.Банни.

Ощущения сна рухнули с меня хрустальной вуалью, разбившись в незначительные осколки, оставив после себя лишь одну мысль, орущую в сознании: - Не надо меня соблазнять! Весь ночной разговор на быстрой перемотке трижды прокрутился в голове, отпечатываясь в сознании дикими мыслями, каждым словом, каждым жестом, словно раскалённым металлом по коже, с силой, в ожоги. Бля-а-а-ать! Все воспоминания, расплывавшиеся до этого неясными силуэтами, стали чёткими, собирая мозг в кучу, заставляя его работать на полную катушку. Я не хотел, чтобы ко мне подкатывали. И дело не в том, что они мои братья, мы все взрослые, и внятно осознаём, что кровной связи между нами нет. Мы просто толпа некогда чужих друг другу людей, сплотившаяся в едином ритме жизни под одной фамилией, в одном месте жительства, притерев и заточив характеры друг под друга, став единым организмом с гордым названием - Семья! При этом все мы чётко осознаём, что ни хрена мы не братья, скорее - лучшие друзья, привыкшие друг друга братьями называть. Я не хочу, чтобы парни пытались меня увлечь собой. Не сейчас, не так, я не готов идти на контакты любого рода абсолютно ни с кем. Да, я всё ещё утопаю в жалости к самому себе, но я должен пережить этот болезненный момент произошедшего сам, без посторонней помощи, иначе я никогда не смогу себя уважать. Но кто же меня спросит? Разумеется, братья поступят по-своему. И это пугает, нереально пугает. Если честно, то мысль о том, что братья хотят меня искусить собой - смешила. Это не было забавно, это было именно смешно! Мысли подобного рода никак не хотели укладываться в моей голове. Вообще. Вот лежу, смотрю в потолок, откинувшись на пушистые подушки (люблю меховые наволочки, одеяло, простыни) и слышу внизу кипучую деятельность, тут же понимаю, что я нихера не хочу спускаться вниз. Но надо. Всё твёрдо обмозговав, я решил не мучить себя и плыть по течению. Разобраться в том хламовнике, что сейчас представляют мои мысли и ощущения - просто невозможно. Так что... Беру моральный отпуск и хотя бы день, один день не накручиваю себя клочком волос на спиралевидные бигуди. Ну, и сравнил же я, пипец какой-то. Буду сегодня просто жить. Просто. Жить? Ага, как же! Спускаюсь вниз. Ипа-а-а-ать, вижу, что Макс резко полюбил аэробику. И ладно бы просто повторял движения за тёткой из зомбоящика по бабскому каналу "Похудей сам и других пристрасти", что была в малиновых лосинах и лимонном купальнике с гривой выжженных волос. Так нет, он, сука, отсвечивает в центре гостиной. Голый. Почти. Из одежды на нём только рыжие веснушки и чёрные стринги. Ёпт, на труселях голова какой-то мыши на причинном месте. Волосы торчат в стороны, то ли его зверька, то ли самого брата. И кольцо. У мыши. В носу, как у быка.* Я честно подавился воздухом, глядя на то, как от резких и частых движений кожа брата раскраснелась. А под ней мышцы красиво перетекали из одного положения в другое. Отчаянно пытался не пустить слюну. Глядя на его тело. Я тоже ТАКОЕ хочу. Но, блять, я тощий упырь, вот облом! Шаг, и я споткнулся, рассматривая пресловутую мышь, стильная, зараза. С мелированными прядками в хохолке. Пиздец, я выпал из реальности. Лететь до пола было далеко, а падать на него было бы больно. Было бы, если бы меня не поймали сильные руки Алексея. И он тоже, ебать конём, какой обнажённый. Душа, к ноге! Вылезла нафиг из пятки. Правой. И вернулась в центр тела. Неосознанно облизнулся, видя шикарного блондина с его-то охрененными волосами, так и хотелось его потрогать. Везде. Чтобы хоть на миг представить, что моё тело когда-нибудь тоже сможет быть таким классным. Стоп, он почти голый. Я знаю! Это поветрие. Новый штамм гриппа "обнажуха". На Лёше из одежды был только фартук. Белый, с нарисованным на нём бодибилдером. Огромные бёдра, шикарный квадратообразный пресс, и хуй. Белый. И яйца под ним. Тоже белые. И волосы. Между яйцами и членом. А вот хрен на ровном месте – чёрные они! Член, кстати, в позиции «смирно» и самое главное, что он-то НИХЕРА не нарисован, а сшит из плюшевой ткани! Выпирающей своими объёмами и твёрдостью с тонкой тряпочки фартука интересной фигурой.** Это, типа, намёк, да? Намёк? Я охренел. Покраснел. И снова подавился воздухом. Как-то мы слишком близко друг к другу. А Лёша меня всё сжимает и сжимает в руках, не думая ставить на ковёр. Жутко смущает. А искусственный орган красноречиво упирается в бедро, от которого я никак не могу оторвать ошизевших глаз. Да и Макс косяка давит, вот чувствую я его острый взгляд. Всей поверхностью кожи чувствую. И всеми органами. И фибрами души. Сука, у него и мышь с такими же странными глазами. Люди, я не с вами. Я мимо проходил! - Осторожнее, бра-а-а-атик, - сладко протянул Лёша, часто-часто хлопая ресницами. Сучка пошлая. Тут в комнату входит Григорий. Фух, слава Богу, хоть он одет. А под его острые черты лица и чёрные волосы безумно идут эти лёгкие штаны свободного покроя и такая же рубашка из крепдешина. Обалденный комплект. Григ выглядит просто и со вкусом. И вещи-то его бе... л... л... лы... е-е-е-е... Моя челюсть. Ёбнулась. На пол. Отдавив ногу Лёше. Чё он творит? Взял, сволочь, и вылил на себя бутылку воды. Большую. Манерно. Осторожно. Безумно медленно и артистично. Начиная с головы. Вода тонкой струйкой полилась из горлышка на лоб, играя лучиками солнца, бьющими в окно, изящно очерчивая надбровные дуги, стекая зигзагом по вискам и носу, по лицу. Дальше. Ниже. Так захватывающе-нежно. Глоток воздуха. Его кадык чувственно дёрнулся, а язык знойно пробежался по приоткрытым устам. Вода коснулась губ, побежала по подбородку, вниз. Быстро и влажно. Ярко и остро. Шея. Ниже. Ключицы. Мало. Ещё ниже, пропитывая влагой ткань. Торс, пояс, ноги. Крепдешин, намокая, стал словно вторая кожа, плотно обтянув тело, не скрывая от моих шокированных глаз абсолютно ни-че-го. Вода всё больше расползалась по ткани, всё больше покрывая собой нагие грудь, живот, пах... Блять! С хера ли они все... такие... неодетые в интересных местах? Ма-а-а-а-ать! Не, вот её-то сюда как раз не надо! Я чуть склонил голову на бок, жадно рассматривая кубики пресса на теле Григория. Кажется, он не так меня понял. Потому что его член заинтересованно дёрнулся, наливаясь кровью, взволнованно натягивая ткань прозрачных брюк. Ой, резко выдохнул, спрыгнул с рук брата и ломанулся на кухню. Мне. Надо. Прийти. В. Себя! Ну, нельзя быть такими безумно мощными и красивыми. Я на их фоне вообще никак не смотрюсь. Обидно. Очень. Я тоже хочу гордиться фигурой и так же беззастенчиво подставлять её под голодные взгляды... Да, кого угодно, лишь бы было чем гордиться. Так, желудок требует провиант. Нельзя ему отказывать. Только собрался приготовить себе пару бутеров, достав из синего холодильника необходимое, как в помещение влетел Сергей. Я аж шарахнулся от замеченного мною резкого движения слева боковым зрением. - Блин, Саш, дай пожевать. Умираю. С голоду. Чёрт, на работу опаздываю, - ругался Серж, носясь по кухне ураганом, быстро, на ходу глотая сок, запивая его моим кофе и пытаясь урвать кусок сыра. Получил за это ножом (плашмя) по пальцам. - Тц, - цыкнул я на брата. - Ай, - обиженно выдал он и выскочил за дверь, что-то брякнуло, и он вновь влетел в кухню. – Есть! – прорычал он забавно, знаю, что пытается меня рассмешить, но у меня лишь уголки губ дрогнули. Если честно, то вот именно сейчас, стоя на кухне и видя потуги парней, я задумался. Блин, а я это умею? В свете происходящих событий – я в своих силах думательного процесса сомневаюсь. И сильно. Мысли плавно текли в мозгу, журча пониманием несуразности, как весенний ручеёк ещё под коркой льда. Острое осознание того, что я веду себя как идиот неприятно заволокло сердце мелкой дрожью. Какого хрена я так переживаю из-за того, что не произошло? Какого хуя я бешусь и извожу себя из-за этих гандонов, которые, в принципе, ничего мне не сделали? Могли, конечно, но не сделали же. Я ведь сбежал. Так почему я так отношусь к себе и окружающим? Нафига зажимаюсь, заталкивая своё я в улиточную раковину? Зачем? Жизнь одна, надо брать от неё всё, а не прятаться за самим собой в попытке… А что собственно я пытаюсь сделать? Ну, не дебил ли? Я скоро уволюсь и больше не увижу этих… Ну, НЕТ в моём лексиконе такого слова, которое могло бы их охарактеризовать. Всё же хорошо. А всё моё поведение какое-то неправильное и надуманное. Они мне ничего не сделают. Всё. Точка. Лучше озадачусь тем, что происходит дома. Да! Поворачиваюсь, чтобы спросить, с чем Серж будет бутерброд, и вижу, что он стоит передо мной в чёрных хэбэшных шортах. И когда переоделся? Шорты, как шорты, и хрен с ним, что размера на два-три меньше, зато длинной почти по колено. Эээ, чувствую, как глаз дёргается. Мой. Левый. И брови выгнулись. Жаль не в экстазе, а наоборот. Впервые вижу верблюжье копыто*** у МУЖИКА! Охренеть! Ну и что, что на Серёже футболка розовая. Да и фиг с ним, что со стразами. Зато мужская. Да, на ней так и написано – «Я – реальный кабан!». Правда она с v-образным вырезом, который смотрится как декольте. Ну, так размер вещи велик. Очень. Брат глотнул сока, от чего я дёрнулся и стал на автомате нарезать колбасу по-моему сантиметровыми кусками. Салями. Надеюсь, это возможно будет прожевать. Сердце трепыхнулось и жилкой дико забилось на шее, доведут меня их игрища. Уф, хоть на себя проливать ничего не стал. Зато стал натягивать носки. На ноги. Эротично, блять. Впервые вижу, чтобы носки возможно было напяливать на себя ТАК пошло.**** А-а-а-а! За вторым носком, лежащим на полу, нагнулся он зря. Блин, так и хочется стенать в голос. Вот это задница, подтянутая, упругая, шикарная. А моя тонкая, плоская, невзрачная. Слюни зависти наполнили рот, и челюсть свело судорогой завидки. И что я делаю среди этих самцов? Может анаболиков наглотаться? Второй носок стал занимать своё место на широкой точёной стопе, у него даже пальцы на ногах шикарные. - Ай! - вскричал я, порезав указательный палец ножом. Палка колбасы что-то как-то неожиданно кончилась. В смысле совсем. Кровь алыми каплями стягивалась в единую струйку, не спеша сбегая с пальца на стол, капая, пачкая собой поверхность белой столешницы. - Осторожнее, - выдохнул Ян, вынырнувший прямо передо мной, будто из-под ковролина выпрыгнул, и осторожно взяв мою руку за запястье, обхватил своими полными губами мой пострадавший пальчик. Глык. Язык. Горячий язык прошёлся по моей коже внутри жаркого рта брата, оглаживая рану и посасывая пострадавшее место, зализывая боль от пореза. Я. Не помню. Как. Дышать. Не помню, чем дышать. Да, и зачем это вообще надо. Тупо стою, смотрю в его тёплые глаза, наполненные нежностью, и краснею. Ян чуть опустил ресницы вниз и с каким-то наслаждением погрузил мой палец глубже в свой рот. От него одуряющее пахло одеколоном, чем-то свежим и дерзким, а глаза так и светились обеспокоенностью. Его тонкие, но сильные пальцы так и держали меня за руку, и я понимал, что он чувствует мой пульс, сходящий с ума под его подушечками. - Й-ан… - кротко выдохнул я. Ну, почему он, зараза, такой невъебенно добрый?! Его бронзовая кожа так красиво блестит в свете дня и в искусственном свете неоновой лампы. Ян всегда аккуратный и больше всех остальных следит за своей внешностью. И этому я тоже завидую. Потому что ему это просто даётся. Он может сутки бухать, проспать часа два-три, вскочить с постели, лишь умыться, и будет выглядеть так, будто над ним часов пять команда стилистов трудилась. А я вечный ёжик из тумана. - Ты в порядке? – обеспокоенно спросил брат, наконец-то выпуская мой палец из экстазного плена. - Да! – нет. Я нагло вру, и ты это видишь. Так что сделай вид, что всё отлично. Взгляд Яна не был обволакивающим и затягивающим, как у других братьев. Ян смотрел на меня с толикой тревоги и каплей печали. Я знаю, что, отдалившись от братьев, причинил им боль. Но иначе было никак. Я не хотел сломаться. Детдом меня закалил, но под грубой оболочкой был всё тот же хрупкий мальчишка, который разнежился с годами в заботливой семье. - Хорошо, - спокойно ответил Ян и повернулся к Максу. – Ты ещё здесь? У тебя клиент через полчаса записан, - отчитал Ян брата. - Ё... - ожил Макс и, чмокнув меня в висок, ушёл на работу. Вот любит он меня так подбодрять. Спасибо ему за это, иногда помогает. Я же спокойно поднялся в свою комнату, есть расхотелось. Взял с полки печатное издание "Все мы родом из детства", замечательная и трогательная книга, в которой проникновенно рассказывается о дружбе и любви, добре и зле, о жизни. То, что надо. Я быстро ушёл в мир, описанный автором, проникаясь судьбами главных героев, не замечая ни голода, ни времени. Братья стучали в дверь, заглядывали, что-то говорили, я лишь угукал и читал, читал, читал. На строке: «От зонтиков собравшихся в клубе посетителей пахло холодным дождём», мне нестерпимо захотелось выйти на улицу. В дождь. Промокнуть насквозь, ощутить холод влаги, насладиться мерным звуком капель, разбивающихся об асфальт, собираясь в сюрреалистичные лужи. А за окном темно. Надо же, как время быстро вышло. Только сейчас заметил, что на журнальном столике стоит тарелка с пловом и ароматным молочным чаем, какой-то из улунов, если я не ошибаюсь. Нежность разлилась в душе, её тут же затопило совестью. Надо будет поблагодарить парней. Быстро поел и увалился спать. Проснулся резко. Меня снова насиловали Оли со своим быдлом, теперь в луже, в ливень. Книгу - сжечь! Как-то неверно она на меня повлияла. Весь день носа не казал из комнаты, тупо завис за ПК, создавая резюме на разных сайтах, я писал отклики на вакансии и просто искал новую работу. Надо же и о будущем подумать. Не хватало мне ещё на шее братьев и родителей висеть. Да никогда! Вся работа проходила долго, нудно, утомительно. И снова день закончился, так и начавшись. Пресловутое утро. Пресловутая работа. Ненавижу казино. Сегодня Мазур и Роман подставляли меня по полной, выставляя мои рабочие качества в худшем свете в глазах начальства. И, сука, чисто, чинно всё это делали, не подкопаешься. Весь день я ходил дёрганый, замученный, уставший, гадал, думая о том, что же эти уёбки задумали, и только под вечер ко мне подошёл Оли, мерзко улыбнулся и спокойно в глаза сказал: - Что, сбежать от нас вздумал? Думаешь, уволишься, и всё будет отлично? Фиг тебе, мы своё не отпускаем, пока не получим желаемого. Мне страшно. Снова страшно. Снова противно и больно. Да что я за рохля такая? Знал бы, как им противостоять, давно бы на место поставил, но в голове ни одной умной мысли, впрочем – глупых идей тоже нет. И что они до меня докопались? Хотя, из слов Оли всё ясно - спортивный интерес, но я им не игрушка, хотя именно так я себя и ощущаю, понимая, что не могу сопротивляться. Я просто не знаю как. - Лекс, Лекс, Лекс, советую задуматься, - он почесал шею, растягивая момент. - Мы будем тебя изводить и мучить, пока ты сам к нам не придёшь и не попросишь, умоляя, трахнуть, лишь бы мы отстали, - рассмеялся Оли сухо и мерзко, а меня всего трясёт, придушить бы его, да руки дрогнут. - Готовься, детка, чем больше ломаешься, тем злее мы становимся. Усёк? - и он, вздёрнув бровями, пошёл прочь, сильно задев меня плечом, давая понять, что ситуация у него под контролем. Я честно сник. Совсем. Но признаваться даже самому себе в своей же слабости категорически не хотелось. Заплакать бы, но я себе это уже давно запретил. Жаль, слёзы не только очищают душу, они её успокаивают, смывая собой основной негатив. Снова подлая мысль - сбежать - посетила мою голову, тупо взять и прогулять, отказаться от этих остатков дней отработок в казино. А потом, сделав вид, что трудовая утеряна, просто выправить новую. Да, геморно, но так будет проще, нежели, зная фантазию этих троих, ждать глобального подвоха. Да, что им от меня надо? Не хочу я с ними спать. Не-хо-чу! Неужели гордость так сильно заела? Не верю я, что их либидо так сильно пострадало от моего побега из их лап. Я правда хотел бросить всё и начать сначала, но… Но как я после этого буду на себя в зеркало смотреть? Я и так ничего путного не могу, а тут ещё и это. Я так совсем опущусь в своих же глазах. Я – животное, которое травят, но это не значит, что я не могу огрызаться. Вопрос: а не сделаю ли я своими куцыми потугами себе хуже? Домой шёл долго и понуро. Только переступил порог дома, как понял, что не должен показывать братьям свою боль, тут же улыбнулся максимально приветливо и прошёл в гостиную. Видя озадаченные взгляды парней, понял, что улыбка у меня слишком деревянная. Ян помотал головой, встал с дивана и, подойдя ко мне, сильно обнял. Я аж вздрогнул. - Зайка, не надо так, - прошептал он громко и горько, оставив осадок огорчения в моей душе. - Как, "так"? - не понял я. - Не делай вид, что у тебя всё хорошо. Мы видим, что тебе плохо. Лучше ходи грозовой тучкой, но не лги. Мы не чужие. Не хочешь рассказывать о своих проблемах - не надо. Мы не заставляем, но не лги. От этого... больно, - Ян говорил, а я и все остальные слушали. Сердце трепыхается в груди, соглашаясь со словами брата. Чувствую сочувствующие, но ненавязчивые взгляды братьев на себе. Вот честно, я какой-то выродок, вымораживающий чувства родных. Ну, я и дурак. Кого я пытаюсь обмануть? Ведь не их. Себя. Да, только не выходит. Ян осторожно утянул меня назад на своё место, усадил на диван и, прижав к себе, уложил мою голову у себя на коленях. Его пальцы осторожно перебирали мои волосы, успокаивая, а я снова думал о том, что никогда не расплачусь с ними за их доброту и их сплочённость. Почему же я-то вечно не в теме? Они все такие красивые, а я - урод. Они сильные, я - слабак. Они добрые, а я - какой-то озлобленный. Они вместе, я же - какой-то одиночка. Бесит. Тошнит. Не правильно это. Не верно. Так нельзя ни с ними, ни со мной. Хватит. А они говорят. Пустые разговоры, абсолютно ни о чём. Смеются, шепчутся, пихают друг друга, подтрунивая. И всё так просто, так легко, так правильно. Между ними. А я?