«All my life I've been fighting a war»*
I. Всё, что я должен сделать. | Джастин
Вражда. Я воюю сам с собой внутри собственного тела. Клетки сталкиваются друг с другом и начинают войну, достают оружие и стреляют, даже не разбирая в кого. Они разрушают самих себя. Вот, в чём проблема. Я разрушаю сам себя только потому, что хочу выбраться. Потому, что я хочу проснуться, раскрыть глаза и вдохнуть. Я слишком хорошо ощущаю всё, что происходит внутри меня, я слишком хорошо знаю разрушительную силу выживания. Я исчезаю. Это происходит слишком медленно; это происходит слишком быстро. Теперь остаётся только пустое место, только дыра, только ничего. Я ошибался всё чёртово время.II. Перья. | Джастин
Дышу слишком часто, слишком отчётливо слышу свои вдохи. Они кажутся такими живыми, кислород такой настоящий; я такой настоящий. И я понимаю кое-что прежде, чем открыть глаза. Эта необъяснимая сила в теле не могла взяться просто так; я не мог со дна океана вынырнуть просто так, резко и задыхаясь. Я не исчез, я очнулся. Я выжил.***
Coldplay — Atlas«Show me the way, Lord Because I'm about to explode»**
Живой. Вот, что я думаю. Я думаю, что я шёл к этому месяцы, годы; я шёл к этому вечность. И вот я здесь. Я хрипло кашляю — это должно было быть смехом; я дёргаю рукой — это я должен был встать. Но всё в порядке. Я чувствую себя слишком хорошо. Пока до меня не доходит: я не знаю, где я. Судорожно вдыхая, пытаясь отдышаться, я даже не открыл глаза. Сейчас самое время их открыть.***
Меня уводят двое мужчин: у одного из них болезненно-жёлтое лицо с рубцами, маленькие глаза-бусинки, красное перо в волосах и, наблюдая за их речью, я понимаю, что его зовут Мо-И-Вонга; другой похож на первого, но порядком ниже и худее. Они все говорят на неизвестном мне языке: булькающем и громком, будто исходящим из глубины тела. Мой английский они, понятно, не понимают, поэтому я молчу. Я так опьянён жизнью, что не могу нормально думать. Меня уводят. Я не знаю, кто это. Я без понятия, где я. Я просто думаю: «Хорошо, что я могу дышать». Но было бы хорошо, если я бы запаниковал, потому что сейчас слишком поздно. Я узнаю лес из сна. Сейчас светлее и нет дождя, но я уверен, что это именно то место, именно то дерево. Под ним лежит бутылка с виски. Я начинаю всё понимать. И снова цепочка мыслей вонзается в меня, как могло бы вонзиться копьё Мо-И-Вонга. Я помню всё, что когда-либо со мной случалось. Я помню, что произошло в тот день. И я понимаю, почему я жив. Мне просто нужно было вспомнить. Меня толкают на землю. Больно ударяюсь спиной: что-то хрустит, и я надеюсь, что просто упал на ветку. Ладони пачкаются в грязи; она размазывается по ним, пока я пытаюсь встать. Мужчины что-то говорят, я не понимаю ни слова и говорю себе, что всё в порядке. Но мне чертовски страшно, и это — правда. Я ожил на том острове, где умер. И — какая ирония! — меня в том же самом месте хотят убить. Я не отдам жизнь, только её приобретя. Поэтому я резко вскакиваю, но Мо надавливает мне на плечо, а затем, когда я снова оказываюсь на земле, ставит на него ногу. Я шиплю. Второй мужчина подходит ко мне и чуть приподнимает, чтобы я сел. «Всё хорошо, — говорю я себе. — Они просто хотят помочь». Но что это ж за помощь такая? Откуда ни возьмись появляется девушка. Её лицо будто в саже или в грязи, одежда — несколько клочков ткани и листьев. В руках у неё чаша из дерева с какой-то странной гравировкой, похожей на дракона. Она подаёт чашу мне, я обхватываю её руками. Внутри мутно-красная жижа, по запаху похожая на ягоды, смешанные с чем-то ещё. Мо кивает, и я делаю глоток.***
BANKS — Brain«But it's all the same I could have foreseen»***
Жидкость такая противная, что меня до сих пор тошнит. Я хочу сбежать. Меня отводят в комнату: стены из бамбука, а вместо потолка — огромные листья, чем-то скреплённые. Внутри подобие кушетки и несколько нагромождений, похожих на тумбочки. Я хочу сбежать. Та девушка подходит ко мне и говорит на корявом английском: — Пути обратно нет. Теперь ты с нами. — Она пожимает мне руку, дёргая сильнее, чем нужно, и улыбается. Надо бежать. Я выдёргиваю ладонь и ударяю девушку локтем. Мне всё равно. Всё равно. Всё равно. Мо и другой мужчина набрасываются на меня. Всё равно. Я отталкиваю их и бегу. Возле входа — трое. Я хватаю палку с земли и ударяю одного по животу, другого — по голове. Они падают. Всё равно. Но третий хватает меня; его ладонь зажимает мне рот и пачкает лицо в грязи. Я не могу вдохнуть. Мужчина толкает меня к проходу, откуда выходит Мо и та девушка. Пути обратно нет. Она была права.***
Я сижу в кроваво-красной комнате. Стены увешаны черепами, а подушка набита листьями. На столешнице передо мной опять чаша с жидкостью, на этот раз грязно-зелёной, как пол. Мне страшно. Я сажусь в угол кровати и поджимаю под себя ноги. Я дышу; я живу; но это не то, чего я хотел. Кровь растекается по сосудам, я могу двигаться, могу говорить — но всё не так. Я просто хочу оказаться дома. Девушка снова заходит. Она говорит с промежутками: — Даже. Не. Думай. Уходить. — Это не звучит угрожающе, это звучит, будто она долго не могла подобрать слов и не знала, что сказать. Потом она махает рукой в сторону одной из тумб и уходит, чуть дёргаясь. Я вскакиваю с кровати. Что-то здесь не так. Органы чувств обостряются, но мозг отказывается думать. Я просто действую. Отодвинуть тумбу оказалось сложнее, чем я думал, но за ней оказывается проход. Он закрыт плёнкой; я разрываю её. Раз. Я всё хорошо обдумал? Думал ли я вообще? Два. Я просто действую. Три. Я просто бегу. * Всю свою жизнь я веду войну. ** Укажи мне путь, Господь, потому что я вот-вот взорвусь. *** Каждый раз одно и то же. Я должен был предвидеть.