Мой волк. Моя звезда

К утру повитуха выгоняет из кельи Неда, и теперь он вынужден коротать ожидание в компании Рисвелла и Рида, которые отказались уйти. Правда, Рид убегает на время и возвращается с добычей в виде меха с вином и солониной. Но Нед довольствуется несколькими глотками. Он не может сидеть. Не может стоять. Крики Эшары проникают в душу, оставляя болезненные следы. В какой-то момент он просто начинается методично и медленно стучаться лбом о стену, когда чувствует, что на плечо ложится рука. Рука не Рида. Не Рисвелла. Джон Аррен. Нед не спрашивает, кто сказал ему, где искать северян. Но и не просит уйти, хотя с того злополучного дня, когда они втроем едва не женили волка на Кейтилин Талли, он отдалился от своего наставника. Сейчас любая поддержка нужна. А потом все стихает. И Неду снова становится страшно, как тогда, когда он пробивался к Красному замку. Он прислушивается, не зная, хочет ли слышать снова крики любимой. Ей больно, плохо, но хотя бы он знает, что она жива. А теперь не доносится ни звука. И хватка пальцев на плече становится крепче, а Нед прячет лицо в ладонях, совершенно не представляя, как будет жить без нее. Отчаяние наполняет воздух коридора, от чего все становится вязким и противным на вкус. А голос повитухи звучит, как гром среди ясного неба: - Хм, крепкая у тебя леди. Лошадиное здоровье. Она тебе еще с десяток родит. Что смотришь удивленно? Справилась. Лихорадка еще не отпустила, но пойдет на спад, теперь ее можно лечить без риска вреда ребенку. Таким растерянным Нед себя еще никогда не чувствовал. Даже тогда, когда понял, что теперь он лорд Винтерфелла, а за его спиной вассалы ждут приказов. Слова с трудом пробиваются сквозь туман разнообразных чувств, а до радости и облегчения еще очень далеко. Поэтому наболевший вопрос задает Аррен: - А ребенок? - Мальчик. Слабенький, но с волей к жизни, видимо, весь в маму. Упрямства хватит, чтобы бороться. Все будет ясно в ближайший день. Если переживет первые сутки, станет проще. Старк медленно поднимается с пола, на котором провел последние полчаса. Ноги не хотят слушаться, но он заставляет себя перешагнуть через порог. Свет серого утра прокрадывается сквозь незапертые ставни, ласкает бледную кожу Эшары, закрытые глаза, темные ресницы, полные, но искусанные губы. Ему кажется, что она не дышит. Но когда останавливается рядом с кроватью, снова возвращаясь на колени, то видит, как ее грудь медленно вздымается. Пальцы Неда дрожат, когда он касается щеки Эшары, чувствует тепло кожи. И только сейчас испытывает что-то похожее на облегчение. Она жива. Она выжила. Они прорвались. О чем напоминает кряхтящий сверток на столе. Сын… Любопытство или отцовский инстинкт? Кто его знает, но Нед подходит к столу, отворачивает край полотнища, в который запеленут мальчик. Сморщенное красное личико, тоненькая волосинка, маленькие ручки. - Я поищу молоко, может, тут что-то осталось, - повитуха все еще за спиной, напоминает о насущном. – Ребенку нужно молоко, да и матери, когда проснется, надо будет поесть. А ты бы, лорд, взял сына в руки. Это поможет ему, он тебя почувствует, станет сильнее. - Не ходи одна, - Аррен кивает Рисвеллу и Риду. – Кто-нибудь, проводите ее. Женщине одной небезопасно. Вызывается Рисвелл, а Рид остается немой тенью у дверей. - И поищите заодно, куда бы перенести Эшару в замке. - Нет, - два голоса, женский и мужской сплетаются вместе. Первой же снова говорит повитуха: - Нельзя ее трогать сейчас. Хотя бы пока не проснется. И уже Нед отвлекается от созерцания сына: - Это самое безопасное место. Всего лишь один вход, возле которого нужно поставить охрану. Хоуленд, найти Мартина, пусть приведет людей сюда. Он все-таки берет младенца на руки. Осторожно, будто хрупкую вазу. Или стеклянный сосуд. Всматривается в личико, но пока не видит ничего, чтобы напоминало о нем или Эшаре. Тяжесть веса ребенка действует странным образом – непривычное, но удивительно приятное ощущение. Вот они, его жена и сын. Боги благословили их, помогли им преодолеть весь этот путь. И Нед верит, что они сохранят маленькую жизнь в его руках, что больше он не увидит слез в прекрасных глазах Эшары, все еще спящей после родов.