На краю.
5 июня 2017 г. в 22:45
Ее сердце забилось настолько сильно, что шум в висках становился невыносим. Глаза распахнулись широко лишь от него слов, но их хозяйка оставалась недвижима. Она просто смотрела на него, скованная холодом его слов. Даже если бы меж ними пролетела комета или разразился пожар, она, наверное бы, и с места не сдвинулась. Лишь только ее руки нервно подрагивали при каждом ударе сердца.
Томоэ же был абсолютно спокоен, как, собственно, и всегда. Это и злило, и успокаивало одновременно. Его взгляд не пылал гневом или отвращением. Он был скорее чем-то подавлен, словно внутри него шла борьба. Вот только кого? — задавалась вопросом девчушка, осматривая лицо демона вблизи. Белые локоны падали на ее лицо — он склонил голову к ней, будто бы подавляя ее. Ему и не нужно было это делать, она и так достаточно сокрушена его словами.
— С-спасти? — заикаясь от волнения, она только и могла, что слабо отпираться от его слов. — Из ума выжил? Да будь твои слова правдой… будь они правдой, я бы…
Она не находила слов, аргументов в пользу своих суждений. Теперь уже скорее надежд. Неужели бы Микагэ-сан, такой добрый и несколько малодушный смог вот так просто пожертвовать ее жизнь в угоду божеств? И правильно ли было возмущаться в таком случае? Как жрица она должна бы быть благодарна, причем настолько, что сама могла бы предложить это.
Я бы и предложила, — бессильно признавала Нанами. Она понимала, что встань такой вопрос на рассмотрение, то первый голос «за» был бы именно ее собственным. Казалось, демон мог ее понять. Точнее понял ее намного раньше, чем она сама поняла себя.
Его голова опустилась чуть ниже, склоняясь на бок так, что его губы были прямо напротив ее уха. Обжигающее дыхание сейчас казалось неправдоподобно отрывистым. Когда он начал говорить еле слышным шепотом, то ее сердце откликнулось, замерев. Он тихо произнес ее имя, и оно звучало так грустно и скорбно, что у нее самой чуть ли не проступили слезы. Момозоно застыла, задержав дыхание, стоя на цыпочках. Его же руку обхватили ее талию. Кончики пальцев обжигали через ткань кимоно.
— Пожалуй, да, сошел с ума, потому что я, правда, спасаю тебя, — проговорил он еще тише, и ее сердце упало.
Руки крепко сжали ее в объятиях. Каждая молекула ее тела стремилась к нему. От нахлынувшего блаженства девушка прикрыла глаза, обнимая его в ответ. У нее отключился мозг в самый неподходящий момент. Она будто бы не видела опасности в том, как близки его руки к ней и как обжигающе дыхание лиса на ее коже. Влюбленное сердце ликовало. Она должна собраться, должна спросить его или же оттолкнуть. Она обязана что-то предпринять, нони тело, ни разум не поддавались.
Когда губы демона коснулись ее шеи, по телу прошел электрический заряд. Легкий, еле заметный. С секунду она держалась, но сдалась, и с ее губ сорвался сладкий стон. Гулко вбирая носом воздух, она все больше и больше погружалась в этот омут. Словно к ее ногам подступала тьма, захватывая ее тело постепенно, как бы убаюкивая. Томоэ не переходил в животное наступление, как делал это раньше, он был нежнее и осторожнее. Не это ли должно было насторожить ее сильнее всего прочего? Рука девушки коснулась груди лиса, и он замер. Его сердце билось быстро, быстрее чем любое человеческое. Он поднял на нее глаза. Желтые, отдающие лунным блеском и янтарным сиянием они выжигали в ее душе дыру, которую отныне мог заполнить лишь он.
Она проклинала тот день, когда впервые подумала о нем, как о мужчине. Проклинала и ту себя, которая раз и навсегда решила, что ей нужна его любовь. И молила себя будущую о том, чтобы она смогла прожить без этого надменного мужчины хотя бы секунду.
Она видела ее, эту устрашающую аура Великого демона. Она струилась из него миазмами и темным свечением. Ни отвращения, ни страха она не чувствовала. Все, чтобы он сейчас ни сделал, она примет. В голову жрицы пришла мысль, что все это ей снится. Но это был не сон, и некоторая часть нее твердо была уверена в этом. С нетерпением и трепетом она смотрела в его глаза. Но была и та часть, которая до сих пор молила о том, чтобы все прекратилось.
Остановись! — кричала она. — Остановись…
Эта часть знала то, что знал и Демон-лис. Большая часть надеялась, что он вовсе не собирается делать того, что может причинить ей величайшую боль. Но голос разума не поддавался надеждам. Он лишь констатировал факт. И этот факт был таков, что каждое его действие сейчас, каждая фраза губительны для нее. Он лишь заманивает ее в сеть, так умно сотканную со знанием своего дела. Шатенка была так слаба перед ним, так уязвима.
Он виновато посмотрел ей в глаза, прежде чем поцеловал. Придерживая один из уголков ее губ пальцем, он изучал каждый сантиметр ее рта. И она тонула в этом. Ничто бы не смогло так же сильно повлиять на нее, как этот поцелуй. Томоэ не был нежен сейчас. Искры на кончиках его пальцев саднили кожу, когти впивались в ребра с такой силой, что оставляли после себя царапины. Альбинос прошелся зыком по нижней губе шатенки, прикусывая ее зубами, изредка проверяя взглядом ее состояние. От него пахло гарью. Честно сказать, этот запах преследовал его. Был ли он в комнате, или же курил в саду травянистые курева — этот запах впитывался в него, был его частью. Будто что-то горело в нем, изнутри него. Он оторвался от нее губ.
— Улыбнись, — молил он.
Сами собой ее губы растянулись в слабой улыбке. Да, она вовсе не против, если он хочет ее спасти. Он ничуть не выигрывает от того, что спасает ее. Не будь оружие таким, не заряжайся оно святой энергией… чтобы тогда он сделал? Стал бы спасать ее таким образом? Она чувствовала, как силы медленно покидали ее тело.
— Скажи это, — приказывал демон. Уши и хвост тут же навострились, возбужденно подрагивая. — Скажи, что отдаешь ее мне.
Казалось, он расстроен. Брови сдвинулись к переносице, когда ее улыбка медленно рассеялась. В глазах читалась искренняя боль. Он сильно обнимал ее за талию, пока ее руки покоились на его плечах. И целый мир мог бы сейчас рухнуть, но она бы и с места не сдвинулась. Нанами понимала, как эгоистичны и глупы ее мысли. Если же она источник энергии для оружия, то обязана принести себя в жертву во имя Богов. Прошлая Момозоно так бы и поступила. Скажи ей об этом сразу же, скажи ей, что нужно отдать руки и ноги, всю кровь и все мысли и чувства — она бы с радостью отдала. Но сейчас не только ее тело, но и разум осквернены.
Множеств раз она уже думала об этом. О том, что не должна бы любить его, хотеть его. Но каждый раз она позволяет ему делать все, чего он только не пожелает. Прикрикнет — он лишь ухмыльнется, ударит — фыркнет, возможно пригрозит расправой, но не выполнит ни одного из своих слов. И даже в ту кровавую лунную ночь, когда он стащил с нее кимоно, унизил во многих смыслах, он был куда веселее, чем сейчас.
Тогда это была игра, — поправила она себя же, — внезапный порыв. Что может быть веселее вот таких неловких встреч?
— Не скажу, — врет, чтобы хоть как-то сохранить лицо.
— Тогда я заберу силой, — лис ухмыляется, переходя на истерический хохот. — А ты возненавидишь меня позже.
Некоторые осколки ее видений тут же встали вряд, показывая общую картину. Безысходность и смирение захлестнули ее. Если это любовь, то она бы с радостью отказалась любить, но не может. Шатенка вспомнила тот сон о странном замке в горах, где она игриво шепталась с лисом, шутливо злилась и наигранно грустила при нем. Ей тогда казалось это самым реальным, но при этом и нереальном одновременно. Будто бы это был сон, который с одинаковой вероятностью мог сбыться или исчезнуть на просторах пространства и времени.
Ей хотелось заплакать. Слезы бы помогли собраться, очиститься, но ни то, ни другое не могло бы помочь ей сейчас. Жрице всего-то нужно было принять свою судьбу, но даже с этим она справиться не могла. Какой же дуррой она была, когда думала, что лис действительно будет действовать в интересах богов. И вот теперь ей захотелось засмеяться, но и смех не вырывался из ее горла.
— Я видела, — закрыла она глаза. — Я знаю.