Мой волк. Моя звезда

Последнее, что отчетливо помнит Эшара – чувство освобождения. Не надо больше тужиться и бороться, зато можно последовать за окутывающей тьмой, такой благословенной и безболезненной. Сил не оставалось с ней бороться, и Эшара впадает в забытье. Она, действительно, считала, что умирает. Жаль только, ребенка не смогла подержать на руках, да Неда поцеловать. А потом реальность начинает возвращаться. Сначала приглушенными звуками: шагами, голосами, стуком. Потом ощущениями: прикосновение губ, ласковые руки, мокрая ткань. И все это настойчиво требует открыть глаза, понять, где она, что с ней. Неужели это мир, в который ее Неведомый забрал? Тогда он мало чем отличался от ее собственного. Келья все та же, что и накануне. Даже темнота за окном та же, но без зарниц пожаров – все успели потушить. И все же, вокруг что-то изменилось. Несколько свечей разгоняют темноту, на столе стоит что-то, похожее на колыбель, а тяжесть на животе объясняется головой уснувшего Неда. Отпустить он ее не смог даже во сне. Значит, она жива. Наверное, рано еще радоваться, но Эшара чувствует сладкое томление в груди при мысли о своей победе. О том, что жизнь все еще принадлежит ей, что она выстояла все эти месяцы, а теперь может провести пальцами по волосам любимого мужчины, услышать хныканье своего ребенка, улыбнуться. И такие мелочи, как ноющая боль во всем теле, вернувшаяся с пробуждением, слабость и тошнота не могут испортить этого ощущения. Нед просыпается по-солдатски, мгновенно. И рука тянется к бедру, где должен быть меч, но он брошен на пол у ног. Лишь несколько секунд спустя понимает – нет никакой опасности, зато есть Эшара. - Слава богам, ты проснулась, - он прижимает к губам ее руку и закрывает глаза. Облегчение проникает в каждую клеточку его тела, принося за собой усталость. Как же он устал. - А ты сомневался? - Нет, но, кажется, сомневалась ты. Смущение краской заливает кожу дорнийки. Поймали на горячем, в сомнениях в себе и в нем. - Просто был тяжелый день. - Месяцы. Это были тяжелые месяцы. Ей кажется, что между ними какое-то расстояние. Будто Нед стесняется или боится к ней прикоснуться. Да она и сама все еще чувствует себя отвратительно. Тело, истощенное беременностью и борьбой за выживание, противится любой попытке шевельнуться. А может дело не в этом, а в том, в каком состоянии он видел ее? Муки родов не красят, не зря же мужчин выставляют за порог. Глаза остаются сухими. И губы не дрожат. Но в голосе слышится отчаяние, когда молодая женщина спрашивает: - Я тебе отвратительна после того, что ты видел ночью? - Что? О, боги, Эшара, что ты такое говоришь. Нед прижимается горячими шероховатыми губами к ее виску. Глухо смеется. И качает головой. - Нет. Просто я все еще боюсь, что это сон. Какой-то дурацкий сон с плохим концом. - Нет. Ты тут. Ты теплый. Живой. Я знаю, что такое сны. Но ты настоящий. Мой волк. – А потом она спохватывается. – Ребенок. - С ним все хорошо. - С…с ним? А вот теперь эмоции наваливаются в один момент, и Эшара просто не успевает с ними совладать. Слезы невольно текут из глаз, медленно, слезинка за слезинкой. Неужели все это правда? - Дай мне его, пожалуйста. - Нам нужно его назвать, - Нед помогает Эшаре сесть и передает теплый сверток. У нее все еще дрожат руки, но она улыбается, вглядываясь в личико спящего сына. - Да, - шепчет она. – Вот теперь я могу его назвать.