Мой волк. Моя звезда

От запаха гари и вони человеческой плоти тошнит. Как ни подноси к носу надушенный платок, как не цепляйся за руку Элии. На ее запястье останутся синяки, но она не пытается избавиться от Эшары. Им обеим глаза застилают слезы. Крики умирающих смешиваются с хохотом безумного короля. Но хохочет только он, словно не замечает, что все вокруг молчат. Никто не поддерживает сумасшедшего, все с ужасом смотрят на смерть северян. Смерть тех, кто был всегда горд и смел. Правителей Севера и тех, кто принял их сторону в этой бессмысленной войне. Эшара никогда не забудет этот день. Не сможет забыть предсмертных криков Рикарда и Брандона, вонь и огонь. Небо над площадью почернело, но туда смотреть не имеет смысла. Никто не придет на помощь, ни северяне, ни Рейегар, ни один дракон не остановит своего безумного потомка. Спазм сжимает желудок, и Эшара не выдерживает. Срывается с места, сбегая мимо кресел придворных, задевая кого-то локтями, слыша их недовольное ворчание. Добегает до ближайшего угла, но справляется с приступом. И просто падает на колени, рыдая. Ей кажется, что проходит вечность. И эту вечность она плачет, не обращая внимания на грязь и гарь, прилипшие к платью. И сквозь слезы с трудом узнает мужчину, остановившегося рядом. Снова белый плащ. Снова гвардеец. Снова брат. Не ее брат, брат другой женщины, но что с того? - Леди Эшара, вам лучше уйти, сюда направляется король. Дорнийка снова всхлипывает, задыхаясь от жутких запахов. И севшим голосом спрашивает: - Они… умерли? Джейме смотрит поверх головы на площадь, колеблется, но потом признается: - Нет. Но они уже не кричат, и Эйерису скучно. А вам и, правда, лучше ему на глаза не попадаться. Он не спрашивает, а просто ставит женщину на ноги, как куклу. Увлекает с дороги, очень вовремя спасая их обоих от встречи с королем и его свитой. Эшаре нужно вернуться к Элии, занять свое место среди придворных. Но она не может. Да и кто заметит отсутствие простой фрейлины? Эйерис, кажется, до сих пор не знает, как ее зовут, обзывая «та дорнийская шлюха». - Семеро, за что нам это? – Голос Эшары тих, переполнен даже не злостью, а ненавистью. Чужим и незнакомым чувством для нее, совершенно непривычным. В Дорне со всей страстью отдаются любви, но не хотят тратить время на ненависть. Зачем, когда с большей пользой можно провести время? Но сейчас тонкие пальцы сжимают платок, прекрасные фиалковые глаза наполнились слезами. И ненавистью, жаркой, пламенной, похожей на костры на площади. Она не боится говорить, у нее нет сил даже бояться: - Я не понимаю. Почему все просто смотрят? Вы же гвардейцы… - И мы давали присягу. – Холодно напоминает Джейме. И откуда только берется эта взрослая отрешенность, ведь ему всего лишь… четырнадцать? Или пятнадцать? - Вы давали присягу трону! - Королю. - Поэтому смотрите, как умирает Вестерос? Как умирают люди? Из-за того, что один безответственный влюбленный пошел на поводу у чувств, забыв о присяге служить народу верой и правдой, о клятве, данной в септе при свидетелях, клятве любить и почитать жену. Из-за того, что безумец решил избавиться от угрозы! Джейме мог бы отвесить ей пощечину, чтобы загасить некстати вспыхнувшую истерику. Но предпочел встряхнуть дорнийку, так, что голова затряслась. - Придите в себя, леди Дейн. Иначе вы не проживете и дня здесь. Сейчас каждый друг другу враг. Никому нельзя верить. Эшара всхлипывает. И затихает. Словно, трезвеет. Приходит в себя. Задыхается новым вдохом, но молчит. Пик истерики проходит, на его место приходит страх, отраженный слезами в глазах. Джейме отпускает женщину, а потом склоняется к ее уху и чуть слышно произносит: - Пока он силен в своем безумии… …но однажды это изменится, заканчивает про себя Эшара. Вот только доживут ли до этого пленники Королевской Гавани? Доживет ли до этого Нед? - Я вас провожу, леди Эшара. Вы плохо выглядите.