«I was the girl who was on fire Only a bird could get much higher»*
I. Продолжай смеяться, пока не станет больно.
Это ни к чему не приведёт. Никогда не приводило. Я хочу умереть. Я хочу забыть всё, что случалось прежде. Я хочу, чтобы голоса вокруг заткнулись, но их навязчивая песня никак не прекращается. Я чувствую, что во мне что-то меняется. Необратимо. Удручающе. Я кручу волчок и смотрю, как он вращается. Я вращаюсь. Мне плохо. Мне хорошо. Что-то меняется, и у меня кружится голова. Я хочу ударить кого-нибудь. Я хочу сломать всё вокруг, но правда в том, что вокруг ничего нет. Я ненавижу свою комнату. Я хочу разорвать себе глотку и вспороть грудь. Я хочу сломать себе рёбра и вытащить всё: переживания, чувства, эмоции, энергию. Я хочу больше никогда не двигаться, не вставать с кровати; я хочу кружиться по комнате; я хочу убивать; я хочу летать. Мама, ты говорила, что я родилась ущербной. Ты говорила, что любишь меня. Я хочу, чтобы ты вернулась. Я хочу, чтобы ты умерла. Отец, ты говорил, что любишь меня. Ты хотел, чтобы я умерла. Это больше не мои проблемы. Они висели тяжёлым грузом на моих плечах, тянули вниз, но я сбросила их. Я хочу в это верить. Джастин, продолжай смеяться, пока не станет больно. Мне чертовски больно. Я не хочу это чувствовать. Изменения. Мы меняемся, и это происходит слишком быстро. Мы меняемся; теряем голову, но обретаем что-то большее. А большее может стать меньшим в одну секунду. Может испариться. И больше нет ничего. Только шум голосов вокруг. Я не хочу это чувствовать. Я чувствую это слишком отчётливо, что меня сейчас стошнит. Мир вращается; я вращаюсь. Это изменения. Я привыкла оставаться на привычном месте. Я хочу вернуться в привычное место. Я хочу больше никогда туда не возвращаться.II. Сотканная из золотых нитей.
Он пришёл, чтобы ударить меня. Может, я вижу это по его лицу или походке. Может, я вовсе всё выдумываю. Чед пододвигает стул к моей кровати. Я не помню, сколько дней я не встаю. Не помню, сколько дней я не ем. Не помню, сколько раз он бил меня. Но я хорошо знаю — слишком хорошо — как всё обычно проходит. Ему не нужны представления. Он не хочет ничего говорить. Он даже не называет меня этим противным именем «Лис». Чед просто ударяет меня, и мне начинает казаться, что этого достаточно. Что я не заслуживаю большего. Никогда не заслуживала. — Доктор Линн скоро приедет. Я вскидываю бровь. Зачем ему со мной говорить? Зачем ему вообще находиться здесь? — Где Джастин? — выходит у меня быстрее, чем я успеваю подумать. Конечно. Ему-то откуда знать? Чед встаёт и отодвигает стул. Смотрит на меня — дольше чем когда-либо, а я обхватываю коленки руками и прижимаюсь к спинке кровати. Боюсь его — это слишком очевидно, и меня тошнит от того, что меня вообще что-то пугает. Я хочу быть бесстрашной. Я хочу умереть. Чед разворачивается и уходит. Так и должно быть.***
Я соткана из золотых нитей. Я бесконечна. Тянусь по всей планете, растекаюсь до самого космоса. Я охвачена огнём. Пламя движется и шепчет; пламя идёт за мной. Я хочу быть чем-то. Я хочу сгореть. Каждый удар обволакивает меня; я кружусь в танце с болью. Чед ударяет снова — на этот раз в спину, но я не реагирую. Он может подумать, что я умерла. Так даже лучше. Удары ничего не значат. Я привыкла. Ничего не чувствую — совершенно ничего; мне страшно всего секунду, а потом я расслабляюсь. Легко. Я плыву. И все мысли проходят через решето: я вспоминаю вазу, которую подарила мне мать, и шоколад; я вспоминаю поцелуй с Джастином; я вспоминаю кулак Чеда возле моего лица. Хлопает дверь. Ловлю себя на мысли о том, что хочу, чтобы Чед ударил меня ещё раз. И перестаю вдыхать. Я покрыта синяками. И мне, клянусь, мне больше не больно. * Я была той, что охвачена пламенем. Лишь птицы могли взлететь выше.