То, чего не видел Джон. The Story

      — Мистер Холмс?! — звук женского голоса отразился от стен гостиной. Она уже немолода, невысока ростом, требовательна и почти всегда знает, чего хочет. Дипломатична однако: обязывает положение. Вошла в комнату: каблуки нерешительно простучали пару шагов. Хан оторвал взгляд от окна, за которым разглядывал почти полную, чуть начавшую таять луну.       — Чем могу помочь, леди?..       — Смолвуд, мистер Холмс.       — Смолвуд? Не вы ли имеете честь работать недалеко от моего уважаемого брата?       — Так и есть.       — Что же привело вас сюда, в эту, по его словам, захламленную глушь?       — Я должна вам кое-что рассказать, мистер Холмс. Это совершенно конфиденциально, но мне требуется… Ваша помощь.       Хан обратил внимание на ее чуть подрагивающие руки. Он отсюда чуял только что вылитые на ее кожу духи, легкий запах пота и кислый — слюны, оставленный недавно, стертый, но оставивший след в воздухе, оседающий прямо в носоглотке. Увлекательно. Он упал в свое кресло и жестом указал на простой стул, не знавший различий для попрошаек с улицы и работниц министерства. Леди Смолвуд опустилась на него с грацией и пластичностью бывшей гимнастки, сумку оставила лежать на коленях. Волнуется и неуверенна. Вопрос, отчего? Хан слепил сосредоточенную гримасу, чтобы внимательно выслушать то, что привезла для него леди. Как оказалось — не зря.       — Прошу поверить, я постараюсь оправдать ваше доверие, — он серьезно на нее посмотрел. — Я буду вашим представителем и сделаю все что смогу на этот счет.       Леди Смолвуд обмякла. Впервые за вечер она улыбнулась с облегчением, словно все заботы свалились с ее плеч:       — Спасибо, мистер Холмс. Я уверена, вы многое сможете. Спасибо.       — Теперь вынужден с вами попрощаться, поскольку леди не пристало в такое время находиться вне дома, — вкрадчиво сказал Хан.       — Да, да. Приятно было с вами пообщаться, мистер Холмс.       — Взаимно, — он склонился в галантном поклоне и захлопнул за ней дверь. Теперь еще и она. Майкрофт не единственный, кому Магнуссен ставит палки в колеса. Зачем он это делает? Что за партию разыгрывает? Хан должен это узнать, и как можно скорее. Сегодня уже действительно поздно, а вот завтра надо встать пораньше и приняться за дело.       Здание CM news поражало помпезностью. Высокая белая арка перед входом, блестящие эскалаторы и стены. Огромное пустое пространство, где всегда есть чем дышать. Стеклянные стены офисов, словно витрины, не скрывали ни единого движения своих обитателей, и колонны, как прутья огромной решетки, делили этажи на сектора. Чем-то даже похоже на терминал звездного флота. Так же нарочито и бессмысленно, шик технологий и абсолютное невнимание к людям, там обитающим. Сверкающий лабиринт. Хан не поморщился: сейчас ненужные эмоции будут только мешать. Он здесь с совершенно ясной целью и даже захватил кофе, потому что чтобы сюда добраться, потребовалось подняться с постели в умопомрачительную рань. И хотя способ выбран крайне тривиальный… Чье-то плечо подчистую снесло его кофе, разлетевшийся в воздухе и упавший на еще теплую после утюга блузу. Хан резко остановился.       — Что же вы наделали! — раздался знакомый, но обреченный голос. — Смотрите под ноги!       Джанин отряхивала ткань, чем только больше размазывала пятно. Она подняла голову, чтобы высказать Хану все, что хотела.       — Вы? — гнев сменился недоумением, — Откуда вы здесь?       — Э-м, да так, привело одно дело. А вы? — Хан смешался.       — Я, собственно, здесь работаю, — она обвела взглядом помещение, но на одной точке он задержался дольше положенного. Хан обернулся. В глубине второго этажа виднелись двери лифта. — Извините, мистер Холмс…       — Шерлок.       — Шерлок, да. Мне пора. Еще надо, — она торопливо показала на испорченную блузу. Хан поймал ее за запястье, чуть сдавил. Под пальцами часто билась вена.       — Вы не сходите сегодня… На чашку кофе в обед… Со мной?       — С вами? — пульс забился чаще.       Хан виновато поджал губы, окинул пятно целомудренным взглядом:       — Я же должен как-то, хм. Искупить вину. Так что?       — Идет. Ждите меня здесь в час-десять. Сейчас я действительно должна идти, — запястье выскользнуло из рук. Хан протянул салфетку:       — Возьмите.       — Спасибо. Шерлок.       — Итак, каким кофе будете извиняться? — Джанин с легкой улыбкой осмотрела сначала витрину, потом лицо Хана. Склонила вбок голову в ожидании. Прядь свалилась с плеча на грудь. Хан с честью выдержал взгляд:       — А какой предпочитаете?       — Черный без сахара.       — Правда?       — Нет, — она показала белоснежные зубы. — Капучино.       — Дама желает капучино, — сказал он бариста. Тонкорукий темнокожий мигрант коротко кивнул, уже занося совок над банкой с арабикой. — Рубашка уже в химчистке, полагаю?       —Да, отправила курьером, — Джанин кивнула.       — У вас на службе есть курьеры?       — Да… Впрочем, вам не нужно ничего об этом знать.       Хан наклонился ближе к ее уху и прошептал вполголоса:       — Вы же понимаете, что теперь я не отступлюсь, пока не выясню, что делают курьеры в вашем пентхаусе.       — А как же, — она улыбнулась. — Но я вам ни-че-го не говорила.       — Если вы сегодня вечером не откажете мне во встрече, то я и сам вам многое про них расскажу.       — Вот как? У вас все же появилась вакансия?       Хан забрал стаканчик с кофе и протянул Джанин.       — Почти уверен. Так во сколько и где вас встретить?       — Дайте-ка подумать. «Russel Square» в Блумсбери вас устроит?       — Более чем, — он кивнул. В пять жду вам там, с меня салат.       — Договорились. Только не сегодня. Через два дня.       Хан удержал усмешку, и она просочилась лишь одним приподнятым уголком губ.       — Планы?       — Небольшие.       — Могу помочь?       — Не думаю. Встреча с давней подругой, после которой я буду отсыпаться с похмельем.       — Понятно. Тогда через два дня.       Когда Джанин приложила карту к считывателю возле лифта и двери открылись, она шагнула внутрь.       — Извините, Шерлок, но вам сюда нельзя.       — Почему же? — Хан замер с занесенной ногой.       — Мой босс не любит гостей, пусть и в обед, — она сморщила нос. Хан опустил ногу на полированный пол лифта. Джанин нахмурилась: неужели придется сказать дважды! Он оценивающе посмотрел на панель управления и легко прикоснулся к одной из кнопок. Тонкий свет охватил ее контур.       — Шерлок!       Хан показал зубы. Двери поползли из стен. В последний момент он выскользнул из лифта, оставив Джанин одну:       — Через два дня.       Джанин улыбнулась.       Неосвещенные холмы скрывали стелющегося к земле Хана. Холмы — это хорошо, холмы — это прикрытие. Да вот только перед самым зданием они заканчивались плоской словно тарелка плантацией газона, перемежающейся невысокими кустами да небольшим озером в форме полукруга. В центре этих земель находился Эплдор — гнездо Магнуссена, куда и стремился Хан. Зайти проще всего будет через двери, решил он: кто же охраняет ночью вход, когда полно других обманчиво темных и безопасных углов, сквозь которые можно просочиться в дом. Можно было бы, не будь они утыканы камерами, словно акула — прилипалами. Хан заранее подготовил отмычки. Он долго ждал этого момента: выслеживал маршруты охраны, режим дня хозяина; он даже однажды просидел под окнами всю ночь, чтобы выяснить, насколько часто владелец Эплдора прогуливается по ночным коридорам. Не знал он только одного: где в этом доме находится его цель. Куда точно ему следует проникнуть, чтобы — он поправил неудобную, выскальзывающую папку, набитую бумагами — найти место своему грузу. Хан улучил момент между двумя охранниками, проскользнул ближе к входу. Ловко орудуя отмычками, он вскрыл замок и вошел внутрь. Теперь бояться почти нечего, если правильно выбрать маршрут. Майкрофт оказал посильную помощь: его люди раздобыли план дома и камер; Хан знал, где перейти от стены к стене, чтобы, по крайней мере, скрыть свое лицо, а то и присутствие. Первый этаж был пройден безрезультатно, как и второй. Оставалась башня, в которой кроме спальни владельца дома ничего поместиться просто не могло. Ночь грозила скоро закончиться вместе с инкогнито Хана, и он начал непозволительно спешить. В ухе зашелестел наушник:       — Хан, ты уже там?       — Да.       — Уходи оттуда.       — Осталось уложить подарок и все будет готово.       — Нет. Сворачивай задание. Уходи, забери подарок с собой.       — Понял.       Хан выбрался из дома, обошел охрану, просочился между кустами и озером, чтобы не попасться ни в один объектив. На дорогу выходить совершенно не стоило, поэтому он отправился обратно тем же путем, что прибыл — через холмистые поля. Документы оттягивали руки, но деть их было некуда. Хан набрал Майкрофта.       — Почему ты отозвал меня?       — Новые обстоятельства. Магнуссен сделал свой ход. Хорошо, что ты не успел, потому что пришлось бы забирать обратно. Теперь содержимое этой папки бесполезно, если не сказать опасно. Так что занеси ее мне прямо сейчас, и можешь быть свободен.       Свободен, как же! Майкрофт ведет свою игру, но Хан остался должен леди Смолвуд и он обязан выполнять эти человеческие законы, ибо сам среди них человек. Бросить ее сейчас означает разрушить собственную репутацию. Такого Хан не мог себе позволить, так что дело продолжается.       Несмотря на слабость новой команды, набранной Майкрофтом, Хан смог вылепить из них нечто подобное настоящим ученым. По крайней мере, они не лезли в анализатор, но при этом живо интересовались физикой процесса, что происходил на их глазах. Этого было вполне достаточно, тем более что их интерес подогревался предстоящим событием: стоило Хану войти в лабораторию, как все с ожиданием на него посмотрели, прервав даже праздные разговоры. Аугмент водрузил на стол небольшую клетку, в которой грозно обозревала окрестности черная мышь.       — Запись включена? — поинтересовался Хан. Кто-то кивнул и нажал кнопку диктофона. — Итак, эксперимент с живым существом. Первым было яблоко. Итог — расщепление на мякоть и кости. Эксперимент два, используем лабораторную мышь. Мышь небольшого размера, черного цвета, характер вспыльчивый, возраст около семи недель, здорова. Репродуктивные функции в порядке, поведение стандартное. Время начала эксперимента — пятнадцать ноль три. Кладу мышь в линзу. Включаю аппарат. Старт. Вижу стандартную работу аппарата. Мышь исчезла из линзы. Вижу ее в приемной камере. Животное не двигается, лежит, — Хан внимательно осмотрел линзу и аквариум. — Мышь мертва. Предположительно произошло расщепление. В линзе вижу остатки когтей, — он подал мышь одному из ученых. — Препарируйте. Конец эксперимента пятнадцать ноль пять.       Мертвую мышь унесли, а Хан сел за компьютер. Понятно, по какой причине остались когти — это материал, почти не снабжаемый кровью, и материала аугментов там не было. Но остальное?!       — Мистер Холмс? Здесь нечего смотреть, практически, — виновато окликнул его тот, кто унес мышь не подносе. — Все внутренности на месте, кроме сердца. Оно стало… Вот, — он поднял лезвие скальпеля, с которого стекала красная кашица. Хан сжал голову руками. Единственный выход, который он видел — это положить на постамент кусок собственного тела и посмотреть, наконец, что с ним станет.       Фонари с высоты своего роста освещали путь паре, двигавшейся почти в ногу. Женщина повисла на мужчине, настойчиво пытавшемся выспросить адрес, куда можно отправить кэб и таким образом доставить спутницу домой.       — Нет-нет! Я хочу закончить этот вечер иначе! — почти неразборчиво сказала она. — Это же был отличный вечер, правда, Шерлок?       — Правда. Куда мне зайти за тобой завтра? М?       — И никуда не надо заходить! — Джанин хихикнула. — Я буду там, где ты меня точно найдешь!       Хан взмахнул рукой. Загрузил Джанин, сел следом и внимательно осмотрел машину, которая ему попалась, вместе с пожилым водителем.       — Бейкер-стрит 221б.       Водитель кивнул. Огни за окном плавно двинулись и поплыли, а Джанин уютно устроила голову на плечо спутнику и уже почти уснула. Шофер открыл окно: в отличие от Хана, ему запах алкоголя от нее казался раздражающим.       Джанин открыла глаза. Она лежала, укрытая теплым, уютным одеялом на мягкой большой кровати в комнате с высоким потолком и зелеными стенами. Окно было открыто, а рядом на нее спокойно смотрел Хан во вчерашнем вечернем костюме.       — Ой, — тихо сказала Джанин, натянув повыше одеяло. Потом заглянула под него и не увидела ничего, кроме своего вчерашнего наряда, помятого, но нетронутого. Только босоножки были сняты и — она заглянула за край постели — небрежно стояли рядом, на белом тонковорсом ковре. Она перевела на Хана виноватый взгляд.       — Прости…       — Ты красива, когда спишь. Доброе утро, — Хан встал и покинул комнату. Он был свеж, будто кто-то другой полночи бродил по городу, а затем боролся со сном оставшееся время, бывшее спокойным, а потому сложным для такого дела. Недавно подготовленные тосты были еще теплые, но для верности все же отправились в духовку на несколько минут. Лишь бы в них не впитался тот горелый запах, который прочно там поселился с тех пор, как Хан начал пытаться освоить эту технику. Масло на тостах таяло быстро, маленький омлет уже был готов, а свежий круассан из кафе под домом манил одним видом. Хан наполнил стакан соком и расставил все на подносе. Это обязано ей понравиться. Он старался. Последний жест — будто вылепленный лиловый цветок среди блюд. Надо бы отправить СМС о предложении встретиться одному важному человеку, что так мешал леди Смолвуд своим шантажом, но это подождет, ведь приятная девушка, которая ждет его сейчас, будет поважнее. Хан подхватил поднос и, скрывая улыбку, отправился в свою спальню.       — Как тебе? — вопрос был неуместным хотя бы потому, что тосты исчезали с тарелки один за другим, яичница была уже уничтожена, а стакан неотвратимо пустел.       — Очень, очень, невообразимо вкусно, Шерлок! Спасибо, но мне уже пора собираться. Скоро начну опаздывать.       Значит, лишний запах не впитался. Отлично. Хан надеялся, что следующий шаг, им столь спонтанно запланированный только что, пройдет также легко.       — Ты не станешь…       — Что? — ее мягкий высокий голос спутал все мысли. Хан растерялся.       — Ты, — он бестолково махнул ей ладонью, — не против, если, ну… Никогда не лез за словом в карман, но здесь как-то, — он вымученно улыбнулся. — Может быть, нам попробовать встречаться?       В глазах Джанин появились игривые огоньки.       — А давай! Можно попробовать, не я ли сетовала об этом на свадьбе?       — Точно.       — Что вы сказали? — Майкрофт исподлобья разглядывал стекло итальянского буфета в своем кабинете. Трубка возле уха вещала о чем-то важном. — Я должен сам увидеть, перешлите мне запись.       Спустя несколько минут входящие прозвенели новым сообщением со ссылкой на пленку. Майкрофт развернул видео на максимальный размер: несколько камер на Бейкер-стрит иначе давали слишком мелкую картинку. Одна за другой они показывали надвигающегося на них Хана, короткий миг мелькающих в кадре рук, а потом — тьма. Последняя камера прожила чуть дольше, но лишь затем, чтобы показать аугмента в обычном шерлоковом наряде, однако чуть более изящном, чем обычно, с крупной запиской в руках:       «Не смей заявляться ночью. Сегодня я намерен быть без своего большого брата. Следи за улицей. Никуда не улизну.»       Лишь только Майкрофт успел прочесть записку, она была небрежно отброшена, снова замелькали гипертрофированно крупные ладони и камера погасла. Майкрофт опустил лоб на переплетенные пальцы.       — Ничего не делать. Следите за всем вокруг дома, чтобы даже мышь не пробежала. Визит отмените, не хватало спугнуть его оружием. Ждите дальнейших указаний завтра, — Майкрофт положил трубку. Как ни странно для его положения, он привык вслушиваться не только в голую логику, но и в собственную интуицию, которая сейчас шептала успокоиться: Хан обычно верен слову, а особенно верен, когда слово в его интересах. Так что Майкрофт направился домой, а с утра выехал прямиком на Бейкер-стрит: выяснить, что же на этот раз является предметом торга.       Он, как обычно, поправил молоток на двери — они оба знали, как это его раздражает! — и без стука вошел в гостиную. На диване он увидел молодую женщину, погрузившуюся в телефонный интернет, будто она сестра Антеи. Хана нигде не было видно. Она, очевидно, ждала приема, а ставший карикатурно несносным не так давно испеченный сыщик просто тянул время. Майкрофт прошел мимо нее, углубился в кухню. Из спальни вышел поправляющий воротник Хан.       — Я вчера неясно выразился? — тихо и невозмутимо спросил он.       Майкрофт многозначительно обернулся на женщину, приподняв бровь.       — И тебе привет.       — О Боже, Майкрофт? — Хан скорчил презрительную гримасу. Он протиснулся к плите, нашел среди беспорядка джезву. — Я разочарован.       Горячий кофе разлился по двум чашкам, одна перешла в руки женщины.       — О! — она улыбнулась. — А кто — вы? — она посмотрела на Майкрофта. — Вы вроде были на свадьбе Мэри и Джона, нет?       — Это мой брат… Майк.       Майкрофт ошарашенно посмотрел на Хана. Хан дождался, пока он отвернется и подмигнул Джанин.       — Майк! Очень приятно! Но мне пора, а то уже почти опаздываю. Чудесный кофе!       — Сегодня вас жду и сделайте все, как мы решили, — Хан открыл дверь. Джанин вышла в коридор, но перед этим, пересекшись с ним взглядом, также подмигнула, но Хан оставался серьезен. Он выудил из кармана свой смарт и застрочил по экрану.       — Что ты делаешь? — Майкрофт подозрительно следил за его действиями.       — Пишу СМС.       — Кому?       — Нашему общему знакомому, у которого я так и не отыскал архивы.       — Я сказал, тебе, это больше не твое дело!..       — Я им и не занимаюсь.       — Тогда какого черта…       — У меня клиент. Ты пришел, чтобы почитать нотации? Лучше найди мне тот желтый камень, который ты бездарно упустил. Пока, — Хан развернулся, не отрываясь от телефона, и побрел в спальню. Он закрыл за собой дверь и прислушался: Майкрофт постоял еще немного, а затем покинул дом. Хан быстро переоделся и выскользнул через окно на задний двор, потому что там можно было удачно проскочить под камерой, а после рысцой скрылся за ближайшим поворотом, путая следы. Джанин вернется только вечером, а значит, у него есть почти девять часов на то, чтобы завершить сегодняшний план.       «Чужая душа — потемки. Зачем я Джону?       Нет.       Зачем Джону Шерлок? Люди…»       Хан задумчиво посмотрел в камеру Майкрофта за пятой книгой в шкафу Шерлока. Раньше его никогда не занимали подобные мысли. Раньше… Хан закрыл глаза. Решившись, встал с кровати, неторопливо прошел к гостиной и спокойно закрыл дверь. Развернулся и со всей возможной для себя скоростью ринулся обратно, почти не касаясь пола, по пути стягивая с себя одежду. В спальне он накинул ее на книжный шкаф, перекрывая сразу две камеры, кинул первые попавшиеся вещи на остальные три — у него оставалось около тринадцати минут до визита людей Майкрофта. Не задерживаясь, чувствуя приятное напряжение в давно не нагружаемых мышцах, накинул другую, мешковатую, куртку, отобранную вчера у кого-то на улице, открыл «потайной» ящик (о котором не знали, наверное, только Лестрад и Андерсон, но другого в этом доме не было), сгреб оттуда давно заготовленные пакетик, шприц и жгут и выпрыгнул в открытое еще днем окно. Входную дверь внизу он принципиально не стал запирать, хотя раньше никогда не был так мягкотел по отношению к окружающим.       Общество само поможет Шерлоку выйти из игры.       — Есть дело, — Хан стоял возле по-прежнему горящей бочки. Знакомый обдолбыш удерживался в вертикальном положении отчасти благодаря тому, что ногами вообще не касался земли. Стеклянный взор не задерживался ни на чем, лишь мутно шарил вокруг. Хан оценил состояние собеседника, положил его на землю и уселся рядом. Полы пальто жесткими складками легли бы возле ног, если бы оно было на нем. Сейчас же серая спортивная куртка просто разъехалась по сторонам. Неизвестно, что сейчас бродит по его венам, однако это ненадолго. За восемь часов пройдет, наверное. Когда солнце за облаками, должно быть, уже пошло к западу, обдолбыш открыл глаза. Он глупо таращился по сторонам, а скоро узрел и Хана.       — О, чувак!       Хан промолчал.       — Ты чего здесь?       — С тобой хотел поболтать, да тебя не было.       — А-ха-ха. Точно! — обдолбыш хохотнул. — Чего хотел?       — Хотел предложить тебе работу. Разовый заработок.       — Да? Что надо? — он заинтересовано посмотрел на Хана.       Аугмент склонился ниже и объяснил суть того, что требовалось сделать. Обдолбыш выпучил глаза и замотал головой.       — Да не, чувак! Я что, нарик что ли, я не умею так!       — Это любой умеет, не говори чуши, — Хан поморщился.       — Ну вот любой пусть и делает, почему я-то!       — У тебя руки подходящие.       — Чего?!       — Не дрожат, хотя это странно. Плачу двести фунтов. Сколько это доз?       — Да ну, дозы лажа. Я так, по фану. Слезу, если надо будет.       — Ну да, — Хан потер шею. Она, казалось, чуть зудела, ведь именно туда он предлагал залезть этому человеку с единственной целью: избавиться от жучка. Дел было немного: он неглубоко под кожей, но сам Хан сделать этого не мог, поскольку по нелепой случайности его руки росли в другую сторону. — Решай. Тебе такого больше никто не предложит.       Обдолбыш, прищурившись, посмотрел в небо, потом на землю.       — Ты в больницу не можешь никак, да?       — Никак не могу.       — А как делать, если даже наркоза нет?       — У меня есть доза морфия.       Он одобрительно глянул на Хана.       — Я в деле тогда. Ты Шезар, да?       Хан молча поднялся.       — А где делать будем? — обдолбыш смотрел на него снизу вверх, отчего радужки, подсвеченные солнцем, становились будто наполненными прозрачной водой. Хану показалось, что где-то там он увидел тихие золотые искры и нечто свое, темной чешуей мелькнувшее в самой глубине.       — Ты и покажешь, — сказал он.       Тот пожал плечами, угловато поднялся и побрел в сторону. Спустя два дома они вышли на пустырь, а одно из полуразрушеных зданий оказалось убежищем для таких же забытых жизнью, как его спутник. Уже на первом этаже отвратительно пахло осыпавшейся штукатуркой, грязью, испражнениями и пыльной, немытой кожей, а на втором, где и располагалась комната, закиданная лежалыми матрасами, запах становился совершенно невыносимым. Темные, исписанные поколениями наркоманов разных мастей, стены подпирали затянутый паутиной потолок; из мебели был лишь один гнилой старый стол. Люди, лежащие вповалку, оставляли между тел лишь один проход по середине комнаты. Были, однако, и свободные места. Хана подвели к одному из них, в самом дальнем углу. Это ложе было сравнительно чище, чем остальные. А может, просто новее. Обдолбыш махнул рукой:       — Это как бы мое. Пойдет?       Хан обошел вокруг. Если он здесь начнет брыкаться без сознания, то перебьет половину населения, и даже не поймет этого. Такой исход совсем не нужен. Остается лишь один выход.       — Пойдет, — угрюмо согласился он.       Хан собрал покупки в пакет и закинул на плечо. Можно было понести на голове, так удобнее, но здесь его не поймут. Скоро вернулся в притон, где разорвал тишину угара грубым треском дрели. В пол по сторонам матраса тщательно вогнал несколько толстых штырей с отверстиями на концах, а к ним приладил прочные плетеные стальные нити, оставив их концы свободными. Налег на них всем весом, прыгал вокруг и дергал изо всех сил, стараясь выдернуть из бетона или порвать, но все было безрезультатно. Беспокоило его то, что в бессознательном состоянии он мог быть сильнее, и все же это не полная гарантия неподвижности. Но штыри были вогнаны глубоко, а нити — достаточно толстыми, так что он понадеялся, что все пройдет гладко.       Пора бы и начать, да вот только Хан смотрел на обрамленное витыми стальными волосами грязное ложе, и ощущал поднимающийся из глубины давно, казалось бы, переваренный страх. Ужас перед вынужденной беспомощностью, хотя она и будет на благо. Он сжал зубы крепче, банку со льдом твердо поставил прямо на пол, рядом. Завершил последние приготовления; обдолбыш толокся где-то возле, не внушая особого доверия, однако больше сделать это было некому. Вокруг витали запахи разложения и мочи тех, кто совсем или почти остался здесь навсегда. Как та, слева, темнокожая с пышными свалявшимися волосами. С исколотыми, в старых и новых рытвинах, руками, замершая со взглядом вверх, в никуда, болезненно скорчившаяся в единственной доступной позе. Спустя несколько часов ее отпустит то, что она только что ввела между пальцев оголенных ног с потрескавшейся кожей, и она выползет отсюда на поиски новой дозы, и сюда же и вернется. Хан отвернулся от нее. Заляпанный многолетним потом матрас ждал его.       — Начинаем, — сказал Хан обдолбышу. Тот подошел ближе и неуверенно посмотрел на Хана.       Аугмент молча стянул с себя мятую серую кофту с капюшоном и следом футболку; обе упали в пыль рядом с его ногами. Колени уперлись в свалявшуюся набивку, носки кроссовок — в серый, заваленный песком и мусором пол. Хан обернулся, обмотал лодыжки тряпками и сверху — стальной нитью в несколько раз. Собственноручно затянул концы зажимами. Для освобождения у обдолбыша есть кусачки, да не забудет ли он ими воспользоваться? Он опустился на матрас грудью; по коже грубо скользнула заскорузлая от времени и впитавшихся жиж ткань. Запястья покрыл тряпками так же, но тщательнее, и одну руку закрепил на тросе сам, вторую протянул своему хирургу:       — Посильнее ключ тяни.       Обдолбыш налег всем весом, гайка затянулась. Хан изо всех сил дернулся, но ничего не случилось, кроме того, что по позвоночнику снизу вверх поползло знакомое холодное липкое чувство. Не давая старой панике захлестнуть себя, Хан наблюдал, как жгут ложится на плечо и затягивается, как шприц заполняется жидкостью и как затем перекачивает ее в его собственную вену. Этот морфий должен избавить его от самого неприятного момента… Сознание заволокла туманная тьма, сгустилась, и принесла красочный сон о безупречно красивой галактике, что была видна из большого окна Хановой детской комнаты на станции, и маленький Ханни завороженно смотрел, открыв рот, как она вращается и становится с каждой секундой все больше. Вот он уже видит даже отдельные звезды: они сверкают, они так прекрасны! Они поглощают его собственный мир, все кипит и плавится вокруг, и безопасные стены с безобидным шестилапым рисунком становятся раскаленной ловушкой, из которой не убежать… Глаза не открываются, но он способен двигаться, так что пытается выползти из-под завалов, а вокруг слышны душераздирающие крики его собратьев, которым он никак не может помочь… И он бежит один, потому что боится, что тоже умрет там, под льющимся бетоном, расплавленным бесконечным жаром упавших звезд. Его кто-то зовет чужим именем, но Хан, зная, что должен откликнуться, лишь бежит быстрее. Встрепенувшись, он открыл глаза. Перед ним неясное черное пятно что-то говорило, загривка касались холодные пальцы. Шею прошила боль. Хан вздрогнул, но стальные нити держали так, что не шелохнуться, и из глаз покатились непрошеные слезы. Он зло закричал, не понимая, что происходит, вывернулся, словно червь, но лишь отбросил от себя темное пятно, оказавшееся размытым человеком. Тот быстро поднялся и снова потянулся к Хану дрожащими руками.       — Я уже зашиваю, чувак, подожди. Уже скоро. Шезар! …       Хан начал вспоминать, зачем он здесь. Руки и ноги двигаться не могли, шею пронзала боль стежок за стежком, но основное было позади. Он скосил глаза: в банке со льдом темнел кусок его плоти с ошметком кожи. Хан зажмурился и вцепился зубами в грязный матрац: надо сосредоточиться и не мешать; плевать, что его шьют. Дошьют и отпустят. Верно же, отпустят?       Кулаки сжались изо всех сил. Хана вырвало.       Щелкнули кусачки. Рука упала на пол и стукнулась об него ребром ладони, следом вторая, а потом стали свободны и ноги. Занималась вечерняя заря, и так хорошо, что она не имела ничего общего со сном! Хан был обессилен от, казалось бы, простейшей операции, что делается за несколько минут. Он указал взглядом на свою одежду на полу:       — Дай мне.       Но обдолбыш пошел в другую сторону. Там подобрал какое-то тряпье, даже в сумерках казавшееся истлевшим. Он обтер Хана и его ложе от нечистот:       — Там один ласты склеил, ему уже не надо.       Потом помог натянуть футболку, дал воды и оставил в покое. Хан снова погрузился в сон, но ни одно сновидение его не посетило. Он не знал, сколько прошло времени; его разбудил громкий голос:       — Айзек? Айзек Уитни? Айзек? Привет, дружище, ну-ка сядь. Вот так.       — Доктор Ватсон… — еле выдавил кто-то позади.       — Да.       — Где это мы…       — В заднице вселенной среди отбросов общества. Сюда смотри.       — А вы пришли за мной…       — Думаешь, у меня тут много знакомых? Ну как ты?       Хан приподнялся на локте. Он уже не чувствовал слабости, и несколько глотков влаги перед сном сыграли свою роль; он обернулся:       — О, привет, Джон. Не ожидал тебя тут увидеть, — Джон медленно повернулся на голос. Хан скорчил улыбчивую гримасу. — Может и меня заберешь?       — Так. Что. ТЫ. Здесь. Делаешь. Шерлок.       — А…       — Даже не хочу слушать. Поднимайся, — он мотнул головой. Закинул на себя Айзека, но тот смог идти сам.       — Джон, я только…       — Знаешь что? Если тебе скучно, мог бы и позвонить!       — У вас медовый месяц.       — Это не значит, что нас нет!       Хан ударил по фанере, приколоченной к серой стене, и та отлетела, освободив дорогу на пожарную лестницу.       — Бога ради, Джон, я веду дело!       — Месяц. Меня не было месяц! Один!       — Я работаю! — Хан перепрыгнул через перила и приземлился на стену, следом на мусорный бак под ней и, наконец, на кучу какого-то картона.       — Шерлок Холмс в наркопритоне. Как это выглядит?       — Я под прикрытием!       — Врешь!       — Иди к черту! — Хан взмахнул руками. Морфий еще все же не полностью выветрился, и он мог влиять. Но нужно немного, всего около получаса. Рядом скрипнул шинами по асфальту автомобиль. Мэри быстро вникла в ситуацию и ожидаемо рассердилась:       — Быстро в машину! Оба!       Хан плюхнулся рядом с Айзеком, Джон — рядом с Мэри. Обдолбыш выбежал следом, баюкая руку возле груди:       — Пожалуйста! Возьмите меня, у меня рука сломана…       — Проваливай, — Мэри была взбешена.       — Отвезем его, — сказал Джон.       — Куда?       — Садись, и она не сломана, — Джон высунулся из окна, указал на место позади себя. Обдолбыш поспешил занять его. Хан подвинулся.       — Ох, может, всю эту братию развезем по домам? — спросила Мэри.       — Как ты, Шезар? — Хан увидел у него под полой контейнер с маяком и кусочком мяса. А мог бы и забыть. Хан в нем не ошибся.       — Шезар? — Джон обернулся.       — Я под прикрытием работал… — съязвил Хан.       — Серьезно, — Шезар? — Мэри ухмыльнулась. Джон вытянул из кармана телефон:       — Мы не домой, а в больницу. Я звоню Молли.       — Зачем?       Хан вытер лицо платком. Все же на нем еще были остатки желчи; хорошо, что Джон невнимателен: пут он, похоже, вовсе не заметил.       — Чтобы Шерлок Холмс сдал свою мочу на анализ.       Хан закрыл глаза. Джон!       Он протянул Молли склянку с материалом анализа. Сдавал и не такое, но эта ситуация просто позорна. С другой стороны — чего он хотел от людей? Ждал неприкрытого презрения, получил ровно то, что планировал. Влажно чпокнула резина перчаток: Молли стянула их одну за другой и бросила на стол. Джон стоял, скрестив руки на груди:       — Ну что, он чист?       Конечно же нет, прошло слишком мало времени!       — Чист, — Молли обернулась к нему. Затем подошла к Хану и одолжила хлесткую пощечину. Затем вторую и третью. Хан повел челюстью: как ни странно, он хорошо прочувствовал удары.       — Как ты смеешь губить невероятный талант, дарованный тебе природой?! И как ты смеешь предавать любовь друзей?! Ты хоть сожалеешь?       — Сожалею, что твоя помолвка расторгнута, — протянул он, поглаживая щеку, — хотя рад отсутствию кольца…       — Довольно, — тихо сказала Молли. — Слышишь, довольно!       — Если ты чувствовал, что готов сорваться, что тебе мешало взять трубку и позвонить? — спросил Джон. Даже то, что аугмент сидел на столе, не давало Джону преимущества в росте. Хан поморщился:       — Пожалуйста, успокойся. Это все ради дела.       — Боже, — прошептала Мэри. Обдолбыш, которому она бинтовала растянутую руку, был достаточно трезв, чтобы оценить обстановку и помолчать.       — Я хочу знать, что это за дело.       — А я — с чего ты стал ездить на работу на велосипеде.       — Хм, — Джон мотнул головой. — К черту твои игры, — он подошел к окну.       — Причем недавно и с завидным упорством.       — Неинтересно!       — А мне интересно, — сказал обдолбыш, — ой!       — Прости, ты сам дернулся, у тебя растяжение, — Мэри продолжила.       — Знаю. Мне ее вывернули, — он посмотрел на Джона.       — Да?       — Да. Один парень.       От Хана игра в гляделки не укрылась. Он внимательно смерил этого человека взглядом. Джон быстро и слишком высоким голосом предположил:       — Наркоман, наверное. Нуждался в дозе, — он осмотрел свои ботинки.       — Да, у каждого свой наркотик, — заметил Хан.       — Дело в рубашке? — спросил обдолбыш.       — Что, прости? — Хан обернулся к нему. Теперь он был уверен, что зрение его днем совсем не обманывало: искры и в самом деле существовали и светились сейчас в глубине отощавшего от наркотиков мозга, давая ему силы. Джон открыл рот.       — Это складки, да? Две складки спереди. Рубашку недавно складывали, но она не новая. Видимо, вы одевались утром второпях.       Хан даже улыбнулся. Ну надо же, что может сотворить случайное прикосновение в нужный момент. Тот гнусаво продолжал:       — Значит, вы храните так все рубашки. Но почему? Думаю, потому что вы каждое утро едете на работу на велике, там принимаете душ и надеваете то, что привезли с собой. Удобнее держать свои рубашки наготове, чтобы быстро сунуть их в рюкзак, — у Джона задергался нос. Он не отрываясь внимательно слушал.       — Неплохо, — заметил Хан.       — И, как подсказывает дедукция, — до того безучастная, Мэри обернулась на него, — начали вы недавно, седло вам натирает, что сказывается на походке.       Джон, подняв брови, вопросительно посмотрел на свои ноги.       — Нет, он всегда так ходит, — возразил Хан. — Напомни свое имя?       — Меня называют Уиг.       — Вранье.       — Ну, если точнее, Уигги.       — Не думаю.       — Билл. Билл Уиггинс.       — Что ж, хвалю за наблюдательность, Билли.       Пришло СМС. Хан вчитался в текст.       — Ну вот, наконец!       — Наконец, что? — спросила Молли.       — Хорошие новости? — сказал Билли.       — О, отличные, просто прекрасные. О моей наркозависимости узнали газетчики, игра начинается, — Хан набрал один номер и выскользнул за дверь. — Прошу извинить, я на секунду.       — Да, — раздался в трубке приглушенный голос.       — Милая, я чуть задержусь, не выходи без меня из дома, договорились? — мягко протараторил Хан.       — Ты что-то припас? Жду тебя, — в голосе сквозила улыбка.       — Скоро буду. Поспи пока, еще рано.       Люди вышли, обсуждая что-то невыносимо скучное, и Хан погрузился в свои мысли. Контейнер остался у Билли; не приведи Люцифер он его оставит без холодильника. Джон сел в такси, Хан машинально пошел следом.       — Ты, конечно, слышал о Чарлзе Огустусе Магнуссене?       — Да. Владелец газет, по-моему. Тех, что я не читаю.       — Постой, а куда остальные пропали?       — Мэри повезла ребят по домам, мы же при тебе это обсуждали.       — Вы обсуждали при мне… Значит, я это отфильтровал.       — К-хм. Я заметил.       — Приходится фильтровать болтовню. У миссис Хадсон я всегда отключаю звук, — кэб остановился прямо напротив входа в квартиру. — Ох, какого черта здесь делает мой брат?       — Хан поправил молоток на пятнадцать градусов вправо и ухмыльнулся.       — Что, расплачиваюсь опять я?!       — Дверной молоток. Он всегда его машинально поправляет. Обсессивно-компульсивный синдром.       — Зачем ты это делаешь?       — Что делаю?       — Ох, ничего…       Они вошли в дом, но не смогли сделать и шага: на нижних ступенях задумчивый Майкрофт опирался обеими руками на ручку зонта.       — Ну что, Шерлок. Опять подсел? — металлический голос не вязался с расслабленной позой.       — Что ты тут делаешь?       — Это я ему позвонил, — признался Джон.       — Зов сирены смертельной бездны. Точь-в-точь как у дяди Руди, хотя на мой взгляд, тебе бы больше подошел трансвестизм.       Хан усилием воли скрестил руки на груди, а не между ребер Майкрофта.       — Ты ему позвонил? — тихо спросил он у Джона.       — Разумеется, позвонил.       — Разумеется! Слушай, чтобы мы не теряли время, куда ты все спрятал?       — Мы? — Хан затылком почуял неладное.       — Мистер Холмс? — раздался сверху голос. Хан ринулся наверх:       — Проклятье!       Если. Там. Сейчас. Что-то. Переставят. Хан свернет им шеи. Однозначно. Хан влетел в двери.       — Андерсен?!       — Простите, Шерлок, это ради вашего же блага, — Андерсен показал ладони в беззащитном жесте. На столе громоздились пробирки, реторты, бумаги и микроскоп, небрежно поставленный на самый край. В одном из стаканов плескалась жидкость, равно похожая на чай или раствор какой-то кислоты.       — О, это он, потрясающе, — женщина непривлекательной наружности, затянутая во что-то облегающее, беззастенчиво рассматривала его маргинальный облик. Хан накинул на голову капюшон и улегся прямо поперек своего кресла. — Ты говорил, он выше!       Майкрофт скользящей походкой с поднятым подбородком вошел в двери.       — Андерсен и еще кое-кто из твоего фан-клуба, будь вежлив. Они надежны и безотказны. Даже изъявили желание обыскать свалку токсичных отходов, которую ты называешь квартирой, — яд лился из каждого слова. Как же, оскорбить репутацию и так зависимого и слегка неживого братца еще одной порцией сплетен — черт возьми, нехорошо-то как вышло! Хан зевнул.       — Ты теперь знаменитость, наркозависимость — непозволительная роскошь.       — У меня нет. Никакой. Наркозависимости.       — А где мое кресло? — Джон растерянно разглядывал пятно на ковре, более яркое, чем остальной ворс.       — Оно перекрывало вид кухни.       — С глаз долой, из сердца вон. Ясно.       — Ты уехал, я увидел возможность…       — Любоваться кухней?       — Ну что, вы нашли что-нибудь? — Майкрофт обернулся к фан-сыщикам.       — Тут нечего искать! — Хан крепко держался за холодный остов кресла, иначе был готов растерзать всех. Майкрофт осмотрелся. Словно ищейка, он двинулся в сторону ванной:       — Спальня заперта. Тебя не было дома всю ночь. Так почему человек, который никогда не удосуживался запереть дверь без прямой просьбы своей матери, сделал это на этот раз?..       — Все, хватит! — Хан сдернул капюшон. — Все, стоп! Остановись! — Он вскочил. Майкрофт прикоснулся к ручке спальной. — Ты донес свою мысль.       Хан бы не успел отбросить назойливого человека до того, как он ворвался бы в спальню. Хан напряженно сидел в кресле, вцепившись в подлокотники. Джон поджал губы:       — Боже, Шерлок…       Майкрофт обернулся.       — Что ж, мне, разумеется, придется позвонить родителям в Оклахому. — Хану было плевать, да хоть Кирку на Энтерпрайз! Хотя последнее было бы нелишним. — Уже не в первый раз твои злоупотребления вносят хаос в их размеренную жизнь.       Хан тяжело поднялся с кресла. Как видно, с морфием он все же переборщил, потому что его шатало, и он ничего не мог поделать. По кривой он приблизился к Майкрофту:       — Это не то, что ты думаешь. Это все ради дела.       — Какое дело может это оправдать? — усмехнулся Майкрофт. Он был похож на оскалившуюся статую, в отличие от бледного Хана с залегшими под цепкими глазами мешками и иссушенной, почти что чешуйчатой кожей, словно диковинный ящер с нелепыми мерзкими своенравными прядями на черепе.       — Магнуссен. Чарлз. Огустус. Магнуссен.       Лицо Майкрофта вытянулось. Он был бы рад, если бы Хан по крайней мере оставил это дело, а лучше — совсем забыл. Слишком опасно это для Майкрофта, потопить которого сейчас, когда он носит темную, страшную тайну, весьма легко. Майкрофт обернулся к фан-клубу, нацепив благодушное безучастное металлическое лицо:       — Сейчас вам показалось, что вы услышали чье-то имя. Так вот, вы ошиблись. Если вы кому-то скажете, что слышали его в этой комнате в данном контексте, я гарантирую вам от имени Британских спецслужб, что на ваших компьютерах будут обнаружены некие материалы, в результате чего вас немедленно возьмут под стражу. Не отвечайте, сделайте испуганный вид и исчезните.       Люди торопливо и молча подчинились. Майкрофт посмотрел на Джона.       — Надеюсь, с вами можно обойтись без угроз.       — Наверное, нам обоим было бы неловко, — предположил Джон. Хан хохотнул: вот бы он сейчас и Майкрофту растянул случайно руку.       — Магнуссен — это не твое дело, — Майкрофт растерял всю свою спесь и просто просил. Хан ткнул в него пальцем:       — То есть, оно твое?       — Можешь считать, он под моей защитой.       — Или ты у него под колпаком?       — Пойдешь против Магнуссена и вскоре обнаружишь, что пошел против меня.       — Хорошо. Непременно это учту, — Хан обошел его по широкой дуге. — Э-м. Что-то я хотел сказать, — он открыл дверь на выход. — Ах да, пока.       Возле самого порога Майкрофт прошипел:       — Неразумно, братец мой!..       Шаг — и запястье, заведенное за спину, потянуто вверх. Болевые захваты — не его конек, но основы впеклись прочно. Зонт простучал по полу; Майкрофт взвыл и встал на самые кончики пальцев, иначе вывернутое плечо прошибала резкая боль. Он прикусил язык. Хан наклонился к самому его уху:       — Братец мой. Неразумно запугивать меня, — он потянул руку выше, отчего Майкрофт вытянулся как мог и еле дышал. — Когда я — под дозой.       — Майкрофт, не говорите ни слова, — встрял Джон, — уходите, не то он порвет вас на мелкие кусочки. А мне эта перспектива не по душе, — он твердо посмотрел на Хана. Тот освободил чужое запястье и отошел в сторону. Майкрофт схватился за плечо. — Нет, Майкрофт. Ни слова, — Джон протянул ему зонт. Глава Британии молча забрал его и скрылся за дверями.       — Магнуссен? — Джон подошел к Хану.       — Который час?       — Около восьми.       — У нас встреча через три часа. Надо душ принять.       — Говоришь, это ради дела?       — Да!       — Что за дело?       — Настолько серьезное, что разумней держаться от него подальше, — Хан подошел к ванной.       — Запугиваешь?       — Боже, нет! Пытаюсь втянуть, — он закрыл за собой дверь, и уже из-за нее громко, чтобы Джон точно услышал и понял как надо, — В спальню мою не лезь.       Он включил воду: звук был отчетливым, но Хану не мешал слушать то, что происходило снаружи. Джон медленно двинулся в нужном направлении и почти уже дошел, как щелкнула дверь спальни. Хан улыбнулся: ванную он оставил незапертой. Этой женщине не дано устоять.       — О, Джон, это ты. Привет, как дела?       — Джанин?       — Извини… Я не одета. А, остальные ушли? Я слышала голоса.       — Да, ушли.       — Боже, уже почти восемь. Я опаздываю. Мне показалось, тут спорили. Это был Майк?       — Майк?       — Майк, да. Его брат. Они вечно воюют.       — Майкрофт?!       — Его действительно так называют?       Хан ухмыльнулся и залез в душ. Время не ждет.       — Да.       — О, может, ты пока сваришь кофе?       — Конечно. Да.       — Отлично. О, а как там Мэри? Как семейная жизнь?       — Неплохо все. Все хорошо.       Горячая вода полилась сверху, обожгла почти затянувшийся шрам. Хан запустил руки в волосы.       — О, кофе теперь там. А где Шерл?       — Шерл… К-хм, он душ принимает. Думаю, выйдет через пару минут.       — О, как обычно.       — Да?       Возле дверей послышалась возня, ручка повернулась.       — Доброе утро! Для меня местечко найдется?       Хан оглянулся:       — О, ты уже встала! Найдется.       Хан глянул в сторону, но сквозь штору был виден лишь неясный силуэт Джанин. Она потянулась к воротнику, к пуговицам на его рубашке, что кокетливо закрывала лишь бедра. Хан еле успел остановить ее, для чего пришлось стремительно выйти из-под душа; штора прилипла к мокрому животу.       — Хочу посмотреть на все это, но не здесь, — он склонил голову набок. Голос стал ниже и бархатистее. — Мы ведь подождем до вечера, м? К тому же там Джон, а я не люблю свидетелей.       — И что же будет вечером? — Джанин подошла немного ближе, пальцем провела по краю прилипшей шторы.       — Увидишшь.       Она пригладила его топорщащиеся от воды волосы обеими руками:       — Ты знал, что так тебе идет больше?       — Неимоверно, — Хан посмотрел в зеркало, на старого себя. — Будь добра, полотенце вон там.