История о человеке

«О всеблаженный исповедниче, святителю отче наш Луко, великий угодниче Христов! Со умилением приклоньше колена сердец наших, и припадая к раце честных и многоцелебных мощей твоих, якоже чадо отца молим тя всеусердно…» Смуглая женская рука ложится на лоб. - Ты слышишь его, Йохан? Волосы липнут ко лбу, с подбородка стекает пот. Я не понимаю, о ком она говорит, я никогда никого не слышал. - Нет, мама. Меня пугает всё это. Меня пугает этот «он», меня пугает моя собственная мать. Она снова обливает меня холодной водой, и я вздрагиваю, чуть приподнимаясь в постели. Матушка вскрикивает и отбегает от меня, крестясь. - Это он, Йохан, это он! – Она внезапно срывается на плач. Мне хочется её успокоить, но каждое слово даётся с трудом – мою глотку раздирает кашель. Я вновь делаю над собой усилие и хриплю: - Зачем ты снова позвала священника? Он не помогает мне!.. - Молчи! Это говоришь не ты, это бес в тебе! Изыди, изыди из моего сына! Надо мной снова навис громоздкий крест, который она держала в своей худой дрожащей руке. Я закрыл глаза – мне было плохо, и я хотел есть. Посмотрев в окно, я увидел подбежавшего к избе цыплёнка и сглотнул слюну. Мы никогда не ели мяса, потому что этого делать нельзя. Спустя некоторое время она стала успокаиваться, тень креста сходит с моего лица. «…услыши нас грешных и принеси молитву нашу к милостивому и человеколюбцу Богу, Емуже ты ныне в радости святых и с лики ангел предстоиши. Веруем бо, яко ты любиши ны тою же любовию еюже вся ближния возлюбил еси, пребывая на земли…» Я давно хотел признаться матушке, что уже пробовал мясо цыплёнка. Но я не мог, я просто не мог этого сделать. Наверное, я никогда не замолю этого греха. Он никогда из меня не выйдет… Матушка берёт меня за волосы и сжимает их в своём трясущемся кулаке. - Вот, где дьявол! Какой ужасный огненный цвет! Он пометил тебя, пометил ещё при рождении! Знакомый стук в дверь. Это опять Иосиф, он мне ужасно надоел. Я недовольно фыркаю, но так, чтобы матушка этого не заметила. Она отпускает меня и мчится к двери так, будто за ней с цветами стоит её любовник… Господи, прости. Иосиф заходит и сразу же приступает к ритуалу. Он рисует в воздухе крест и бормочет, рисует и бормочет… Я снова захожусь кашлем, а он всё рисует и бормочет. Меня бросает в жар, из носа вытекает непонятная жидкость. Неужели это он? «Настави нас на путь, ведущий в селения праведных, и моли о нас всесильнаго Бога, да в вечней жизни сподобимся c тобою непрестанно славити Единосущную и Нераздельную Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Темнота, потом резкая головная боль. Холст открыл глаза. Вспышка страха сменилась растерянностью. Вскочив с койки, он подошёл к мирно спящему Генри и потрепал за плечо так, что тот чуть не свалился. - Прыщ, пусти меня к себе! - Что? – немец шокировано уставился на него. - Мне страшно, мать твою! – Встретив всё тот же непонимающий взгляд, рыжеволосый сделал глубокий вздох и, развернувшись, направился обратно к своей койке. – Ладно, спи. Неважно. Забудь. - Да ладно, светает уже, - как можно мягче ответил Генри, зевнув и прикрыв рот кулаком. Он уже успел привыкнуть к тому, что люди здесь по какой-то причине выбрали его для своих исповедей. – Рассказывай, Реми. Генри впервые увидел, как его друг – хладнокровный солдат, превосходящий по очкам всю армию – стал прятать взгляд. На какое-то время Холст впал в ступор, и Беккер снова задремал, но рыжеволосый, решившись, громким окликом вернул его в реальность. - Мне кажется, я видел во сне свою прошлую жизнь. Точнее, это была не прошлая жизнь, это была настоящая! Я не тот, кого ты знаешь, Генри, я… Я кто-то другой. Он провёл рукой по лицу и посмотрел на собеседника. Тот явно не знал, как реагировать. Послышался скрип, и одеяло на верхней койке зашевелилось. Роуз перевернулась на другой бок, но всё ещё не просыпалась. Чаще всего утром Генри обнаруживал их вместе, но этой ночью, как видно, между этими двумя ничего не происходило. «И почаще бы так», - пронеслось у него в голове. - Как ты думаешь, Бог существует? – внезапно поинтересовался Холст. - Для нас было бы лучше, если нет, - усмехнулся Генри. - Да, ты прав. Он бы не простил мне всего того, что я натворил. Холст дотронулся до своей головы и, с осторожностью уложив растрепанные волосы в сторону, продемонстрировал странного вида вмятину на своей голове. Казалось, это было небольшое отверстие в черепе, уже затянувшееся кожей. Убедившись, что на Генри это произвело довольно неплохое впечатление, он улыбнулся и вновь прикрыл углубление волосами. - До того, как я себя помню, мне успели даже просверлить дырку в черепе. Наверное, это был один из способов изгнать из меня дьявола. Спустя несколько минут Холст уже мирно сопел, а Генри так и не смог уснуть. - И кто дёрнул меня за язык? – нарушил наступившую тишину вполне справедливый риторический вопрос. День, как это обычно бывало, начался с криков командира и топота десятков пар ног. Это было что-то вроде разминки или утренней зарядки в детском лагере. Мы пробегали по несколько километров друг за другом, затем отжимались и снова бежали. Сорок минут вот такой беспрерывной зарядки разряжали меня на ближайшие полдня. Возвращаясь тем утром в свою комнату, я открыл не ту дверь. Дело в том, что не так давно я пометил свою комнату куском красного кирпича, так как двери не были пронумерованы, и я постоянно путался. Но в этот раз, открыв дверь с такой пометкой, я магическим образом попал к Честеру. Ах да, кстати говоря, он жил в соседней комнате. - О, заходи, - сонно пригласил он меня. – Пришлось тебя немного обломать, просто так ты бы не зашёл. Комната разведчиков была зеркальным отражением нашей. Кровати будто переставили местами, а вместо Роуз на верхней койке располагался снайпер. Я подумал, что, по сути, их с девушкой разделяла только стена. - Ты не был на разминке, - констатировал я. - Хер ли мне там делать, - отозвался тот. Он потянулся, приподняв бёдра, выгибаясь при этом назад и свешивая голову так, чтобы я увидел его ухмыляющуюся физиономию. Я прошёл в комнату, закрыв за собой дверь, и сел на койку Костолома. Наверное, я погорячился, сравнив эту комнату с нашей – тут у них имелось настенное зеркало с раковиной, на которой стояла пена для бритья, лежали щётки, опаска и скромно дополняющая картину расчёска для сооружения честерского конного хвоста. Нам же приходилось каждое утро занимать очередь в душную комнату с отвратительным запахом, чтобы попасть к единственной, как я раньше думал, раковине на весь этаж. - «Али-Бабу» читал на днях? – поинтересовался я, вспомнив о событии, благодаря которому попал сюда. Вирус хоть и понял шутку, но всё же ответил: - Ты тут ни одной книги не найдёшь. Даже если когда-то были, то давно уже пошли на сортир. Хотя… мне удалось кое-что сохранить. – Он указал на увесистый потёртый журнал, который лежал на ужасающего вида подоконнике с облупленной краской. Решив, наконец, что пора бы встать, Честер перегнулся через ярус и странным образом спустился, держась руками за железный край кровати. Он встал у зеркала и, оперевшись на край раковины рукой, включил кран. - Я знаю, о чём ты думаешь, Бек. Ты ошибаешься. – Снайпер раскрутил ручку смесителя до самого конца, и из крана наконец показалась тонкая струя ржавой воды. – В сантехнике случайно не разбираешься? Я отрицательно помотал головой. Честер терпеливо дождался, пока жёлтая вода станет хотя бы на несколько тонов посветлее, после чего спокойно приступил к утренним процедурам. - Так зачем ты меня хотел видеть? – поинтересовался я. Он пожал плечами. - Мне скучно. Мои дауны свалили до вечера. Козёл Арчи послал их далеко и надолго, они там будут территорию пять на пять километров обшаривать. Выдавив на щётку немного пены для бритья, он невозмутимо сунул её в рот. Я невольно скривился, представив этот вкус. - Наверное, тебе кажется, что ещё немного – и он мне горло перегрызёт, - продолжал бубнить Вирус. – На деле он не такой. Да, я проблевался пару раз и чуть ли не через день получаю от него по яйцам, но в тюрьме было гораздо хуже. Там трудно продержаться десять лет, если тебя не переваривают… - Десять лет? – удивился я. Откровенно говоря, на зека он был совсем не похож. – И за что? - Отца грохнул, - без всяких колебаний ответил тот. Сплюнув, он наскоро прополоскал рот и взялся за опаску. Прищуренный взгляд в зеркале с любопытством наблюдал за моей реакцией. Я встал и хотел было выйти из комнаты, уверившись, что с его головой явно что-то не так, но Вирус поймал меня за руку. - Stopp, Беккер, не делай поспешных выводов! - Отстань, я боюсь тебя! Найди себе другую компанию, а я не понимаю таких людей! - Поверь, сопля, в твоей жизни встретятся ещё сотни людей, которых ты не поймёшь. Будешь ли ты всех их отвергать? Неудивительно, что он стал одним из лидеров. Стрелять в людей – это для него как котят топить! Я бы даже поспорил с тем, что котят топить легко. В голове мелькала мысль, что это, возможно, была шутка, но этот клоун наверняка бы уже об этом сообщил. Несмотря на внешнюю щуплость, снайпер обладал крепкой хваткой. Я пытался вырваться, но не мог. Вскоре он разжал ладонь и сам отпустил меня, позволив выбежать и захлопнуть дверь.