Оружие судного дня

— Мадемуазель Нанами! — Николь истерически выкрикивала имя девушки в нескольких сантиметрах от самой шатенки, вскидывая руки к небу. Ее лицо то искажалось от удивления и испуга, то становилось на удивление серьезными спокойным. Блондинка складывала руки на груди, протяжно мыча, пока жрица старательно прятала взгляд, полный необоснованной вины. — Мадемуазель Нанами, как вы только могли так испортить свое лицо? Это ведь главное достоинство девушки. Момозоно сидела в одной из комнат особняка, нервно посылая проклятья в адрес лиса. Щека, над которой поработал демон, была в два раза краснее и болела во столько же раз сильнее, чем та, которую ударила она сама. По-детски обиженная и оскорбленная, девушка будто бы сняла свои розовые очки и посмотрела на него, лиса, трезвым взглядом — этого мужчину стоило избегать десятой дорогой. Он не просто был опасен, но и действовал на нее убийственно, в частности на мозг. Один только его голос побуждал полностью утонуть в этом тепле, хоть в большинстве случаев он и был холоден к ней. Девушка протяжно фыркнула в сторону, раздумывая об этом. Как ее бесила эта ситуация. Сам факт того, что все это время она вела себя просто, как дура. Какая самая настоящая дура! — А какая часть лица выглядит хуже всего? — Ниманс недовольно хмыкнула, уставившись на шатенку испепеляющим взглядом. — Не берите в голову. Развалившись в большом и удобном кресле в стиле барокко Нанами громко вздыхала, ворочалась и старалась всем своим видом отогнать чуть разгневанную француженку от себя и своего треклятого лица. Щеки нещадно колотило, словно бы пальцы демона растягивали их до сих пор. Руки и ноги не слушались. Их некуда было деть: пальчики царапали ноготками кресло, а ноги сменяли друг друга почти с нечеловеческой скоростью. Она устала и сломлена, возбуждена и решительна. Я устрою революцию. Наступлю на все грабли, лежащие на узенькой дорожке жизненного пути, преодолею огонь, воду и чертовы медные трубы, но не сдамся и перестрою. Все перестрою. Заставлю, буду умолять, унижаться, но исправлю. Погружусь в самую бездну и загляну в пустые холодные глаза ее, и стану по-настоящему сильна. Момозоно закрыла глаза, когда блондинка с силой надавила тряпкой с чем-то пахучим и жгучим на ее щеку. Визг, такой поросячий и дикий, вырвался изо рта девушки, и та резко вскинула руку, отбрасывая ткань в сторону. Николь дуется, что-то говорит обиженным и настойчивым тоном, но шатенка не замечает и только качает головой, только бы от нее отстали. Настроение не просто «не к черту!», а скорее «нигде-не-примут!». Раздраженность, как ртуть в термометре, нарастала быстро и неудержимо — еще бы миг она начала лезть на стенку, как одержимая. Нервы сдавали. Ниманс некоторое время кружилась над раздраженной девушкой, расспрашивая, что же все-таки произошло, но в ответ слышала только нечленораздельное мычание и фырчанье, достойное настоящего разгневанного грызуна. Прожигая в противоположной от себя стенке две ровные дырочки, шатенка все сильнее и сильнее сжимала подлокотники кресла, придумывая план быстрой и прекрасной мести. Нет, она не хотела показать этому-идиоту-пустоголовому-извращенцу, что она может и без него справиться — это было невозможно даже в теории, но вот доказать, что она не бесполезна – пф, как пить дать! Почему в голову этого лиса ни разу не пришла такая простая мысль, что оружие можно было бы перенаправить на человека? Ах, оно же безвредно для простых смертных — только людям с божественным благословением было чего бояться. А, как известно, иностранцы не особо жаловали таких людей. Когда-то Момозоно слышала, что в других странах женщин сжигали на кострах и называли «ведьмами», — что бы это не значило, — говоря, будто бы они приспешницы дьявола. От такой информации поджилки тряслись, ни то что коленки. — Месье Томоэ снова резко отозвался о вас? — не унималась все это время блондинка. Она уже наложила целебную мазь на обе щеки девчушки и поверх нее бинты. Вид у жрицы был как у египетской мумии, причем в лучших традициях мумификации. — Я ведь уже говорила, что Месье Томоэ относиться к тому типу мужчин, которым легче выражать свою симпатию по средствам детских издевок и привлечения к себе внимания любыми способами? — Первый раз слышу, — фыркнула в сторону Нанами, отворачиваясь. Ее подбешивало, что француженка называла подобное его поведения «проявлениями симпатии», хотя о ней и речи не могло быть. Девушка специально отвергала подобный вариант, ведь такие отношения заведомо зашли бы в тупик и принесли бы страдания, мучения. Мадемуазель Николь обреченно вздохнула. Наверное, ей казалось смешным душевные терзания японки. Она села на противоположное кресло, поправляя складки платья. У нее это получалось как-то по-особенному изящно: протяжно, с присущей Леди элегантностью и женственностью. Ее пальчики были тонкими, длинными в белых изящных перчатках, а на запястьях красовались потрясающей красоты серебряные браслеты. Она горько улыбнулась и снова вздохнула, посмотрев на остывшую, но все еще злую, девчушку. — Знаете, мужчины не умеют читать наши мысли. То, что кажется очевидным Вам, не всегда очевидно для них. К примеру, Месье Томоэ думает, что заботится о вашей безопасности, а Вы считаете его поведение враждебным. Для Вас очевидно, что так с девушками себя не ведут, а он, возможно, и не подозревает, как стоит. — Глаза Нанами с каждым словом расширялись. Это слишком мило для демона, тем более для демона-лиса Томоэ. Николь же все это время отречено смотрела в сторону пустыми глазами и с легкой улыбкой на лице. — Но Месье Томоэ, действительно, очень груб с Вами. Но думаю, это в меру его испорченности. Потом ему будет очень стыдно за самого себя. — Мы говорим о двух разных «Месье Томоэ», — продолжала фырчать девушка, искривив свой голос, сделав его противным и писклявым при произношении имени екая. — Очевидно, что ему нравятся девушки вроде вас, мадемуазель Николь. Ну, знаете, какие… прекрасные в своей красоте и… — В том-то и проблема, что Вам это очевидно, — голос Николь приобрел толику металла и желчи. — Мужчины странные существа, с нашей с вами точки зрения: их предпочтения могут в корне отличаться от идеалов и желаний. Возможно, подсознательно Месье Томоэ не нравятся такие девушки в плане общения. Разве он разговаривает с европейскими девушками? — «Как бы он говорил? Он же языка не знает…» — злорадно подумала шатенка, откинувшись на спинку кресла. — Он говорит с Вами и только. Если взять в пример меня, то его демоническое величество от меня убегает… Николь театрально накрыла ручками щеки и залепетала, прикрыв глаза в смущении. — Вы у него ассоциируетесь с унижениями и вечными переодеваниями в европейского… не знаю, какое слово подобрать. «Месье». — точно заметила Нанами, вспоминая первый день, когда она смеялась над ним в голос. — А вы у него ассоциируетесь с ненавистными божествами, которые ему жить спокойно не дают! — Николь серьезно покраснела от гнева, вскакивая с места почти молниеносно. Блондинка разозлилась, причем серьезно разозлилась. Она подошла к Момозоно и схватила ее за руки, пристально вглядываясь в каштановую радужку глаз. — Если Вам не нравится эта ситуация, то немедленно перестаньте себя так вести и покажите Месье Томоэ, что и Вы можете справиться с ситуацией. Ну, не знаю… может, вам в следующий раз дать ему пощечину? На моего мужа это действует очень отрезвляюще, когда ему приспичит поругаться со мной.