То, чего не видел Джон. The Story

      Миссис Хадсон непривычно тихо хлопотала вокруг Хана: травма-травмой, а уборку никто не отменял. Обычно Хана в такие моменты дома не было, но теперь — Хан вздохнул, — приходится присутствовать.       — Шерлок, ты не мог бы подержать?       На колени Хану свалилась кипа бумаг и бумажек с полки камина, и сверху, торжествующе сверкая глазницами, водрузился череп и боевой нож. Хан чуть улыбнулся ему, будто старому знакомому. Он закрыл глаза, погрузился в обдумывание дальнейших планов. На первом этаже еле слышно дверной молоток скребнул по двери. На лестнице раздались шаги, перемежаемые легким постукиванием.       — Майкрофт, — не открывая глаз, констатировал Хан.       — Здравствуй, — Майкрофт взглянул на Хадсон, — Шерлок.       Не спросив позволения, старший Холмс опустился в кресло Джона. Хан чуть нахмурился.       — Ты собрал контур?       Майкрофт сложил скрещенные пальцы на колени.       — Если ты о паре идентичных конструкций неизвестного назначения, связанных между собой сетью проводов, то — да.       — Общее сечение пучка?       — В пределах нормы.       Хан раскрыл глаза и уставился на собеседника.       — Теперь нужно вещество, жидкость. В нее мы погрузим важную деталь.       — Какого рода жидкость?       Миссис Хадсон, очевидно, домыла то, что хотела, и удалилась на первый этаж.       — Электролит, — ответил Хан. — Какие имеются в распоряжении?       — М, — Майкрофт внимательно созерцал что-то за правым плечом Хана, — самые распространенные…       — Нужна определенная зависимость напряжения от его плотности. При комнатной температуре напряжение должно быть не меньше одиннадцати с половиной вольт, но при охлаждении электролита оно должно падать до уровня не более шести с половиной, у тебя на планете есть такие, братец?       — На планете? — Майкрофт скорчил кислую мину.       — И, да, не больше шести с половиной он должен давать основное количество времени, и лишь в краткие промежутки — выдавать максимум.       Майкрофт задумался.       — Если взять обычный свинцовый аккумулятор…       — Какая в нем кислота?       Майкрофт посмотрел на Хана.       — Серная.       — Подойдет, — Хан на долю дюйма опустил подбородок.       — …И если его держать в охлажденном состоянии, то… Вполне можно этого достичь. Но тогда нам понадобится аппарат для шоковой заморозки.       — За какое время он выдает минус, достаточный для семи вольт?       От Хана не ускользнуло, как в чуть прищуренных глазах Майкрофта промелькнули расчеты.       — За сорок две минуты.       Хан качнул головой.       — Недостаточно быстро. Принеси его, я попробую поправить.       Майкрофт задрал подбородок:       — Ты хотел передать мне часть программного обеспечения, насколько я помню.       Хан откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, соединил кончики пальцев.       — Оно еще не готово. Майкрофт.       Лицо Британии чопорно поднялся, одернул костюм. Уже на пороге обернулся: сидящий в кресле человек с неподвижными, нелепо вытянутыми толстыми белыми ногами, чуть закрытыми затасканным халатом, был с головой погружен в собственные мысли.       — Когда снимаешь гипс? — негромко спросил Майкрофт.       — Завтра, — был тихий ответ.       Майкрофт еще раз смерил взглядом фигуру, опустил голову и, наконец, удалился. Хлопнула дверь.       Неизвестно, насколько еще хватит сил. Руки онемели, а дыхание сбилось уже давно. Перехватываться, переносить вес с одной стороны на другую — чертовски тяжело. И снова, и снова, и снова. Хан перевел дух, выпрямился. Чуть приподнял костыли от пола, потом еще — пока не перестал его касаться. Ноздри раздулись от напряжения, но если не он, то кто?! На этот раз новая цель: два дюйма. Нога сделала микроскопический шаг, на лице появился злобный оскал. Костыли уперлись в пол. Повторить! И еще раз! Все тело трещало и грозило развалиться, но Хан знал, он был уверен, что выдержит еще, по крайней мере, шаг. И еще один. Два. Три. В пустой комнате сосредоточенное сопение прерывалось порыкиваниями и полной тишиной. Хан посмотрел в камеру. Ты наслаждаешься, братец? Конечно, да, как же еще. Но ничего, Земля еще поскрипит под ногами аугментов! Надо. Только. Перешагнуть. Порог.       Хан упал в кресло. Пот градом катился по шее. Отвык, расслабился. Размяк. Уже к концу второй день, а так и не удалось ни разу полноценно передвинуть ноги хотя бы раз. Сил на свирепость уже не оставалось, Хан откинул голову и закрыл глаза.       — Джон, ты в своем уме, — Хан скептически окинул взглядом старую трость Джона, которую он протягивал.       — Пригодится, не спорь. Все равно оставлю ее тут.       Хан развел ладони:       — Твое право.       — Ты вообще что-нибудь ешь? — Джон пододвинул к камину журнальный стол; опустился в кресло напротив.       Хан предпочел не отвечать.       — Я принес фри, курицу, — из объемного пакета пахло съестным, — так, что тут еще, а, вот — пара бургеров, рагу. Тебе что налить, молока?       — М? — Хан отвлекся от созерцания туч за окном, перевел немигающий взгляд на Джона. — Ты что-то сказал?       Тишина. Даже миссис Хадсон где-то уединилась. Хан повернул голову: на него безразлично взирала изогнутой ручкой простая клюка Джона. Он отвернулся. Перед креслом валялись ненавистные, неудобные костыли. До стола на кухне — четыре бесконечных метра. На столе — фри, курица, тарелка рагу и стакан чая с лимоном. Хан вздохнул: раньше для мотивации хватало внутренних резервов. Ну, что ж. Хан потянулся к костылям; трость оставалась такой же безучастной. Хан на секунду замер и резким движением подбросил ее в воздух на полдюйма; мягко поймал, подтянул к себе. Прошелся пальцами по изгибам ручки, по гладкой основной части. Отрегулировал высоту, поставил на пол. Восприимчивое дерево нагрелось от тепла рук почти тут же. Хан перенес вес тела вперед и поднялся на ноги.       Итак, путь до собственной спальни теперь не был непреодолимым. Джон стал бывать на 221б чуть реже, что Хана радовало: оставаться безучастным становилось все сложнее, и, когда Джон заходил в последний раз, Хан еле удержался от искреннего «спасибо». После пары недель в госпитале под ответственность Майкрофта Хана отпустили домой, и Джон взял отпуск. Не подпускал к нему недалеких назойливых людей, жужжащих, словно улей, за окном. Хан попытался всколыхнуть в себе ярость — верный помощник при душевной неразберихе, возвращающий остроту и ясность ума; но она не спешила приходить, и оставила Хана в одиночестве, наедине со своими мыслями. К дьяволу. Все — к чертям. Хан добрел до кухни, пошарился в холодильнике, хотя есть совсем не хотелось. Извлек из шкафа микроскоп и несколько пробирок, расположил все на столе. Кофе? Пожалуй. Хан поставил бутылку молока напротив камеры. На этаж ураганом ворвалась миссис Хадсон.       — Шерлок, — она всплеснула руками, — ты сегодня обедал?       Хан молча смотрел на нее.       — А вчера? Как можно так себя запускать, ну что же ты. Вон, все болтается, как на вешалке. Дай-ка его сюда, я положу в прачечную!       Хан спустил с плеч такой уютный бордовый халат и получил взамен лабораторный серый, запятнанный результатами опытов до самого воротника.       Какая разница?       Хан расположился за столом, надел защитные очки. Закатал рукав повыше, зубами затянул выше локтя жгут. Выбрал тонкую длинную иглу, тщательно обработал спиртом. Зажег горелку. Несколько раз сжал кулак. Медленно, вдумчиво вогнал иглу в вену. В пробирку закапала темная кровь. Залила стенки, скопилась на самом дне и начала карабкаться выше, будто задумала несмотря ни на что осмотреть окружающий мир. Одной пробирки будет мало: Хан отцепил ее, сменил на другую. Отлично. Аугмент бережно установил их в держателях. Пододвинул к себе контейнер из холодильника, откинул крышку, извлек — Молли было несложно уговорить — целехонький человеческий глаз. Взял щипцами за нерв. Черт, забыл кювету… Миссис Хадсон чему-то тонко и заливисто засмеялась у себя. Раздался топот по ступеням. Какого черта, Джон, ты же должен был выйти на работу, нет? Хан сдернул жгут, забросил его куда-то за спину, поднялся на ноги, схватил пинцетом глаз. Поднес к горелке.       Джон показался в дверях.       — Что это за шум внизу?       — Миссис Хадсон смеялась.       — А я думал, она мучила сову.       Джон облокотился на косяк двери.       — Да, но это был смех.       Хан отстранил горелку от глаза — еще бы немного, и исследовать было бы нечего. Развел руками:       — Могла совмещать.       Джон показал на стол, заставленный инвентарем:       — Очень занят?       Хан делано вздохнул.       — Пытаюсь любыми способами заглушить желание, — свернуть всем шеи, разодрать мясо до костей и упиться этим, будто в последний раз, — покурить.       Глаз вывалился из пинцета и булькнулся в кружку.       — Можно прервать?       Только не принимай участие, ладно?       Хан положил пинцет на стол, взмахнул рукой.       — Добро пожаловать. Чай?       Джон смущенно улыбнулся. Тебя явно что-то грызет, человек. Выкладывай и… И убирайся. Пожалуйста. Джон сел на табурет.       — Слушай, важное дело, — Джон исподлобья посмотрел на Хана. — Мне нужен шафер.       Кто?       — Нужен шафер?       Теперь вспомнил.       — Что думаешь?       Ты что-то задумал, Джон. Это видно. Пойдем от противного. Держи.       — Билли Кинкейд.       — Кто, прости?       — Билли Кинкейд, кэмденский палач. Поверь, лучше и придумать невозможно: огромный вклад в благотворительность, самолично спас три больницы от закрытия и основал самый безопасный приют в северной Англии. Ну, конечно, он казнил время от времени, но, если противопоставить число казненных — спасенным, я бы…       — У меня свадьба!       Тогда говори, зачем пришел. Потом, так и быть, можешь остаться.       — И мне необходим шафер.       — А, точно.       — И хорошо бы, не палач.       — Гевин?       — Кто?       — Гевин Лестрад. Он не палач и не собирается.       — Он Грэг, — Джон начинал закипать. — И никак не мой лучший друг.       Хан пошелестел памятью. Был один человек. Зачем ты пришел сюда с этим вопросом, Джон?       — А, Майк Стэмфорд, ясно, что ж, он славный. Эм, я не уверен, что он хорошо справится.       У Джона покраснели кончики ушей. Странно.       — Майк славный. Но он также не мой лучший друг. Слушай, Шерлок, это важный и самый лучший день в моей жизни.       Хан вспомнил все свадьбы, на которых был. В основном, своих людей. В основном, все заканчивалось за пару часов — чего тянуть, всем все ясно:       — Эммм…       — Это так! Понятно? И я хочу, чтобы в этот день двое самых дорогих мне и любимых человека были со мной.       — Так, — Хан кивнул.       — Это Мэри Морстен.       — Так, — Хан кивнул.       — И, — Джон выдохнул.       Говори и проваливай.       — Ты.       Часы тикали в тишине, отсчитывали утекающие мгновения. Хан завороженно внимал.       Что? Черт. Шерлок был бы рад. Нет, не рад. Что теперь делать с этим человеком. Черт.       — Шерлок?       Хан застыл истуканом. Об этом Майкрофт не обмолвился ни разу. Надо навестить будет. Позже, надо.       — Шерлок, я немного напуган.       Джон же не в курсе, правда? Условие Майкрофта: Джон не должен быть в курсе. Конечно, он ничего не видит. Это же Джон, правда? Только не сейчас, потому что если…       — То есть ты имеешь в виду, что я…       — Точно, — Джон улыбнулся.       — Я — твой лучший…       — Правильно.       — Друг?       — Ну, разумеется. А кто же? Ты — мой лучший друг.       Холодная липкая ладонь неохотно отпустила сердце Хана. Конечно, откуда Джону знать?       — Хм, — Хан бездумно отпил из кружки.       — Понравилось?       Хан распробовал получше. И не такое жевали.       — Удивительно, но да.       На поверхность всплыл глаз.       — Тебе придется подготовить речь.       ***       Со всеми этими ногами пришлось забросить столь любимые бодрящие прогулки по вечерам. Хан нахмурился. Вот ведь незадача: такие неуклюжие соглядатаи теперь вдвое проворнее его и выигрывают по всем статьям, теперь даже не заберешься на высокую крышу встретить новый день… Аугмент поставил в держатель очередную пробирку, багровую на просвет. Подцепил новую, вгляделся в лениво бегущую кровь. Широкий переходник уперся в кожу, оставил бледный продавленный след. Это плохо. Треть. Хан снова сменил емкость. Еще сотня миллилитров, и достаточно на первое время. Штатив на дюжину пробирок был заполнен; одна из них сейчас болталась на катетере у локтя Хана, и еще пара пока были пустыми. Хан посжимал кулак, разгоняя кровь. Свободной рукой сильно взболтал кружку с питьем. Сделал пару глотков. Мышцы лица свело, и Хан еле удержался от того, чтобы непроизвольно сморщиться: какая первостатейная гадость. Но сладкий сироп восстанавливает силы и кровь, поэтому – еще три глотка.       Когда емкости, наконец, были заполнены – каждая только на третью часть – Хан гепаринизировал каждую, затем разбавил раза в три – на глаз. Засунул в каждую пробирку одноразовую ложку, наклонился к столу и медленно, капля за каплей, ввел по ложке фиколлурографин, осевший инородным слоем на дне и, подложив пару каких-то коробок, оставил штатив наклоненным под углом. Центрифуги в распоряжении нет, поэтому придется ограничиться более нетребовательными к аппаратуре методами. Хан повертел головой, пуская кровь в застоявшиеся мышцы. Пока тянулось ожидание, Хан подготовил второй комплект посуды и помыл инструмент. Он заглянул в штатив. Красное теперь было на дне, а сверху – неопределенного цвета жидкость. Аугмент слил верхнюю часть в новое стекло, а отделившиеся эритроциты – в раковину. Если надо будет, у него еще много осталось. Хан посмотрел сквозь грязно-желтоватую смесь с редкими бурыми точками. Подойдет, если никому не вгонять ее в вену, а лишь настроить анализатор телепорта на сравнение этого состава и того, что находится в камере – и запрограммировать запуск только при соответствии. Хан перелил всю недоочищенную кровь в одну банку, тщательно закупорил. Надо передать Майкрофту, чтобы отвез в лабораторию. Он поместил банку в холодильник. Хан опустился на свой – Шерлока – лабораторный стул, закрыл глаза, выровнял дыхание и погрузился в тихую тьму, что всю жизнь сопровождает его и клубится где-то под веками в ожидании своего часа.       — Шерлок? Шер-лок. Не спи, замерзнешь, – Джон прикоснулся к плечу Хана. Он открыл глаза – вперился в точку на противоположной стене – и сразу же перевел их на Джона. Тот уже открыл холодильник.       — Так, что тут у нас. Плесневелый хлеб, зеленая колбаса… каменный паштет… мохнатый суп… Что еще? Это надо? – он не глядя выставил из холодильника руку, пальцы которой опасно скользили по горлышку драгоценной банки.       — Оставь это, Джон.       Рука втянулась обратно, стекло дзынькнуло по металлической полке.       — Ну, хоть яблоки еще живые. М?       Хан нашел трость, слез со стула. Кресло – преудобнейшая вещь, особенно после нескольких часов сидения за столом. Он мельком взглянул на часы: уже семь, вот почему Джон здесь.       — Я, вообще-то, покормить тебя пришел, — Джон опирался локтями на кухонный стол. – Что ты будешь?       Хан повернул голову для отказа, но Джон перебил:       — Возражения – не принимаются, понятно? Я твой лечащий врач, и ничего лучше хорошего питания еще не придумали, так что давай, определяйся с обедом.       Хан дышал ровно и размеренно. Уйди, Джон, пока цел. Уйди. Тебя очень много стало в этой жизни, и это уже слишком. Не стоит относиться к аугменту, как к больному ребенку, и тогда есть шанс унести свой скелет в исходной комплектации. Хан разомкнул губы:       — Ничего, Джон.       — Не принимается. Тогда, как минимум, сэндвич.       — Хватит.       Джон отвлекся от намазывания масла на хлеб:       — Что?       — Не утруждайся, иди домой Джон. Я справлюсь, — Хан, как мог, был вежлив. Что-то клокотало в груди, и он впился пальцами в мягкие подлокотники, чтобы не встать и не отправить в мусорку и хлеб, и Джона. И чтобы потом не завязать ее большим узлом и не пристроить куда-нибудь в стену, между ребрами дома, под обои, чтобы пребывали здесь вечно. Он продолжал наблюдать за движениями Джона: как нож погружается в сыр и мясо, отделяет ровные цветные пластинки, и как затем пальцы с короткими светлыми ногтями осторожно берут их, чтобы уложить на свое место. Хан видел сосредоточенный джонов взгляд. Сэндвич на широком лезвии ножа переехал на тарелку, по стенкам стакана стекали мелкие капли – от кипятка; долька лимона, как странная слепая рыба, виднелась в посветлевшем напитке. Джон поставил перед ним чай, протянул тарелку:       — Поешь хоть немного. Пожалуйста, Шерлок.       Хан посмотрел в искреннее, участливое лицо Джона. Протянул руку, проскользил случайно пальцем по чужому ногтю. Сэндвич не был тяжелым, но почему-то до сих пор плавные движения дали сбой. Хан торопливо опустил тарелку на стол. Поднялся, сгреб трость кулаком, поспешил к себе в комнату. Там плотно закрыл дверь и замер, прислушиваясь к своему предательскому сердцу, так громко отбивавшему свой тамтам, что, казалось, Джон мог под него станцевать фокстрот. Трость выпала из рук, и Хан посмотрел на свои ладони с чуть подрагивающими пальцами. Он скинул халат – теперь дышится много легче – в одной рубашке прошел дальше, мимо незакрытой двери шкафа. Сполз на пол, отковырнул нужную половицу, всмотрелся в свернутый жгут и пакет с неопределенным содержимым, но передумал и положил доску на место. Попытался успокоить дыхание, закрыл даже глаза, но перед этим увидел манжет собственной рубашки с парой капель красного. Пальцы вцепились в плотную ткань. Хан почувствовал, как натянулись нити и с сухим треском начали лопаться под его руками. В дверь тихо постучали.       — Шерлок, с тобой все в порядке? Ты как там?       Хан согнулся пополам, вцепившись в собственные волосы. Пальцы поскользили по прядям, натянувшимся и ставшим как прежде, а челюсти разошлись, обнажив зубы, способные рвать сырое мясо. Кожа собралась толстыми складками на переносице. Ни звука. Лишь рваное дыхание, чтобы сердце не остановилось. Как разобраться?! Где врожденная свирепость? Где же ярость и мертворожденное сопереживание? Где, спрашивается, вечная озлобленность?!       Ничего не осталось! Где Хан Сингх, сын боли и огненных игл?! Где адская смерть, сотканная из мешанины поколений?! Хан распахнул зажмуренные веки. Спокойная теплота дерева пола, потемневшего от времени и обнажившего свою суть, была не к месту. Усилием воли Хан опустил руки. Оперся на них, поднял голову. Из зеркала на него смотрел худой загнанный зверь с торчащими из-под рваной ткани ребрами. С узкими зрачками светлых беспощадных глаз. Брови опустились, вмиг потеряв изумленное выражение, и стали на место. Зубы за поджатыми губами сомкнулись, а ноздри раздулись, будто в ожидании чего-то. Хан поднялся на ноги. Сменил рубашку. Трость валялась возле двери, но он, будто не заметив, прошел мимо. Ну и что, что подволакиваются ноги. Скоро все будет как прежде.       Хан добрался до сэндвича, одним движением закинул в рот, вернулся в комнату. Джон сидел в своем кресле, с недоумением взирая на мечущегося друга и не понимая, чем еще можно помочь.       — Шерлок, ты куда? – крикнул он, когда Хан набросил на плечи ту куртку, в которой оставлял свои документы, когда пропадал, и перекинул через плечо лямку мешковатой сумки, куда бережно опустил банку с неизвестным содержимым, а затем скрылся на лестнице со всей возможной скоростью – то есть немногим быстрее черепахи. Джон, было, выбежал следом, но увидел только закрывающуюся дверь кэба. Он обреченно вздохнул, вернулся в гостиную, забрал свои вещи и пошел домой. Сегодня Шерлока ждать бесполезно.       Хан посмотрел сначала в затылок кэбмена, а затем – в зеркало заднего вида.       — Останови. Здесь.       Таксист бросил беглый взгляд через зеркало на пассажира. Руки его потянулись к нужным рычагам, но отлаженные движения скособочились, и кэб фыркнул и заглох. Хан оставил деньги на сиденье. Его не смутила ни дальняя полоса, ни плотное движение. Не глядя по сторонам, он уверенно двинулся к тротуару, и его ничуть не волновали многочисленные гудки по сторонам. Он свернул в проулок между домами. Карта в голове – единственный указатель – точно сходилась с тем, что было здесь. Хан нырнул в совсем неприметную узкую подворотню. Стены домов через пару десятков футов разошлись, и Хан прошел мимо бочки с горящими внутренностями, вокруг которой собрались несколько человек. Один из них заинтересованно проводил шаркающего Хана взглядом, покопался в карманах. Пошел наперерез:       — Э-ка! Ну-ка, парниша, че забыл здесь, а?       Хан сжал зубы крепче, хотя губы непроизвольно растягивались в стороны. Человек приближался, уверенно поигрывая бабочкой.       — Э, парниша. Че удираешь, а? Че ты, ну-ка стой, а—хгрх— а…       Хан развернул корпус и взял человека за шею и солнечное сплетение. Легко поднял, обернулся, упер обе руки в стену, не обратив даже внимания на выпавшую бабочку и на то, как скребет грязными ногтями по его запястьям этот безбашенный господин. Человек тонко засвистел горлом – Хан раньше не слышал таких звуков – когда аугмент, зацепившись пальцами плотнее, начал разводить руки в стороны, вслушиваясь в музыку рвущихся связок и мышц. Этого так не хватало! Его постучали по плечу. Хан с рычанием повернул голову. Спокойный долговязый парень с бородой невозмутимо сжал плечо его куртки в кулак и ткнул пальцем в горизонтально висящего отброса:       — Слышь? Давай это… Ну, это… — он махнул рукой, — нафиг его. А, не-не, ты не рви его, ты чего, мы его как лечить-то будем?       Хан сфокусировался на собеседнике. Обдолбан по самые уши.       — Тетрациклинкой помажешь, — прорычал он.       Парень махнул рукой.       — Так это, то… Тетрациклинка-то это… Ха— ха, ну да. Гы— ых. А то че-то с голосом-то не то, и вон, это*, — он, хихикая, показал на расползающееся по нестираным штанам пятно. У Хана заломило ноги, и он разжал пальцы. Отброс со всхлипом шмякнулся в грязь, вскинулся и, перебирая конечностями как ящерица, тут же куда-то делся.       Хан продолжал переваливаться с ноги на ногу. Неуклюжие движения не доставляли неудобств, но влияли на скорость. Нужны всего лишь тренировки. Обдолбыш тащился рядом; не отставал, но и не уходил в сторону. Смотрел стеклянными глазами на окружающий мир, бесподобно бестолково вываливая на него все богатство своей мимики и, периодически, что-то, съеденное ранее. Хан остановился. Этот — тоже. Два истукана стояли рядом, один из них пошатывался.       — Чего тебе надо, — не повернув головы, сказал Хан.       — Э-э.       Хан ждал. Проходили минуты.       — Ты, это…       Тишина. Биг бен прозвонил восемь.       — Ну, ты же, типа, Шерл… — его снова вырвало. Хан смотрел вперед.       Меня. Зовут. Хан.       — Типа да.       — Круто. Круто.       Хан для верности подождал еще, но не услышал ничего нового. Он двинулся вперед, наконец, оставил странного позади; лишь изредка доносившееся из-за спины неразборчивое «круто…» напоминало о нем, да и то быстро затихло. Хан толкнул раздолбанную дверь в какое-то заброшенное здание, растолкал ногами ошметки кирпичей. Недалеко от входа лестница без перил вела ниже. Хан двинулся к ней. Придержал сумку у бедра. Прошелся кончиками пальцев по шершавой пыльной осыпающейся стене. Два пролета — нескончаемо долгое расстояние, когда из ресурсов — только две слабые конечности. В неосвещенном подвале за двумя поворотами Хан обнаружил темную сплошную дверь. Костяшками он сыграл по глухому железу незамысловатую мелодию. В двери образовалось отверстие, через которое на него глядели два внимательных карих глаза.       — Что надо?       — Океанские люди легко оцепеневают, — тихо сказал Хан.       Дверь бесшумно распахнулась. Хан шагнул в чистое белое помещение. Брови его опустились ниже, рука крепче прижала сумку. Привратник за спиной щелкнул замком: Хан почти что вздрогнул, обернулся на человека. Смерил его взглядом. Двинулся дальше. Все отлично, это его место, не чье-то.       Майкрофта.       Хан чувствовал под ладонью холодное стекло. Нет, его. Он заставил лицо быть безразличным.       За автоматическими дверями, ведущими в основное помещение, Хан остановился. Перед ним возвышалось два стеклянных ящика; к каждому из них подведены пучки проводов и трубки разных цветов, разных назначений. Хан склонил голову в сторону. Хорошие аквариумы. Люди по сторонам заинтересованно разглядывали его. От застопорившихся в едином порыве ученых отделился один, чуть более живой. Как только он сдвинулся с места, остальные будто оттаяли и принялись за свои дела.       — Мистер Холмс?       Хан перевел на него взгляд. Человек отшатнулся.       — Верно.       — Но мы не ждали…       — Это неважно. Я хочу знать, на каком этапе сборка, что уже сделано и что из моих записей вам потребовалось, — Хан взглянул на бейджик на белом лацкане. — Мистер…       — Моррисон. Гилберт Моррисон.       — Я уже в курсе.       Моррисон замешкался. Хан не сводил с него глаз. Человек, наконец, отмер:       — Вот здесь камеры по вашим эскизам, — он махнул рукой в сторону, — вот — основной аппаратный центр.       Они подошли к большому клубку проводов, как попало воткнутых в гнезда на многоярусной плате. Что-то болталось сбоку и подмигивало синим; тихо шуршал кулер. Хан осмотрел конструкцию.       — Это настолько же уродливо, насколько плохо собрано, мистер Моррисон. Здесь должно быть водяное охлаждение, а не вот это, — он сунул палец в кулер и тот тут же замер. — Почему вы не заботитесь о порядке? В нужный момент это будет очень важно, — вкрадчиво добавил Хан.       — Мистер, сэр, это лишь пробная сборка…       — Когда вы делаете ребенка, Моррисон. Первый — это тоже — пробная сборка? — Хан склонил голову вбок.       Человек заморгал.       — Соберите это так, чтобы было понятно, что, куда и откуда идет. Беспорядок вреден, мистер Моррисон. Он чреват.       — Да, сэр, — Моррисон склонил голову. Ну, вот и хорошо. Стая возглавлена.       — Мне нужно рабочее место с компьютером.       — А, вот, мистер Холмс, — Моррисон указал ладонью на свободный просторный стол в углу с моноблоком, стоящим на нем. — Мистер Холмс просил для вас его приготовить.       Хан осмотрел толстый аппарат.       — Не подойдет. Достаньте мне нормальный компьютерный блок, чтобы монитор был отдельным компонентом, Моррисон. Пока что передвиньте его туда, — он обернулся к проводатому убожеству.       — Хорошо, сэр.       — Как организованы поставки?       — Как-какие поставки?       — Химикаты. Составляющие. Кто-то же привозит вам кофе и воду. Кто-то меняет вам постель, вы живете здесь же, я прав?       — Я не знаю, мистер Холмс, — человек пожал плечами. — Мы составляем списки, кладем их на полку в коридоре. Мы весь день здесь, понимаете? Мы даже не видим, кто нам готовит. Компоненты оставляют там же в коридоре — там есть ниша. Пойдемте, я покажу вам!       — Тиш-ше. Не стоит кричать и волновать коллег, мистер Моррисон. Мой брат… Бывал здесь?       — Да-да. Он приезжает регулярно.       — Я вас понял. Идите, мистер Моррисон.       — Но…       Хан посмотрел на него. Хватит пустой болтовни, человек. Иди и займись полезным делом. Он проследил, как его стол начинают переставлять. Так, теперь анализатор. Он отыскал взглядом нужные трубки, проследил, куда они выводят. Банка коротко стукнула стеклянным дном по столу, когда Хан переливал содержимое в баллон для распыления в камере. Затем поместил немного в маленькую кювету — будет образцом. Он плотно завернул крышку.       — Мистер Холмс, сэр! — позвал Моррисон. — Все готово.       Теперь его компьютер был рядом с мозгом телепорта. Осталось поставить туда нормальный сборный системный блок и спарить два клубка проводов воедино. Пока что можно заняться подготовкой программы сравнения, раз уж он здесь. Заодно можно будет сразу проверить на работоспособность. Хан погрузился в строки кода.       Двери разъехались в стороны, раздался уверенный стук форменных каблуков по полу. Хан вскинул голову от монитора. Шаги прошли мимо всех лаборантов и ученых, замерли за спиной. На плечо легла теплая рука.       — Как ваши успехи, мистер Харрисон?       Хан опустил взгляд на свой стол:       — Движутся. Не беспокойтесь, — собственный голос был слишком высок.       Пальцы сжали ключицу. Дышалось через раз. У самого уха раздался голос:       — Не дерзи, сынок. Сегодня я не в настроении выслушивать твои фразочки.       Рука пару раз будто погладила его по плечу и растворилась. Хан не шевелился. Маркус хлопнул в ладоши:       — Ну, где мой отчет? Джон, ну? Долго ждать?       Хан поднялся со своего рабочего места. На общей панели посередине кабинета он холодными пальцами набрал нужную последовательность; клавиатура загоралась и гасла в такт его движениям. Над столом растянулась голограмма корабля. Дикие животные линии корпуса, переходящего в клешни пушек с одной стороны и в самые мощные из всех сопла двигателей — с другой. Темная обшивка чуть переливалась под лучами невидимого солнечного ветра. Случись это в других обстоятельствах — Хан был бы горд. Он движением пианиста прикоснулся к точке на двигателе. Она подсветилась синим. Глядя мимо адмирала, он сказал:       — В этом узле нужны поправки, если вы хотите заложить в них возможность маневрировать в варпе.       — И что же тебе мешает? — адмирал любопытно прищурился.       — Если тронуть этот узел, нужно следом за ним исправлять половину двигателя.       Адмирал подошел к Хану. Тот замер. Дышать следует тихо. Говорить следует по делу. Прописные истины, преподанные лично адмиралом. Александр Маркус нежно взял Хана за запястья.       — Сынок, — доверительно начал он. — Ты мне уже три недели морочишь голову этим своим узлом, — он потянул Хана от стола, развернул к себе. Рука соскользнула со стеклянной столешницы, оставив влажный след с подробным рисунком ладони. — Я не знаю, чего ты добиваешься, но я ведь не смогу ждать вечно, правда? Посмотри на меня, — добавил он. Хан поднял голову выше. При виде лица Маркуса тошнотворный ком перегородил горло. Хан всеми силами старался вернуть себе обычное выражение, однако глаза упрямо раскрывались шире, а уголки губ опускались вниз. Пальцы Маркуса на запястьях сжались, но Хан не вырывал рук. — Или, может, обсудим наедине?       Маркус сделал шаг к дверям; Хан вынудил себя не жмуриться — просто закрыть глаза. Он твердил, что это нужно для того, чтобы остальных не будили, но от себя не скроешь, что все это — чтобы не тронули его.       — Прошу, адмирал, не надо. Я рассчитаю.       Железная хватка на запястьях пропала, в голосе адмирала лучилась улыбка:       — Ну, вот и хорошо, сынок. Жду твоего отчета.       Его заправски хлопнули по спине, и Маркус удалился.       Хан окинул взглядом прячущих глаза людей. Конечно. Кто он такой, чтобы их судить.       Хан оторвался от кода, когда завибрировал телефон. Естественно, он не будет отвечать! Хан ухмыльнулся. Огляделся по сторонам, заслышав ноты чужого голоса. Майкрофт что-то втолковывал одному из ученых; тот только согласно кивал. Наконец, они разошлись, и Холмс обратил внимание на Хана.       — Зачем ты пришел сюда, Шерлок? — нахмурился Майкрофт.       — Хотел увидеть, что вы здесь насобирали. Я в тебе немного разочарован.       — И почему же? — подбоченился Майкрофт, но увидел это, пожалуй, только Хан.       — Начнем с того, братец, что я не зря просил мощные компоненты, а не вот это, — он снова коснулся кулера. Покачал головой, — придется все менять, это время.       Майкрофт стукнул зонтом в пол.       — Что за жидкость ты залил и для чего она?       — Это ограничитель. В камеру распылится раствор и весь объем, что будет им заполнен, будет рабочим полем. Мы же не одни только яблоки будем телепортировать, братишка, — Хан заговорщицки растянул губы.