Его Единственное Величество

В столице сейчас наверняка палило солнце, отражающееся от океана. Но это не останавливало жизнь горожан. Только во дворце в самый зной многие прятались в свои комнаты, закрывая окна тяжелыми шторами, чтобы жар не проникал в помещение. Тяжелее всего было тем омегам, которые вступали в пору в это время. Но все это происходило в столице. Там же, где находились Морган с мужем, солнце не сушило землю до трещин в коре, не губило зелень травы, здесь почти не дули душные ветра со стороны океана. Чуть прохладнее и от этого весьма комфортнее. Морган не замечал своей непереносимости жары, усталости от нее, пока не оказался здесь. Он бывал в северных землях в глубокие зимние морозы, но тогда подумал, что столичный климат ему нравится гораздо больше. Правильно говорят: все познается в сравнении. Подойдя к дому, Морган обнаружил Френсиса, развешивающим белье. Видимо, омега Густава попросил помочь с уборкой. Да Френсис, судя по виду, не был против, расправляя простыни на веревках, разглаживая их ладонями, чтобы они высохли прямыми. — Доброе утро, — как можно более спокойным тоном сказал Морган, подходя к мужу. Френсис обернулся к нему, и в его взгляде сначала мелькнуло легкое беспокойство, а после на лице все же появилась улыбка: — Твоя тренировка уже прошла? — Ее, можно сказать, и не было. А твоя? — Морган смотрел на него внимательно, пытаясь уловить малейшие изменения в поведении. Он знал, что на первой тренировке почти никогда ничего путного не выходит, но всегда есть исключения. А Френсис казался исключением из всех правил. Почему бы не подтвердить эту репутацию и здесь? — Густав сказал мне найти якорь... Это сложно, — Френсис машинально провел ладонями еще раз по простыни, а после переключился на другую. — Какой у тебя якорь? — Трон, — просто ответил Морган, не собираясь скрывать тот факт, что держится в своем уме только из-за навязчивой идеи вернуться к власти. Теперь на лице Френсиса всего лишь на секунду показалось легкое разочарование. Морган мысленно усмехнулся: конечно, Френсис думал, что якорем является он сам. Но нет... Это было невозможно и даже в какой-то степени смешно. Бесспорно, Морган хорошо к нему относился. Бесспорно, он уважал его и старался любить так, как любят своих мужей. Но Френсис не занимал в его жизни такое важное место. Пока не занимал. И где-то в уголке сознания скользнула почти неприметная мысль, что, возможно, и не займет. Морган едва заметно тряхнул головой, отбрасывая ненужные сейчас думы, и вновь посмотрел на Френсиса: — У тебя есть время поговорить? — Как закончу с бельем, сколько угодно. Я сам попросил дать мне какое-то задание. Сидеть без дела невероятно тоскливо, — Френсис вернулся к простыням, развешивая еще парочку. — Когда я чем-то занят, мне легче думается. — Я подожду, — кивнул Морган, отходя к небольшой скамье, что стояла подле дома. Он немного волновался по поводу этого разговора: не привык говорить на подобные темы и кому-то доверять. В свое время он доверял только Калебу. И тот оправдал это доверие. Но где он теперь? От Калеба не было давно слышно никаких вестей. Возможно, Себастьян его убил... Морган не хотел думать об этом — Калеб был ему слишком дорог, как верный рыцарь и даже друг, никогда не подводивший его. Френсис подошел к нему спустя минут десять, держа в руках пустую плетеную корзину. — Присаживайся, — Морган похлопал по деревянной скамье. Было неплохо то, что они словно забыли о вчерашних неосторожных словах. Морган действительно благодарил Френсиса за то, что тот не стал раздувать пламя еще сильнее. Наверное, Френсис и правда в чем-то был мудрым, осторожным и достойным... Френсис опустил корзину на землю, а сам присел рядом с Морганом, глядя на него несколько встревоженно: — Что-то произошло? — спросил он, убирая за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос. — Нет, пока нет. Я хочу тебе рассказать о наших дальнейших планах, чтобы ты был готов. — Готов к чему? — настороженно уточнил Френсис. — Ко всему. К опасностям, к тому, что тебе, возможно, придется убивать, чтобы выжить. К смерти. Я знаю, что ты не труслив и не глуп, но считаю, что ты не осознаешь всего того, с чем мы можем столкнуться, — Морган взял его руки в свои ладони. — Ты — мой муж, Френсис. И тебе придется идти со мной до конца, потому что мы скреплены клятвой. Но готов ли ты к этому? Я не могу тебе обещать, что мы выживем или обязательно одержим победу. Меня могут убить, а тебя отправить в публичный дом. Себастьян скор и коварен на расправу. Но если мы выживем, то у тебя будет все. Ты станешь младшим королем, твои дети станут принцами, и тебя больше никто не посмеет назвать бастардом. Ты даже не мечтал о подобном, когда ехал в мой замок, верно? — Френсис покачал головой, не сводя с него взгляда, и Морган продолжил. — Это будет идеальным финалом, я стремлюсь к нему, но на пути может встретиться все, что угодно. Ты готов преодолеть со мной все эти испытания и достичь нашей общей цели? — Но это ведь твоя цель, Морган. Ты хочешь на трон, — Френсис не мог не заметить этого. — Я вовсе не хочу быть младшим королем... — Ты хочешь быть свободным. Власть — это свобода. Для тебя будет свободой. Ты сможешь делать практически все, что захочешь, имея ответственность за свои поступки только передо мной. Не это ли твоя идеальная жизнь? Френсис слабо повел плечами, не зная, что может ответить. Слова не приходили на ум. Может, оттого, что Френсис не считал Моргана во многом правым? Да, Морган являлся хорошим примером для того, кто хочет стать правителем. Но его речи, его цель... Власть не являлась свободой. Ты отвечаешь за любой свой поступок не только перед мужем, но и перед всей страной, перед каждым человеком в этой стране. — У меня ведь нет выбора, да? Я все равно твой муж и мне не сбежать от этого. — Я могу оставить тебя здесь, если ты захочешь. Могу объявить тебя погибшим, а ты станешь жить тут, начиная новую жизнь. Такой вариант тебя больше устраивает? Наверное, Френсис мог согласиться. Он даже почувствовал, что колеблется, перед тем, как покачать головой и твердо сказать: — Нет. Он мог остаться, начать новую жизнь, но все его естество не хотело этого. Не из-за Моргана и его предложения, а из-за непонятного Френсису чувства, которое заставляло его почти трепетать при мысли, что он окажется снова в столице. И Френсис не мог идентифицировать это чувство. — Я поеду с тобой. Морган удовлетворенно кивнул, словно и не ожидал другого ответа от слишком морально правильного Френсиса: — Тогда я позволю тебе продолжить тренировки, — он наклонился к нему, мягко касаясь губами лба. — Я хочу, чтобы ты мог защититься. *** Тренировки начались уже со следующего дня. Густав не щадил никого из них. Особенно Френсиса. По крайней мере, ему так казалось. Он возвращался домой полностью выжатым, словно в его голове кто-то долго и упорно копался. Впрочем, оно так и было: Густав обладал какой-то особенной магией, которая могла позволить ему проникнуть в сознание другого человека. Иногда Френсису казалось, что собственный разум гаснет, затихает под чем-то тяжелым и темным, но Густав вовремя его выдергивал. Бороться со своей силой Френсис так и не научился. — Ты так и не нашел свой якорь, — сказал ему Густав на тренировке, которая проходила поздним вечером. Прошла уже неделя с тех пор, как Френсис решил пробудить в себе магию, но он не добился ровным счетом ничего. — Мы не сможем высвободить твои силы в полной объеме до тех пор, пока ты не найдешь, за что держаться. — Я знаю, — пробормотал Френсис, падая на влажную от росы траву и глядя в звездное небо. Якорь. Сейчас он думал, что это почти невозможно. У него не было никого или ничего, ради чего он мог бы не впасть в безумие. Выставив перед собой ладонь с разжатыми пальцами, он посмотрел на нее. Если он будет стараться, то сможет справиться со своим телом. Сможет делать те чудные вещи, как делали остальные. Обладать молнией или еще каким-то даром. Густав рассказывал, что они делятся на несколько типов, но не рассказывал про все. Сказал, что ни к чему забивать голову тем, что пока Френсису не пригодится. Ему нужно было найти якорь. Они бились над этим уже неделю, но разум Френсиса упорно подсовывал своему обладателю картинки воспоминаний из столичного дворца. Только сейчас Френсис догадался сосредоточиться на них, вычленить самое главное. Он вспоминал широкие коридоры, просторные залы, богатое убранство... Келли и Генри, Себастьяна, Калеба... Он сосредотачивался на каждом из них, на любом человеке или на любой детали обстановки, мысленно вырисовывая каждую незначительную деталь. Через несколько минут он почувствовал легкое теплое покалывание на ладони. Распахнув глаза, он с удивлением обнаружил, что на его пальцах скачет совсем маленький, но самый настоящий огонек. Густав подскочил к нему, хватая за запястье и вздергивая с земли. — У тебя получилось! Мальчишка, наконец-то у тебя получилось! — кажется, Густав ликовал больше самого Френсиса, рассматривая этот огонек, готовый вот-вот затухнуть. Френсис смотрел на свою руку с восторгом. Это казалось чем-то совершенно невозможным. Нереальным. Заставляющим застыть на месте в неверящем изумлении. Это было удивительным ощущением. — О ком ты подумал? Кто твой якорь? — Густав перевел взгляд на лицо Френсиса, и тот ответил ему растерянным взглядом. — Я... — его брови сошлись на переносице, вспоминая, о чем думал, когда почувствовал тепло на пальцах. — Давай, Френсис, это важно. Тебе это гораздо важнее, чем мне, — Густав сжал его запястье, подтягивая ближе к себе, чтобы ухватить за подбородок и заглянуть в глаза. — О ком ты думал? — Ни о ком... О чем, — вдруг несколько ошарашенно пробормотал Френсис. — Я думал о своей комнате во дворце... Это странно, да? Густав выпустил омегу из рук, и выглядел он при этом несколько разочарованным. Но Френсис не обратил на это внимание. Он сам пребывал в глубоком удивлении от того, что именно стало его якорем. И это нельзя было назвать ожидаемым исходом. — Что ж, — Густав отошел от него еще на несколько шагов, — думаю, на сегодня можно заканчивать. Встретимся завтра в это же время. Иди спать, Френсис, тебе нужно многое в себе понять. Якорь порой оказывается странной вещью, но это всегда важно для тебя. Подумай об этом. — Хорошо, — кивнул Френсис, тут же разворачиваясь и уходя в сторону деревни. Ему действительно нужно было понять. Не только в себе, но и в том, что творилось в комнате, если она стала для него настолько важной, что теперь является его якорем, не дающим впасть в безумие под гнетом магической силы.