«I close my eyes Only for a moment, and the moment's gone»*
I. Проснуться.
Он хочет, чтобы его заметили. Чтобы кто-нибудь подошёл к нему, обнял и сказал, что любит его больше всех на свете. Заварил ему крепкий чай или кофе, лёг с ним на постель, согревая своим теплом. Ему нужен кто-нибудь, чтобы обнять его, прошептать на ушко, что зима скоро закончится, и поцеловать. Согревать его пальцы в рукавах своего тёплого свитера, а лучше одеть на него такой же. Спеть ему песню о том, что после черной полосы всегда идёт белая. Он будет тихо подпевать, а дыра в его душе сузится до микроскопических размеров, пока вовсе и не исчезнет. Его сердце оттает, а в глазах заблестит огонёк радости. Уголки его губ будут медленно подниматься всё выше и выше, пока он не засмеётся во весь голос. Ему нужен всего один вечер, который унесёт его грусть вдаль, чтобы он навсегда забыл о ней. Он просто больше не хочет быть один. Lana Del Rey – Bad Disease«There's something about seeing him die That puts it all into perspective, and I Wanna stay home, be left alone Someone make my mind up so I don't have to decide»**
II. Я собираюсь закричать.
По-моему, всё началось тогда, когда я в первый раз крикнула ему: «Уйди!». Именно потому, что я его прогнала, он счёл нужным вернуться. Эх, глупец. Если я говорю, что не хочу его видеть, значит я не хочу. Что здесь непонятного? У меня мёрзнут ноги, и я забираюсь под одеяло. Портрет Джастина кидаю на пол. Там ему и место. — Я тебя обидел? — раздаётся его мягкий голос за спиной. Конечно, нет. Просто меня уже тошнит от тебя. — Нам нужно поговорить, — шепчу я. Правую руку свело, и я не могу ей пошевелить, но я не собираюсь поддаваться. Надо встать. Опираясь на левую руку, я с трудом переворачиваюсь на спину. Резко выдыхаю. Джастин смотрит на меня. Нет, пялится. Из-под платья выглядывает лямка лифчика, а само оно помялось. Если бы я стояла, то у меня бы дрожали колени, но сейчас, лёжа, я ощущаю лишь небольшое покалывание в них, а также ещё один важный пункт — я практически не могу дышать. Как будто горло забили ватой. — Принеси воды, — хриплю я Джастину. Он срывается с места и выбегает из комнаты. Я слышу его шаги по лестнице. Он перескакивает через каждую вторую ступеньку, в итоге получается, что он наступил всего на девять. На это ушло около семи секунд, хотя я не могу утверждать. Я просто люблю считать секунды. Я сейчас заплачу. В животу всё переворачивается, сердце бешено колотится, и я хочу кого-нибудь ударить. Такое ощущение, будто кто-то обхватил мою шею ремнём и сдавливает её всё сильнее и сильнее. Хотя, почему «кто-то»? Я определенно знаю, кто это. Джастин. Ремень всё затягивается и затягивается. — Джастин! — кричу я. Но он не отзывается. Я повторяю его имя, сначала я кричу, а затем становлюсь всё тише и тише. Джастин... И я опять улавливаю его шаги по лестнице. Наконец-то я получу свою воду. Я сплетаю пальцы и сажусь в позу лотоса. За окном завывает ветер. Он напоминает мне о странном ощущение где-то в середине груди; сжимающаяся и разжимающаяся пружина. Батут. Я прыгаю, но через секунду уже оказываюсь внизу. Вся моя жизнь — батут. Тук-тук. Я думала, что это стучит мое сердце, но это кто-то стучит в дверь. Я ухмыляюсь. Джастин? Никогда не подумала бы, что он станет стучаться. Но всё-таки я приглаживаю волосы и произношу чуть тише, чем надо: — Входите! Мой голос эхом отдается от стен, или мне только кажется. В дверном проёме я вижу вовсе не Джастина, а доктора Линн. — Родители приехали, — спокойно произносит она и вымученно улыбается. Я тоже выдавливаю улыбку. Она жестом зовет меня за собой, и я вскакиваю с постели. Пол ледяной; у меня мёрзнут ступни. Я ёжусь, но продолжаю идти. Доктор Линн закрывает за мной дверь. В зале светло; слишком светло по сравнению с моей комнатой, поэтому я щурюсь и прикрываю ладонью глаза. Линн приобнимает меня за плечо и слегка сжимает его рукой. — Всё будет хорошо, — шепчет она мне на ухо; я пытаюсь улыбнуться. Всё будет хорошо. Входная дверь открывается, в неё входит мать. Уголки её глаз опущены; она сжимает губы, втаскивая чемодан в дом. Отец стоит в стороне и даже не пытается ей помочь. Я напрягаюсь. На маме чёрные широкие брюки и серая водолазка, на отце тот же самый костюм, что и всегда, разве галстук теперь синий, а не коричневый, как обычно. Я вырываюсь из объятий доктора Линн и сбегаю вниз по лестнице. Мать замечает меня и поспешно обнимает, проводит рукой по волосам и что-то шепчет, прижимая меня ещё сильнее к себе. У неё холодные костлявые руки, но на лице практически нет морщин. Ей около сорока лет, но мне никогда не говорили, сколько именно. Как её зовут? — Трейси, — окликает её отец. Трейси. Она держит меня одной рукой за талию, другой тащит чемодан, при этом обернувшись к отцу. У неё карие глаза, а у меня голубые. Я пошла в отца. Жаль, что на мать я совсем не похожа. У неё тёмные, почти чёрные волосы, а я блондинка. У мамы близко посаженные маленькие глаза, а у меня — большие. Но мы обе очень худые. — Что ты делаешь? — спрашивает отец у матери. Он поднимает бровь и со злостью смотрит на неё. Я чуть отхожу от мамы, но она прижимает меня к себе ещё сильнее. — Она моя дочь. Я не собираюсь играть в твои игры. Её взгляд наполнен решимости. А я даже не могу определиться, на кого мне смотреть — на мать или на отца? Поэтому я смотрю в пол. — У нас для тебя подарок. — Мама измученно улыбается. Она растягивает замок на чемодане, затем достаёт оттуда белый пакет. Из него мать вытаскивает вазу. Она синяя, с серебряным цветочным узором; горлышко намного уже, чем сама ваза. Я улыбаюсь. — Вот и зачем она ей? — ворчит отец сзади. «Не обращай на него внимания, не обращай на него внимания». — По-моему, она красивая, — шепчу я. Мама одобрительно улыбается. Отец распаковывает коробки с продуктами. Овощи, фрукты, мясо. И когда Линн успевает готовить? Хотя ей, как мне кажется, кроме этого и делать нечего. У нас в гостиной висит телевизор, но она его не смотрит, да и я сама его видела только один раз. Не удивлюсь, если его там уже нет. Папа бросает что-то в мою сторону — это шоколад. — Ещё один подарок от нас, — улыбается мать. — Смотри, — говорит она и берёт шоколад из моих рук. Мама ловко снимает с него обертку, отламывает кусочек и отправляет в рот. У неё светятся глаза. — Тебе просто обязательно нужно это попробовать. Я повторяю те же действия, что и мать. Шоколад тает у меня во рту; я потихоньку рассасываю его. Мы вместе с мамой улыбаемся, но она смотрит на меня с горечью, будто бы я прямо сейчас могу умереть. Или сделать что-то плохое. Мне это не нравится. Я не собираюсь делать плохие вещи. Никогда.***
Andrew Belle – Pieces«You and me Got ourselves a problem I can see this Better than I solve em»***
Мысли кишат в голове; я за ними не успеваю. Джастин хватает меня за руку. Когда он успел придти? — Джастин, я не... — В глазах темнеет по краям, но я чувствую себя относительно нормально. — Да, я понимаю... Пол. Смотри в пол. — Какой у нас красивый паркет, однако, — произношу я и улыбаюсь. — Речевая лапша, — констатирует доктор Линн. Какая лапша? — Это вкусно, — мычу я и хихикаю. Джастин отпускает мою руку; я вопросительно гляжу на него. Мать обеспокоена. — Не надо волноваться. — Каждое слово дается мне с трудом. — Люстра... — Я снова тихо хихикаю. — У неё затуманенный взгляд, — шепчет мама, но, по-моему, не мне. — Это плохо? — Если она будет вести себя агрессивно, мы её привяжем, — говорит доктор Линн. О ком? Явно не обо мне. — Пока что всё хорошо. Я улыбаюсь. Мне нравится, что Линн говорит о хорошем, потому что мне часто говорили о плохом. — Что за Джастин? — спрашивает мать. У меня? Нет, она смотрит на доктора. — Её... воображаемый друг. «Он настоящий!», — хочу возразить я, но не могу даже рта открыть. Мать кивает. Ей всё равно? Отец стоит в углу комнаты. Смотрит в пол. Да, у нас милый пол, я знаю. Ему тоже нравится? — Пап, — шепчу я. Он чуть смотрит на меня, подпирая подбородок руками. — Я знаю. — Что ты знаешь? — Он выглядит усталым, но у него сосредоточенный взгляд. А у меня — нет. Что я знаю? Без понятия. О чём я говорила? Мысли копошатся в голове, но я успеваю сказать только некоторые из них. Так что я, собственно, хотела? Ах, да. — Я знаю, что... — Я сжимаю губы и задумываюсь. — На Хэллоуин я хочу съездить в Диснейленд. Отец вздыхает. Какое сейчас время года? — Зима, — вяло отвечает папа. Значит, я всё-таки спросила? Мама и доктор Линн о чём-то переговариваются, потом уходят. Мы с отцом остаемся вдвоём. — Элисон. — Он кряхтит, пока садится ко мне на край кровати. — Элисон, я тебя люблю. Щёлк. У меня мигом холодеют руки, в глазах темнеет. Я хочу двигаться. Вскакиваю с кровати. Глаза отца расширяются, всё больше и больше, пока не выпадают из глазниц. Мне страшно, но я не кричу. Его лицо покрывается бурыми пятнами — это раны, а из них течёт кровь. Рот отца кривится в ухмылке, и он тянет руки ко мне. Вот, когда я начинаю действовать. Хватаю первое, попавшееся под руку, — вазу, которую сегодня привезли родители. «Вот и зачем она ей?», — раздаётся ворчание отца у меня в голове. «У нас для тебя подарок», — шепчет мама где-то в глубине моего разума, её улыбка расплывается у меня перед глазами. Синий цвет вазы заполняет всё поле зрения, но даже сквозь него я различаю фигуру отца, пробирающегося ко мне. Крепко сжимаю вазу. Ухо отца сереет, скручивается, а затем падает на пол. То же самое происходит и со вторым. Его пальцы также медленно начинают гнить и кривиться. Я смотрю на свои руки — они бледные, в синих пятнах, как у мертвеца. — Ты больная, — шипит отец. Слышу шаги по лестнице. Нельзя терять время. Я со всей силы бью отца по голове вазой. Осколки разлетаются во все стороны, тело папы обмякает и валится на пол. Его голова отделяется от тела, из неё сочится кровь. Один из осколков вазы под моими ногами; я пинаю его ближе к отцу. В комнату врываются мать и доктор Линн. На их лице — ужас и паника. А мне всё равно. По телу отца ползут черви, один из них заползает в пустую глазницу. Мать подбегает к папе, а Линн — ко мне, хватая меня за локоть и уводя из комнаты. Последнее, что я помню, — укоряющий взгляд матери и её шепот: «Ты мне больше не дочь». * Я закрыл глаза на секунду лишь — и кончен этот миг. ** Вижу, как он умирает, и, кажется, это дает мне новые шансы, я хочу остаться дома, чтобы меня оставили в покое. Кто-нибудь, решите все за меня, чтобы мне не пришлось принимать решение самой. *** Ты и я поставили перед собой проблему. Я вижу её лучше, чем решаю.