, когда открыли магазин. Мы сходили с ума, придумывая новые приколы. Проводили тут дни и ночи, а потом мама ругалась по поводу того, что со своим дурацким магазином мы совсем забыли про семью. А разве нам с Фредом что-то было нужно? Нет, мы были действительно счастливы. Мы всегда были счастливы. Вместе. Ого! Наша брошюра. Не знаю, как описать тот цвет, в который ее окрасила полугодичная пыль, но изначально она была ярко-желтой, поверьте. Я прекрасно помню колдографию и смотреть на нее нет особого желания. Мы там с Фредом стоим в обнимку перед только что открывшимся магазином. Мы там с Фредом вместе. И на этой чертовой колдографии мы навсегда останемся вместе. Я знаю, что лучше ее оставить здесь или сжечь, но руки не слушают мой непривычно трезвый мозг. Мне тяжело без Фреда. Не думаю, что есть смысл это снова повторять, но… мне тяжело без него. Потому что он – это я. Я знаю, что развожу тут сопли, сам это ненавижу. И все-таки мне очень больно. Вот, что я чувствую. Впрочем, вряд ли Фред был бы рад, если бы я забросил наше дело. Я уверен: он хотел бы, чтобы я продолжил управлять магазином. Фред всегда желал мне только счастья. Потому что он любил меня. И любит. Я знаю. Я чувствую. А я… пью круглосуточно. Идиот. Я не плачу. Я не плачу. Я не плачу. Твою мать! Опять я похож на глупую девчонку. Я сам себя ненавижу. Все, хватит. Вытираю слезы и собираюсь с мыслями. Пора прийти в себя. – Экскуро! Голос какой-то слишком громкий. Не знаю отчего, но у меня болит голова. Ее как будто разрывает изнутри. Ладно, хватит с меня этих соплей. Фу, противно стало. Уборка всего магазина занимает у меня не больше пяти минут. Всего лишь стереть пыль со всех поверхностей парой идиотских заклинаний, которым меня научила Пэнси, смыть грязь с окон, а то ощущение такое, как будто находишься в подвале, и расставить коробки, чтобы не валялись по всей комнате. Да я молодец! Теперь здесь чисто. Идеально чисто. Даже непривычно. Коробки ровной колонной стоят в углу, на прилавках и полках – ни пылинки. Идеально. Правда, пока еще рано открываться. Тем более все школьники в Хогвартсе, а значит, покупать всякую хрень, которую придумали легендарные близнецы Уизли, будет некому. Нет, ну только не слезы! Все! Пора отсюда валить, а то я опять стану рыдать. Пэнси уже дома? Да, свет на кухне горит. Я падаю на стул рядом с ней, даже не снимая куртки, и закуриваю. Читает? В последнее время она занялась своим образованием, но с книжкой, да еще и по колдомедицине, я ее видел нечасто. Учебник определенно добавляет ей интеллигентности. Которую, впрочем, нивелирует такая короткая юбка. Клетчатая. Со школы, что ли, осталась? – Сними куртку, пожалуйста, – говорит она, загибая уголок страницы и откладывая книгу. – Как дела? Я игнорирую ее просьбу. В чем хочу, в том и буду ходить. Она мне не жена! Тем более я у себя дома. – Ты в курсе, что Рон и Гермиона женятся? Я не хочу говорить о том, как чувствовал себя в магазине и что чуть не расплакался пару раз, поэтому решаю поделиться сенсационными новостями от Риты Скитер. – Да, сегодня во всех газетах написали, – спокойно отвечает она. Конечно, Пэнси уже это прочитала. – Ты пойдешь на свадьбу? – Нет, – честно отвечаю я. – Не думаю, что хочу их всех видеть. Она смотрит на меня. Пристально. И мне очень неуютно под ее взглядом. Пронзительно-зеленые глаза. Неприятно. Более чем неприятно. В ее глазах столько жалости, что мне от самого себя становится мерзко, если я действительно вызываю эти чувства. – Спать. Задолбало! Я нуждаюсь в помощи, да. Наверное. Но этот ее омерзительно-жалостливый взгляд… Жалость – не помощь. Неужели не понятно? Я ненавижу это чувство. Никогда к другим его не испытываю и не хочу, чтобы кто-то жалел меня! Пошла в задницу, дура!

***

Я открыл окно. Сквозняк гуляет по квартире, но мне как-то похер. Свитер теплый. Мама связала на позапрошлое Рождество. У Фреда был такой же. Красный с желтым вензелем на груди. Типа в цвета Гриффиндора. Выглядит, в принципе, ужасно, но в нем реально тепло. Думаю, не стоит пояснять, что мой внешний вид меня совершенно не волнует. Вы никогда не пробовали просто следить за прохожими? Сесть на подоконник, закурить, поставить чашечку горячего чая и тупо рассматривать людей. Конечно, я понимаю, что у вас наверняка есть занятия поинтереснее и поважнее, но не считайте меня сумасшедшим. Я просто алкоголик. Хотя… можете считать психом. Думаю, скоро меня без сомнений можно будет отправлять в Мунго. Вот женщина ведет куда-то своих троих маленьких детей. Наверное, похожа на маму в те времена, когда нам всем еще не было десяти. Мне не понять таких людей. Да, это звучит странно, но я ни за что бы не поступил, как родители. Стать счастливым отцом десятерых детей? Нет. Нет. Нет. Только не Джордж Уизли. У меня вообще не будет детей – я давно пришел к этому выводу. И думаю, не откажусь от своих слов. Не хочу, чтобы у кого-то был такой папаша. Алкоголик. Неудачник. Сентиментальный алкоголик и неудачник. И это раздражает меня больше всего. Короче, малыши, которые у меня не появятся, если бы все-таки родились, не были бы виноваты в том, что их отец… лох. А терпеть бы пришлось очень многое. Так что одним (а может, десятью) рыжим на свете будет меньше. Ничего, я уверен: братья постараются. Да и Джинни в стороне не останется, наверное. Гарри еще в школе перечислял мне тех людей, в честь которых хотел бы назвать детишек, и, судя по его грандиозным планам, у моей сестренки семья должна быть не меньше, чем наша. Что сказать? Сочувствую. Зима заканчивается. Не знаю, рад я или не очень. Мне похуй. Абсолютно. Учитывая, как часто я появляюсь на улице, мне параллельно, сколько там градусов, идет ли снег, дождь или град, или там солнечно и самое время идти на пляж. Мне похуй. Я сижу дома, выкуривая одну сигарету за другой и продолжая пить. Люди радуются весне: тому, что можно снять шубы и пуховики, перестать ежиться от ледяного ветра и т.д. и т.п. Мне похуй, и это, наверное, ужасно. Две недели я сижу дома. Потому что мне страшно. Мне нужна реабилитация. Понимаете? Как в клинике после долгого лечения. Я поехал в магазин, будучи уверенным в том, что готов к этому, а оказалось… оказалось, что я идиот. Слабый, бесхарактерный идиот. Я не могу перестать думать о Фреде. Две недели я живу мыслями о нем. Я вспоминаю. Порой мне кажется, что я смог воскресить в памяти каждый миг, проведенный с ним. Конечно, это невозможно, я знаю, но мне до ужаса приятно представлять, что он жив. Иногда я думаю о смерти. Да, думаю. На полном серьезе. Чтобы быть с ним. Вместе. Как мы были вместе всю жизнь. Мои мысли о воссоединении с Фредом – это, конечно, интересно, и занимает большую часть моего времени, но есть и другой пункт жизни, который беспокоит меня не меньше. Этот пункт учился со мной в Хогвартсе, трахался с десятком парней, был влюблен в Малфоя и чуть не стал Пожирателем Смерти. И живет со мной в одной квартире. Я даже не знаю, что сказать по этому поводу. После моего «удачного» возвращения в жизнь, запой продолжился. И Пэнси была со мной. Всегда была со мной. Пила, конечно, меньше, но я не встречал в своей жизни человека, который вливал бы в себя столько же алкоголя. Она поддерживала меня. И поддерживает до сих пор. Но меня волнует вовсе не это. Гораздо большее беспокойство вызывает то, что каждый вечер я жду ее. Открываю окно и смотрю по сторонам, а как только она появляется на улице, захлопываю раму. Я больной, да? Уж лучше больной, чем влюбленный. – Я просила курить только на кухне! Блять, как она проникла в квартиру? Я же следил за улицей. Или под прикрытием курсов колдомедиков она работает шпионом на какую-нибудь дохера важную международную организацию? Да и, кстати, какого черта она командует мной в моей квартире? Хотя вот тут, наверное, стоит притормозить и для начала понять, почему я послушно тушу сигарету, бросаю окурок в открытое окно и выхожу в прихожую. – Почему я тебя не видел? – Меня подкинул Коул. На машине. Как бы вам попонятнее объяснить то, что я чувствую. Непреодолимое желание свернуть шею этому Коулу. Достаточно ясно? А Пэнси родители никогда не говорили, что нельзя садиться в машину к незнакомым дяденькам? Хотя, видимо, она с Коулом знакома. И мне остается только надеяться, что не очень близко. Кто он тебе, Пэнси? Вы вместе учитесь? Или, может, он твой преподаватель? Это что-то новенькое, да? В школе ты, кажется, не успела переспать ни с одним учителем, но, могу поспорить, Снегг тебя возбуждал. Все слизеринки текли от него. Не знаю, почему именно этот длинноносый урод с грязными волосами и мерзким голосом вам так нравился. Все, de mortuis aut bene aut nihil. Ты же учишь латынь, Пэнси, должна знать, что это значит. Я хочу задать много вопросов. Очень много. Мне хочется знать все об этом Коуле. Все, от того, чем он занимается до размеров его члена, пока он у него еще есть. И хочу услышать ее честные ответы. Хотя… нет, хочу услышать, что он ее давний знакомый и между ними никогда ничего не было и не будет. И вообще, у Коула есть прекрасная жена и двое детей. Очаровательные малыши, кстати. Но я идиот. Я молчу. Беру у нее пакеты и иду на кухню. – Ты голоден? – спрашивает она, садясь за стол и закуривая. – Нет. – Ты странный какой-то. – Что? Нет, все в порядке. Я немного прогуляюсь, ладно?