Оружие судного дня

Изумо — место собрания синтоистских богов. Раз в несколько лет верховные боги собираются, чтобы решать различные проблемы, а также свои личные вопросы. Но в этот раз собрание было направленно только на одну единственную проблему — человечество придумало и запустило в ход оружие против екаев и богов. Это страшное предзнаменование заставляло богов прибегнуть к самым изощренным и пугающим методам. Оокуни-нуши, собравший всех богов на внеплановый съезд, был крайне обеспокоен сложившейся ситуацией на территории Японии. Скручивая выбившиеся пряди волос на палец, бог внимательнейшим образом изучал отчет, приготовленный одним из его привратников в человеческом мире. Не сходившее с его лица беспокойство настораживало всех прибывших даже сильнее, чем факт того, что это собрание в принципе состоялось. Микаге сидел поодаль от остального скопища, попивая свое любимое саке, которое в Изумо, по его убеждениям, было самое вкусное и правильное. Ему больших трудов стоило избегать напористого и сосредоточенного взгляда жрицы Момозоно, прибывшей с ним в качестве сопровождающего. Девушка неистовым взглядом прожигала две дырки в затылке мужчины, периодически мило улыбаясь проходившим мимо богам и святым. — Нанами-сан, если вас что-то беспокоит, то вы можете высказать свои опасения, — неуверенно произнес блондин, наливая себе уже третью чарку выпивки. Поправляя свои круглые очки, он старался не смотреть девушке в глаза, чтобы не подавать виду, будто бы понимает, что именно раздражало жрицу. — Вам не нравится здешняя атмосфера? Шатенка хмыкнула, пряча руки в широкие рукава своего кимоно, расшитого цветами и журавлями. Это было самое дорогое кимоно в ее гардеробе, и то, что ей пришлось его надеть именно на собрание, злило девчушку еще сильнее. Она всем своим видом показывала, насколько неприятно ей, человеку, находится на съезде богов, которое посвящено исключительно убийству создателей оружия. Именно про таких людей, как она, говорят «на лице все написано»: ее брови сомкнуты на переносице, на щеках легких румянец гнева, а глаза колко оглядывали каждого проходящего мимо бога. — Нет, что вы, Микаге-сама, как можно! — Нанами вытащила руки из плотной материи и, взяв в руки веер, продолжила. — Я здесь только лишь ваша жрица. Жрица бога Земли, бога счастливого брака. Мне не пристало выказывать свое недовольство действиями верховных богов. — Вся ее интонация была направлена на то, чтобы подчеркнуть, насколько ей противно находиться в подобном месте сейчас, когда люди гибнут из-за опрометчивости богов. Девушка невозмутимо раскрыла веер и закрыла им пол лица, стараясь скрыть поток эмоций. Она была слишком хорошо воспитана, чтобы указывать богу, как поступить. Тем более, Момозоно Нанами не просто какая-то там девчонка на побегушках в храме, она — главная жрица (она же единственная), поэтому обязана вести себя высоко светски перед остальными богами, дабы не опозорить храм, при котором живет. Пусть она и знала это, но все равно не могла держать эмоции под контролем, да еще и этот недосып сказывался на ее контроле. Последние несколько ночей шатенка спит только пол ночи, а потом, стараясь изгнать плохие мысли, просто слоняется по территории храма, словно призрак. Эти отвратительные сны, наполненные кровью и злобой демонов, не давали покоя ей и сейчас. Она отчетливо могла сказать, что среди всего этого ужаса всегда различала мужской силуэт. Отчетливо могла сказать, что он был выше ее самой почти на голову, что даже несмотря на то, что силуэт стоял в нескольких метрах от нее и был насквозь пропитан алой, запекшейся кровью людей, она точно могла бы описать его руки, длинные пальцы, нечеловечески пугающие глаза, сверкающие в темноте, словно огни. Но страха перед этим мужчиной она никогда не испытывала, как если бы знала, что вреда ей он никогда не причинит, но все же она всегда с опасением смотрела на его выражение лица. Изо дня в день, из ночи в ночь она пыталась запечатлеть в памяти эту кровожадную ухмылку и белоснежные, поблескивающие на фоне всеобщего хаоса и тьмы звериные клыки, которые, казалось, прямо сейчас вопьются в ее кожу. От этих воспоминаний девушке стало плохо: ее зрачки потускнели, а ноги становились ватными при каждом ударе сердца. Дыхание участилось, стало отрывистым. Она облокотилась на стену, делая вид, словно ничего не произошло. Дыхание сперло только от представления этого звериного оскала совсем близко, прямо около ее лица, но стоило ей вспомнить его глаза, как сердце пропустило удар, а может и несколько десятков ударов. По телу прошел жар тысяч свечей, как если бы они находились в ее теле. Шатенка прислонилась к прохладной поверхности и вздохнула, когда нежная кожа ладоней прислонилась к вожделенному холоду стены. Эти глаза завораживали настолько, что разум покидал жрицу, как околдовывал ее. Это был взгляд полный неистового огня и жажды убийства, но в тоже время насколько нежный и манящий, что она могла бы… «Стоп! — девушка резко откинулась от стенки, хлопая себя по щекам закрытым веером. Только сейчас она заметила, что покраснела еще сильнее, чем раньше, когда раздумывала над нелепостью божественных созданий. — Я совершенно точно не хочу близости или каких-либо чувств к несуществующему, кровожадному существу! Это же очевидно! Мое тело — храм, святая святых, и никто не имеет права завладевать хоть одной частицей моего сердца!» — А что вы думаете по этому поводу, Микаге? — Внезапный вопрос верховного бога вывел шатенку из своих порочных, как ей казалось, мыслей. Блондин выпил еще несколько глотков из чарки, после чего довольно величаво заговорил: — Хорошая идея. Привлечь нескольких екаев к нам в помощники, но только вот, что же может удержать их на нашей стороне? Что мы можем им предложить? Мы истребляем их, а потом, считай, приказываем послужить нам во благо человечества. «Бред!» — резко отчеканила в своей голове девушка, осмысливая сказанное богом Земли. Жрица довольно звучно цыкнула, когда заметила непонимание на лице божества. — Вам не кажется, — продолжил Микаге, - что, попав в Изумо, демоны попросту постараются нас перебить? Теперь была очередь Момозоно скрестить руки на груди и вежливо покачивать головой, чтобы не обидеть святых. Она облокотилась на стенку вновь, пристальным взглядом обходя каждого бога, будто бы стараясь понять реакцию. — Екаем тоже будет выгодно это. Тем более, что мы не какую-то там мелочь притащим, а самых настоящих убийц, которые будут рады убивать по нашей указке. Тем более за это мы им простим все преступления до этого. Гнев и ярость девушки переполнил ее саму. Она опустила глаза вниз, стараясь не допустить раскрытия своего недовольства. Скрывая глаза за густой челкой, Нанами прикусила нижнюю губу. Она даже представить не могла, что кому-то в радость убивать безнаказанно, как если бы это был смысл их существования на Земле. Шатенка с горечью прошептала: — Да кто на такое согласится? — Есть парочка, — ответил почти моментально бог Земли, посмотрев на девушку настолько серьезным взглядом, что шатенка засомневалась в личности Микаге, которого она знает уже очень давно.

***

Развевающиеся на ветру серебряные волосы лиса были пропитаны липкой жижей, смесью крови и плоти убитых. Наконец-то ему удалось победить усталость и отвратительное чувство, которое с каждым шагом пожирало его все сильнее и сильнее, не давая вздохнуть даже без отвратительного наваждения. С меча стекали гроздьями капли ярко-алой крови, оставляя после екая дорожку бурого цвета, впитываясь в прожжённую землю. На деревьях, покрытых сажей и копотью, почти сгоревших от жара лисьего пламени, до сих пор тлел этот неистовый голубой свет. Звериный, почти обезумевший оскал выдавал лиса — ему это очень даже нравилось, настолько, что в голове играла приятная мелодия. В такие моменты он совершенно не вспоминал об осточертевшем образе в его голове. Наверное, он сходил с ума медленно, но верно, пробираясь через дебри разума прямиком в окровавленный рай безумства и наслаждения. Всего один шаг отделял его от желанной пропасти, и этот шаг был смертью, смертью одной надоедливой обладательницы голоса, которая почти полностью захватила подсознание екая. — О, брат! — послышалось сзади от лиса. Белоснежные уши резко дернулись в сторону звука, а хвост маятником начал бить по ногам хозяина, показывая настрой демона в полной мере. — И это ты мне говоришь, что я порчу твои вещи! Смотри-ка, сам же уничтожил свое кимоно. Я теперь и не представляю какого оно было цвета до того, как ты тут… — Мужчина огляделся, — развлекся, немножко так… Томоэ почувствовал, как когтистая рука его друга упала на плечо и тут же отпрянула, когда неприятная, липкая каша оказалась на кольце и ногтях демона. Акура-Оу или, как его называли в Изумо, «Кровавый король» делил пьедестал почета и славы «самого ужасного екая» с Томоэ. Вместе они могли бы истребить целый город, а может и три за день, если бы не пришлось шагать до них пешком. Лис часто говорил своему другу, что его вещи, которые Акура-Оу брал буквально через день, умирают на нем за несколько секунд, поэтому картина, как блондин собственноручно уничтожил свое драгоценное кимоно, сильно развеселила короля. — Мне можно. Это же мои вещи. — Спокойный тон Томоэ всегда наводил на его друга некую апатию, как если бы тот читал ему скучную лекцию на протяжении нескольких часов. — Но я тут совершенно не развлекся. Они слишком быстро умерли. Томоэ разочарованно вздохнул, убирая меч в ножны. От скольжения поверхности меча по ножнам запекшиеся капли крови резко взорвались, довольно эффектно сопровождая уборку меча красным «мини-фейерверком». — Тогда это точно тебя развеселит! Боги Изумо разыскивают нас, чтобы о чем-то попросить. Вроде уничтожить это «новое» оружие. — Улыбка на лице Акуры-Оу не сходила. Он выглядел, как ребенок, нашедший коробку шоколадных конфет или новую игрушку. — Весело же! — Да, — блондин многозначно ухмыльнулся, обнажая белоснежный клык. — Значительно веселее, чем это пушечное мясо с грудой металла наперевес.