«Ever since this began, I was blessed with a curse»*
I. Так пойдём же, вставай. | Джастин
Наматываю прядь волос Элисон на палец. Это успокаивает меня, так что я немного пришёл в себя. Немного. Лишь самую малую часть, потому что я не помню, каково это, — быть полностью спокойным. — Я давно не видела мать, — бормочет Элисон. Её глаза широко распахнуты, но она не смотрит на меня. — Интересно, как она там? — Эли поднимает взгляд. Почему я так странно чувствую себя, когда она на меня смотрит? Укрываю Элисон одеялом — в комнате холодно, постель тоже холодная. — Я могу посмотреть, — произношу я. — Как? Элисон приподнимается на локтях и удивлённо глядит на меня, хлопая ресницами. Волосы падают ей на лицо. Я вздыхаю. — Я же призрак. — Мне всё ещё странно об этом говорить. — Что-то вроде телепортации. Элисон выгибает бровь; она выглядит озадаченной буквально пару секунд, сейчас же на её лице снова играет улыбка, непроизвольно заставляющая меня тоже улыбаться. — Давай! — У неё сияют глаза. Киваю. Для начала мне нужно сосредоточиться. Я встаю с кровати, оглядываю комнату. Элисон сидит на постели, поджав под себя ноги и смотрит на меня, не отрывая взгляда. Это напрягает, но я не могу отвлекаться. Белые стены, светло-коричневый паркет. Делаю шаг назад и натыкаюсь на стол, ощупываю его одной рукой, не оборачиваясь. Люстра — прямо над кроватью; свет, хоть и не очень яркий, но режущий глаза. Поэтому я их закрываю. Выравниваю дыхание. Пять. Чувствую, как нагревается стол под моей ладонью. Четыре. Лучи света пробираются даже через закрытые глаза; я жмурюсь ещё сильнее. Три. Пол под ногами исчезает; я не чувствую своего тела. Два. Слышу слабый стон Элисон где-то очень далеко, чтобы он мог как-то подействовать на меня. Один.II. Я не боюсь. | Джастин
Прежде чем раскрыть глаза, я принюхиваюсь. Пахнет чистотой и сандалом. Ощупываю стену справа от себя. Не знаю почему, но я боюсь открыть глаза. «На это нет никакой причины», — говорю я себя. Конечно, нет. Поэтому я резко распахиваю глаза. Мотаю головой, но вижу всё то же, что и сначала, — мать Элисон, стоящую на табурете посреди комнаты, с петлёй в руке. Верёвка притягивает взгляд; я ощущаю её вес в руках. Трейси накидывает петлю на шею. Я же всё ещё судорожно мотаю головой, но ничто не меняется. Надо что-то сделать. По щеке Трейси прокатывается слеза, женщина с силой сжимает верёвку. Больше нет времени медлить. Кричаще-жёлтые, слишком оптимистичные для данной ситуации обои вводят меня в ступор. — Подождите, — шепчу я, зная, что меня никто не услышит. Теперь всё пройдёт быстрее. Три. Два. Слышу всхлип миссис Уэлл; её пальцы, обхватывающие верёвку, расплываются у меня перед глазами. Один. — Элисон. — Я хватаю её за руку. — Я... я увидел кое-что не очень хорошее. Она всё ещё выглядит расслабленной. Если Эли не начнёт действовать, то тогда кто? — Твоя мать... Она собирается повеситься, — я с трудом выговариваю слова. И вижу перемену во взгляде Элисон — он становится серьёзнее, жёстче. Она не боится. Она готова действовать. Эли соскакивает с кровати и мчится из комнаты. Я за ней не успеваю. Вот она распахивает дверь, а через секунду уже преодолевает лестничный пролёт. Вижу Элисон, бегущую к гостинной, а затем её силуэт скрывается за поворотом. «Джастин, быстрее», — кричит мой внутренний голос, и я не собираюсь ему перечить. Разгоняюсь. Знаю, что не смогу остановить Элисон. Но я должен сделать хоть что-то. — Элисон, малышка, мы же разговаривали, — слышу я усталый голос матери. Почему у меня нет возможности поговорить с ней? Я бы всё за это отдал. Хотя отдавать-то и нечего. — Мама в опасности! — А вот это уже крик Элисон. Узнаю её звонкий голосок. Я наконец-то достигаю комнаты. У Элисон спутаны волосы; мать с деловитым видом сидит на стуле, а перед ней — отец. Увидя его, я морщусь. Клянусь, если бы я мог, я бы ударил его прямо сейчас. А мама будто бы не удивлена поведением Элисон. Неужели с ней так часто бывает? При мысли об этом я дёргаюсь. — С чего ты взяла, Эли? — бормочет мать. Она устала. От Элисон, от отца или от чего-то ещё — я не знаю. У неё опущены уголки глаз и губ, халат свисает со спинки стула; сначала мать перебирает бусинки браслета в руках, но потом кладёт его обратно в карман. — Просто позвони ей! Позвони! Позвони! Элисон молотит кулаками по столу. — Успокойся, — шепчу я тихо, даже не надеясь на то, что она услышит, но Элисон оборачивается ко мне. Она впивается в меня взглядом, будто укоряет в чём-то. Она еле открывает рот, но я читаю по её губам: «Ты должен мне помочь». Но что ещё я смогу сделать? Поэтому я стою в стороне, лишь наблюдая. Так поступает и мой отец. Меня тошнит от той мысли, что мы чем-то похожи. Но от родства-то никак не избавиться. — Элисон, уходи в комнату. Спокойно, давай. — Мать берёт её за руку и пытается отвести в сторону зала, но Элисон упёрлась и твёрдо стоит на месте. — Не будь глупой, малышка, — произносит отец. Как же меня воротит от его голоса. Молю Господа, чтобы отец заткнулся, но он продолжает: — Знаешь, как поступают с непослушными детьми? Меня трясёт, дыхание учащается. Отец хватает Элисон за подбородок, а мне кажется, будто он проделывает это со мной. Я хочу убежать. Не могу смотреть на него больше ни секунды. Шаг назад. Я трус. Я должен позаботиться о Элисон, но сейчас меня одолевают воспоминания из детства, захлёстывают волной, и я исчезаю под ними. Я слабак. Но это не моя вина.***
Слышу топот шагов ещё задолго до того, как они приблизятся к моей комнате. Почти оглушающий гул голосов раздаётся сразу же, как отец открывает дверь. Сколько их? В прошлый раз было около семи. Ненавижу отца. Ненавижу его друзей. Я пылаю ненавистью, сгораю изнутри. Я должен что-то сделать. Мне четырнадцать. Я в несколько раз слабее отца. Восемь на одного — явно нечестно. Но мне нужно хотя бы попытаться отказать. Дверь моей комнаты распахивается. Я больше не прячусь под кровать или одеяло, как раньше. Я понял — так мне ещё больше попадёт. — Мать твою, Джастин! — кричит отец. Опять. Я игнорирую его. — Выходи или я вытащу тебя сам! Друзья кучкой столпились у него за спиной. Чуть ли не у каждого по бутылке в руке. Но я не трус. — А что, если я не хочу выходить? Я слишком резко вскакиваю с кровати и подхожу вплотную к отцу. Я ему ниже плеча. Чувствую себя жалким. Я такой и есть. Отец хватает меня за предплечье. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, — он зол на меня. В комнате синие обои, кровать моя тоже синего цвета. Мать говорила, что он успокаивает. Кого как, а отца — точно нет. — Всё равно пойдёшь. Он выталкивает меня за порог к своим друзьям. Один из них похлопывает меня по плечу. Чтобы приободрить? Не думаю. Я взглядываю в его глаза и вижу в них сожаление. Но вот серые глаза отца ледяные, как и прежде, наполненные разве только злостью на то, что я не согласился повиноваться ему сразу. — Послушай. Голос дрожит. Я прочищаю горло и повторяю, уже громче: — Послушай. Мне всё равно, как там поступал твой отец с тобой. Вена пульсирует на его шее. Если я сумел его разозлить, то ни к чему хорошему это не приведёт. Зато я прав. И сейчас это главное — отстоять свою правоту. — Но ты — не он, а я — не ты, — продолжаю я. Я серьёзен. Отец — тоже. Но его друзья вдруг смеются, подталкивают друг друга и толпой уходят в другую комнату. Это всё? Я уже собираюсь идти к себе в комнату, но вдруг снова замечаю отца. Он стоит там, где и стоял, разве только стал ещё злее. Нет свидетелей. Нет никого, кроме нас двоих. И это плохо. — Откуда тебе знать, — сипит отец и набрасывается на меня. Я не готов. Поэтому я пропускаю первый удар отца, и его кулак врезается мне в челюсть. Я стону от боли. Не так. Не таким образом всё должно случиться. И мне нужно ответить. Я замахиваюсь, но отец вовремя хватает и заламывает мне руку. — Я ни в чём не виноват, — хриплю я, пока отец бьёт меня в бок. Ещё один удар. Ещё. Отец разворачивает меня к себе лицом и бьёт в нос. Из него мгновенно начинает течь кровь; я стираю её рукавом кофты. Бок разрывается от боли. Глаза щиплет, но я не могу заплакать перед отцом, как бы больно не было. Я должен притвориться, будто мне не больно. С мольбой смотрю в глаза отцу; он бросает на меня оценивающий взгляд. Проверяет, достаточно ли побил меня? Я стираю капли крови с подбородка. — На сегодня достаточно, — цедит отец через зубы. — Умывайся и вали в свою комнату.***
— Непослушных детей наказывают, Элисон, — произносит кто-то голосом отца. Или же это он? Я не могу понять за пеленой воспоминаний. — Я не ребёнок! — орёт Эли. Не надо, малышка, не надо. С отцом так не пройдёт. Он хмыкает и отворачивается. Мать набирает что-то в телефоне, но мне подозрительно кажется, что она звонит вовсе не матери Элисон. Дебора шепчет о чём-то в трубку, и через пару секунд откуда ни возьмись появляются охранники со смирительной рубашкой в руках. Элисон хватает первое, попавшееся под руку, — какую-то шкатулку, и кидает её в мою мать. Она чудом успевает увернуться. — Помогите мне, доктор Линн! — кричит Элисон. Мне становится так жалко её, но мне нечем помочь. — Прости, — еле слышно шепчу я и отхожу ещё на шаг назад. «Трус», — вертятся у меня в голове слова Элисон. Я уже не отрицаю этого. — Так сказал Джастин! — выкрикивает Эли, будто это её последняя возможность что-то доказать, хоть и мизерная. Хотя она и в правду последняя, потому что, хоть Элисон и всеми силами вырывается, охранники почти успешно заключили её в усмирительную рубашку. Я хочу кричать. Меня пугает Элисон. Я не видел её такой. Я не хочу видеть её такой. Мать на секунду замирает. Вновь хватает телефон. На неё это подействовало? Не думаю, наверно, она просто хочет позвать подмогу. Элисон пинает столешницу так, что та с треском падает. Эли брыкается, пытается вырваться из крепких рук охранников, но у неё не получается. А я не могу ей помочь. Никак. Она трясёт головой и выкрикивает моё имя, орёт на мою мать и опять зовёт меня. Шаг вперёд. Может, я и не такой плохой. Я боюсь её. Не верю себе, но как бы тяжело не было это осознавать, я боюсь Элисон. Она больше никогда меня за это не простит. Кадры мелькают перед глазами. Губы Элисон приближаются к моим, я падаю на кровать, стискиваю лицо Эли и целую, целую, пока не закончится воздух в лёгких. Реальность — Элисон вся трясётся, охранники тащат её в комнату. И вдруг она замечает меня. Я стою в стороне с виноватым лицом, а она одаряет меня взглядом, полным ненависти. Перед глазами встаёт такой же взгляд отца. Слишком. Много. Всего. Чувствую руки Элисон у себя на шее, в один момент они ласково обнимают, в другой — сжимают с силой. Но это всего лишь воображение. Выдуманный кулак отца летит в сторону моего лица. Это всё неправда. Руки Эли спускаются на мою талию, я сдавленно дышу. А потом она бьёт меня в бок. Или отец? Я уже не понимаю. Слёзы текут из глаз, я не разбираю дороги перед собой, но мне будто бы кажется, что я иду за Элисон. Слышу её дикий крик. Пожалуйста, прекрати. Пожалуйста, прекрати. Я готов повторять это вечно, прокручивать в мозгу, пока всё не закончится. Невидимый отец ставит мне подножку, и я падаю, больно ударившись подбородком об пол. На нём вдруг появляется кровь, она течёт по нему, а затем, не понимаю как, застилает глаза. Хватит. Прошу. Я не могу больше терпеть. Элисон улыбается мне, но вскоре её улыбка превращается в звериный оскал, и я не могу понять, кажется мне это или происходит на самом деле. Надо ли мне это понимать? Я в комнате Элисон. Как я здесь оказался? Ноги подгибаются, и я падаю на пол. Охранники привязывают Элисон к кровати, она всё ещё дёргается. Не знаю, как я понял, но она точно ненавидит меня. Прости, Элисон. Виноват ли я? Конечно, да. Я трус. Слабак. Я не смог защитить её. И я не смог защитить даже себя. * Как только это началось, я был одарён проклятием.